Медиум поневоле
Шрифт:
На улице все белым бело, снега за ночь навалило прилично, и ранние прохожие, чертыхаясь пробираются к остановкам транспорта и станциям метро. Я тоже прошла эту полосу препятствий, но на душе радостно и волнительно. Моя новая жизнь, что она мне несёт? Какие дары и испытания приготовила? Получится ли у меня рисовать? Если нет, моя учеба под большим вопросом. Эх надо было потренироваться дома, растяпа!
Сегодня четыре пары, две из них у нас с Костей совпадают. Решив применить знакомую тактику, рассудила его игнорировать. Придя, сразу заглядываю в учебную часть, сдаю флешку с моей курсовой руководителю и куратору справку из поликлиники.
Чем отличаются лекции в разных мирах? Да в общем то ничем. Если преподаватель отрабатывает для галочки, то никакой даже самый интересный материал не пойдет впрок. Пронесется белым шумом мимо студенческих ушей.
Первая пара как раз такая, преподаватель и ученики отрабатывают общее наказание с гордым названием «Стилистические и композиционные приемы в живописи Нидерландов, в эпоху возрождения».
Слушаю вполуха иногда бросая взгляды на доску, по которой идут слайды. Внезапно сердце замирает. Неотрывно смотрю на картину Босха- Страшный суд, конечно, Александра видела эту картину и раньше, но я-то нет! Моё некроманское сердечко сжимается от масштаба, детальности и мрачного флёра картины.
Слайд переключается, а я все сижу с открытым ртом. Не могу поверить, но в последний момент на гениальном полотне я увидела довольно точное изображение праста.
Праст — злобная тварь из моего родного мира, рогатая, горбатая, с медной кожей и длинными когтями. Не-ре-аль-но!
На перемене меня окружают девчонки и наперебой спрашивают, что с глазами. Я объясняю, что приобрела линзы для коррекции зрения, ну и заодно выбрала цвет. В меня летит град вопросов: «Где? Почем? Есть ли другие цвета? Сколько ждать заказ?». Я и рта открыть не успела, как подошли еще две девочки:
— О Саня, что с глазами?
— Линзы, — твержу как попугай.
Потом ситуация повторяется ещё раз. Хочется закатить глаза так, чтоб были видны одни белки. И мне перестали задавать вопросы.
— Так, а что за магазин?
— Метрополис! В интернете, — придумываю на ходу. Ай пусть ищут, лишь бы отстали.
В конце коридора замечаю Костю, который надвигается как грозовая тучка. Парень как всегда стильно одет и аккуратно причесан, но я вижу чудовище. В двух шагах его решимость дрогнула.
— Саш, а что с глазами? — этот туда же.
— Линзы, — хором отвечают девочки.
Мои вы хорошие, довольная улыбка так и лезет на лицо. Костя отводит меня в сторону, больно схватив за локоть.
— Что с моей курсовой? — зло шипит и рассматривает меня с прищуром, ну нет, на меня такое не действует, возможно Сашка-ромашка и смутилась бы, но не боевой некромант.
— А что с ней? — хлопаю ресничками.
— Мне ее вернули! Сказали не позориться и переделать! И ещё… — заметно мнется.
— Что ещё?
— Марианна Вадимовна сказала не смешивать личные отношения с учебой. Ехидно так сказала, с улыбочкой. Ничего пояснить не хочешь?
Понимаю Марианну Вадимовну, список литературы раскрыл ей тайну конфуза Костиной курсовой. Сам парень туда, наверное, не заглянул даже.
— Во-первых Кость, курсовая твоя, ты и разбирайся что не устроило твоего руководителя. Во-вторых, убери руку или я сломаю тебе палец.
Парень
потрясённо отпускает мой локоть, ну а я выдаю свою фирменную некромантсткую ухмылку, широкую и злую.— Саш, да что с тобой? — тон, «ах как я оскорблен», прям до самых гланд.
Наверное, надо раскрыть карты, чтобы он отстал наконец. Задумавшись где-то с минуту просто смотрю ему в глаза, пытаясь найти далекий свет сожаления или раскаяния. Да, это моя личная убогая теория, я думаю, что в каждом человеке есть свет. Кто-то сияет ярко, озаряя все и всех вокруг добром и радостью, ну вот есть такие люди, после общения с которыми ты становишься капельку счастливей. В других маленькое личное солнце освещает лишь внутренний мир человека, делая его хоть и не компанейским добряком, но очень честными, преданным и надежным. И последний тип, чей свет запрятан так глубоко, что кажется он и вовсе померк, утерян, забыт. Но он есть, и порой проявляется, неожиданно и ярко. В глазах напротив, таких красивых и таких жестоких, света нет, он спрятан слишком давно и глубоко.
— Видишь ли Константин, мне стали известны подробности твоего разговора, а также зажиманий с Настюшей Смирновой в аудитории 302 б. Поэтому отвалил от меня на хрен! — рявкнула в стиле мэтра Картона.
— Ты подслушивала? — его глаза бегают, а губы белеют.
— Не совсем так, — отвечаю уклончиво. Чисто технически подслушала Александра, а не я и ему знать об этом не обязательно.
Парень стоит озадаченный и смотрит по сторонам, пытаясь найти подсказки что же говорить дальше. Стены молчат и не желают подкидывать годных вариантов.
— Ну вот и выяснили, — говорю весело и хлопаю его по плечу, — А теперь дай пройти и не мозоль глаза больше.
Я уже говорила, что триумфальная походка у меня получается отменно? Ухожу, вскинув голову, не торопливо как на прогулке.
На второй паре как ни вглядываюсь в слайды, с полотнами голландцев, ни праста ни других тварей больше не замечаю.
Следующие занятия — рисунок.
Они проходят в большой светлой мастерской, в которой расставлены мольберты, доски и специальные парты с наклоном. Костя ожидаемо со мной не садится, молодец хороший мальчик, внял. Поэтому сегодня я занимаю целую парту. Очень на руку, вдруг сейчас опозорюсь, так хоть по-тихому.
Тема занятия, мужской портрет. Инструмент — карандаш. Все просто и понятно, но не для меня. Петр Алексеевич наш преподаватель садится за свой стол и утыкается в графический планшет.
Так, ну кого рисовать для меня не вопрос. Но вот как? Закрываю глаза и вспоминаю одно счастливое утро. Мы валяется с любимым в постели, выходной день, Питер у родичей и комната наша на два дня.
Солнечный свет заливает комнату. Играет на золотых кудрях парня. Маркус лежит на спине закинув руки за голову, расслабленный и счастливый. Я пристроилась рядом на животе, поднявшись на локтях всматриваюсь в родное лицо. Пальцем провожу по кругу от подбородка до лба и обратно.
Рука с карандашом намечает овал.
Потом веду сверху по линии носа до губ, прохожу пальчиками над бровями. Карандаш делает разметку лица, крест-накрест.
Марк щурится как довольный кот, а я все не прекращаю легонько касаться его лица. Мне кажется, на кончиках пальцев поселилась любовь, и я аккуратно наношу её как невидимую краску на загоревшую кожу. Ощущаю на себе взгляд, и в нем чудится вся нежность мира. Хочу запомнить его таким. Счастливым и безмятежным, полным любви и ласки.