Медицинский триллер. Компиляция. Книги 1-22

— А это кто? — осведомился он.

— Мой коллега, тогда он тоже был в чине сержанта. У него с самого начала был собственный взгляд на дело. Более того, он занимался собственным расследованием в рамках официального следствия.

— Это должно было сделать его всеобщим любимцем.

— Вот именно. Они с Коксом чуть не перегрызли друг другу глотки. Тем более что Гомер с самого начала утверждал, что это не Меррик, и делал все возможное, чтобы донести это до всех. Так что в конечном счете дело чуть не дошло до рукоприкладства. А затем мы установили связь между жертвами и Пендредами. В это время оба они работали лаборантами в морге Западной Королевской больницы. Все жертвы так или иначе досадили Пендредам. А когда выяснилось, что алиби у них очень шаткие, нам снова показалось, что мы близки к цели. Оставалось только решить — кто из них был убийцей.

— А что, оба не могли это сделать?

— Первые четыре убийства они могли совершить вдвоем, а вот пятое безусловно было совершено одним человеком. Два свидетеля помешали ему, когда он извлекал мозг. Он бросился бежать, но было слишком темно и его не удалось разглядеть. Однако убийца был один.

Как бы то ни было, мы с Коксом колебались, зато у Гомера не было никаких сомнений. Он всегда во всем уверен. Так вот, он пришел к выводу, что его подробный анализ преступления безошибочно свидетельствует о виновности Мартина. Беда заключалась лишь в том, что пятое убийство произошло прямо у нас под носом, а у Мартина было алиби. Проститутка Дженни Педжет заявила, что в это время он был с ней.

— А Мелькиор?

— А у Мелькиора не было свидетелей.

— А данные судмедэкспертизы?

— Отпечатков так и не нашли. Мы предположили, что Мелькиор использовал украденные из больницы перчатки, а затем сжег их. Из больниц каждый месяц исчезают перчатки — в основном их выбрасывают по причине износа. Их сжигают, и от них не остается ничего, кроме горстки пепла. Кроме того, похоже, что после каждого убийства он возвращался в больницу, чтобы принять душ. Мы обследовали душевые в морге на предмет следов крови, однако ничего не нашли. Как, впрочем, и в доме Пендредов.

Питер молчал. Он тоже допил вино и теперь с огромным вниманием рассматривал ножку бокала, словно отыскивая в ней какой-то изъян. Беверли ощутила отдаленный холодок, но он тут же исчез.

— Так в чем дело? — повторил Питер.

Она внезапно почувствовала, что этот вопрос ей задают как будто два разных человека — ее любовник и адвокат. Поэтому, тщательно подбирая слова и чувствуя от этого неловкость, она ответила:

— Мелькиор был признан виновным, и его приговорили к пяти пожизненным срокам. Думаю, если бы состоялась психиатрическая экспертиза, его оправдали бы, но результат был бы таким же. Он пытался защищаться и проиграл. Он все время настаивал на том, что невиновен. Семь месяцев назад он умер.

Беверли встала, ощущая страшную усталость. Питер смотрел на нее, но его взгляд ничего ей не говорил.

— А теперь убийства начались снова, — наконец договорила она.

Питер подошел к Беверли и обнял ее за плечи. И она ощутила невероятное облегчение оттого, что ей есть на кого положиться.

Облегчение и счастье.

Айзенменгер договорился заехать за Еленой в половине восьмого, но из-за собрания немного опоздал. Когда он позвонил в звонок, дверь открылась не более чем через восемь секунд, и Елена, пренебрегая общепринятыми условностями, с порога заявила: «Ты опоздал», после чего оставила его стоять у дверей.

Ее краткое появление дало ему понять, что она не только сердита, но и находится в процессе наложения макияжа, поэтому он закрыл дверь и прошел в гостиную, где смог спокойно погрузиться в размышления о женском лицемерии. Прошло еще семь минут, прежде чем она появилась из своей спальни, на этот раз завершив все свои приготовления.

На ней было облегающее платье из бледно-голубого шелка, к которому оказалась приколота изысканная бриллиантовая брошь в серебряной оправе, подаренная им на ее день рождения два месяца назад. Она показалась ему самой желанной на свете женщиной, о которой он мечтал всю свою жизнь.

И тем не менее он снова различил в ее взгляде тревогу. «Да что же с ней такое творится?» — подумал он.

В процессе относительно короткого, но довольно интенсивного общения он успел узнать бурный темперамент Елены и ее стремление к независимости. Он знал, что она никого не пускает в свой внутренний мир, слабо мерцавший под защитой внешнего ледяного панциря. Знал он и то, что только ему дозволено проникать за его пределы, но лишь на тех условиях, которые предлагала сама Елена.

Он никогда не пытался изменить ее, ему даже не приходила в голову подобная мысль, но та холодность, с которой он регулярно сталкивался, постепенно начинала ему надоедать.

— Как Париж?

Она занималась поисками своей сумочки или шарфика.

— Очень французский, — ответила она, обращаясь к какой-то фарфоровой фигурке, на которую ее лаконичность вряд ли могла произвести впечатление.

«Впрочем, возможно, это свидетельство того, что она пребывает в хорошем настроении», — подумал Айзенменгер.

— Не сомневаюсь… но Париж весной?..

— Париж, как все большие города, полон людей, считающих себя лучше всех из-за того, где они живут. — Она нашла пейджер и положила его в сумку. — К тому же завален собачьим дерьмом, — добавила она, поворачиваясь к Айзенменгеру.

— Ты сегодня не дежуришь? — спросил он, направляясь за ней в переднюю.

Елена была дежурным адвокатом; и хотя возможность ее вызова была маловероятна, это не украсило бы их сегодняшний вечер.

— Дежурю. А что? — с вызывающим видом осведомилась она.

— Да так, — пробормотал он, не рискуя говорить что-либо еще.

Однако Елена смягчилась:

— Дэн заболел. Я обещала его подменить.

Они молча спустились вниз, а когда садились в его машину, он осмелился поинтересоваться:

— Так что, поездка была неудачной?

Она застегивала ремень безопасности и ответила не сразу:

— Это была конференция по правам человека, Джон. Точно такая же, как любая другая.

Ему показалось, что она говорит усталым и даже подавленным голосом. Впрочем, он тоже всегда плохо себя чувствовал после конференций, — наверное, это было связано с отвратительной пищей в буфетах, фальшиво жизнерадостными вечеринками и бесконечными докладами. Поэтому он поклялся сделать все возможное, чтобы хоть немного взбодрить ее.

Заворачивая за угол, он заметил заголовок вечерней газеты, вывешенной на стенде перед входом в торговый комплекс, и его клятву затмили новые мысли.

Потрошитель наносит новый удар.

Потрошитель? Мелькиор Пендред? Но ведь он был мертв.

Елена тоже обратила внимание на этот заголовок, а взгляд, который она бросила на лицо Айзенменгера, заставил ее вернуться к прежним размышлениям.

— Ты ведь участвовал в этом деле?

— Пять убийств и все под копирку, — погружаясь мыслями в прошлое, ответил он. — Мелькиор Пендред был приговорен за них к пожизненному заключению. Семь месяцев назад он умер в тюрьме. Так что вряд ли он мог бы совершить это.