Медиум

Януш был хорошим заместителем. Он с воодушевлением принял на себя командование, тем более что проблем с подчиненными не возникало: находка древнего документа добавила в кровь каждого изрядную порцию адреналина: Всем мерещилось: вот ещё одно усилие, последний взмах лопаты («Стоп! Я же сказал, лопаты отставить! Нежнее надо быть, нежнее. Не котлован под коровник копаем!») – и раскроются скрытые в пластах катакомбы с несметными сокровищами – не алмазы с изумрудами, но что-нибудь в научном . плане, размера Александрийской библиотеки. Даже Настенька Фельдман, по часу каждое утро отдававшая маникюру, заразилась, похоже, всеобщей «золотой лихорадкой».

Георгий смотрел на все происходящее со спокойным равнодушием.

– Ты не заболел?

Он пожал плечами. Януш, засунув руки в карманы широченных, обрезанных по колено джинсов, встал рядом и пыхнул дымом из «капитанской» трубки. Кроме штанов и пыльных кроссовок, на нем были только ярко-красные подтяжки, крест-накрест пересекавшие загорелый волосатый живот.

– Все не можешь забыть того старика? Выбрось из головы. Наверняка просто местный сумасшедший. Хотя его рассказ интересен, я имею в виду в фольклорном плане. Секта шаропоклонников – это что-то новенькое.

Гоги промолчал. Он не мог рассказать Янушу, что видел этот Шар. Или ему показалось, что видел…

Ночь была тихая и холодная. Молодежь долго бренчала гитарами у костра (беззаботные туристы, ни дать ни взять), вызывая у Гоги смутную зависть: целый день, черти, не вылезали из раскопа и завтра не вылезут, а сил хватает ещё и на полуночные бдения. Сам Георгий был так измотан, что не мог даже заснуть. Он тихонько лежал в спальном мешке с химическим подогревом (подарок американцев), закинув руки за голову, смотрел в невидимый в темноте потолок палатки и думал, думал, думал… Ни о чем конкретно: на ум лезли бессмысленные обрывки разговоров, картинки из прошлого.

Сон навалился сразу – неожиданный, черный и глубокий, как колодец в степи. Он продолжался недолго, может быть не больше получаса, потому что, когда он вздрогнул и открыл глаза, была та же ночь, та же гитара и голоса у костра. Настенька Фельдман пробормотала что-то на непонятном языке, уткнулась ему в подмышку и опять затихла.

Георгию приснился Шар. Его трудно было описать словами. Он был сделан из чего-то, напоминающего пористое молочно-белое стекло, под которым смутно угадывалось постоянное движение. Плавали сгустки тумана, среди них мелькали чьи-то тени, метались яркие искры, будто крошечные разряды молний. Рядом, сопоставимые по размеру, существовали атомы и звездные галактики.

– Вот ты какой, – сказал Георгий, обходя Шар кругом. – Значит, это о тебе рассказывал Тхыйонг?

Шар запульсировал, словно живой. Клочья тумана поредели и расползлись, оболочка Шара вдруг исчезла, но Гоги сообразил, что она осталась на месте, просто сделалась прозрачной. Он улыбнулся: картина показалась ему забавной и трогательной.

– Ты меня приглашаешь в гости?

Шар запульсировал сильнее, будто закивал головой. В мозгу Георгия возникло четкое изображение открывающейся двери. Он протянул руку, желая погладить теплую сферическую поверхность, но вдруг испугался. Он подумал, что может провалиться куда-то, как в болото, и не выползти назад. Однако Шар притягивал к себе. Желание дотронуться до него было совершенно непреодолимым, и Гоги, глубоко вздохнув, будто перед прыжком, коснулся прозрачной оболочки…

Он снова был в своей палатке. Сон прервался на самом интересном, будто многосерийный детектив, и Гоги немного огорчился. («А может, я и не думал просыпаться?» – с надеждой подумалось ему.) Ради проверки своей гипотезы он тихонько, чтобы не потревожить Настеньку, вылез наружу, в прохладную свежесть ночи.

Периметр раскопа был обозначен маленькими лампочками, выкрашенными красной краской. Там, где в проволочное ограждение было встроено некое подобие калитки из грубых деревянных брусьев, какой-то остряк повесил большой красный фонарь. Костер догорал, гитара уже не звучала в полный голос, а только позвякивала одной струной, тоненько, будто по необходимости.

– Не спится? – спросил Гоги.

Парень с гитарой мотнул головой, по-пиратски перевязанной косынкой.

– Хотите чаю?

– А поесть ничего не осталось?

Две подружки парня-гитариста дружно засуетились, мигом извлекли откуда-то чистую миску, ложку, наложили каши с тушенкой – щедро, с «горкой». Каша оказалась вкусной. Гоги жевал медленно, растягивая удовольствие. Холода он не ощущал, хотя ребята, он заметил, зябко кутались в оранжевые экспедиционные пуховички.

– Странно тут как-то, – проговорила одна из девушек.

– Не выдумывай, – отозвался гитарист.

Нет, правда. Бывает так: вроде бы все нормально, и вдруг – словно чей-то взгляд в затылок. Как из другого мира.

– Это Венька Климов, – утвердительно сказала подружка.

– Ой, да ну тебя!

– Правда-правда. Он уже давно с тебя глаз не сводит. Хороший парень, между прочим.

– Забирай себе.

Она вздохнула.

– Легко тебе сказать.

Гоги их почти не слушал. Голова была пустая и звонкая, только по таинственным закоулкам мозга изредка пролетали осколки случайных, не связанных друг с другом мыслей.

( – Что же произошло потом? – спросил он старика тибетца.

– Потом он убил моего отца.

– Разве Шар не смог его защитить?

Тибетец покачал головой.

– Одно из искусств, которым владел мой отец и которое передал чужеземцу, состояло в приемах сокрытия своих истинных устремлений от других. Это очень сложное искусство, оно известно немногим… А уж мастерами могут считать себя вовсе единицы. Я его так и не постиг… Иначе бы пришелец умер oт моего яда. Отец не сумел распознать его истинных намерений. Он безоговорочно доверял ему во всем – до последнего мгновения. Он умер, улыбаясь, так ничего и не заподозрив…

– И убийца скрылся? – спросил Георгий. – Его не задержали?

– Если убийца – Тхыйонг, его невозможно задержать. Он может обернуться кем угодно: твоим учителем, родным братом, самым близким другом.

– А Шар?

– Шар исчез вместе с пришельцем.

Старик замолчал. Гоги негромко кашлянул и осторожно спросил:

– Почему вы рассказали мне все это?

– Потому что Шар в злых руках может быть очень опасен. Я и все мои предки были назначены Хранителями Шара. Тысячу лет назад Шар также был утерян, но его удалось вернуть иеной многих жизней. Теперь даже за такую цену мне не справиться. Я стар и слишком слаб.

– А почему вы решили, что я смогу помочь?

– Ты нашел ксилограмму.

– Вы знаете, о чем в ней говорится? – встрепенулся Георгий.

– Нет. Но я знаю, что путь к Шару долог и труден. А начало этого пути – здесь.

– Вы говорите загадками.

Старик рассмеялся, словно рассыпался по полу сухой горох.

– Жизнь вся состоит из одних загадок. Одни из них стройны, красивы и интересны, а другие – исполнены крови, смерти и страха. Но раскрывать их все равно приходится, хотим мы этого или нет.)