Медленное угасание
Шрифт:
Больше она не нашла ничего интересного. В конце концов Гвен стало противно делить комнату с трупом и каннибалом. Пока Торчвуд приятно проводил время, она пошла на кухню и сделала себе чашку чая.
— Почему ты не хочешь сближаться с людьми? — настойчиво поинтересовалась Марианна. — Потому что это может причинить боль?
Оуэн покачал головой. Он по-прежнему не смотрел на неё.
— Потому что нет ничего постоянного. Всё умирает. Всё разрушается. Даже любовь. Так что мы просто делаем лучшее, что можем – получаем удовольствие
— И что привело тебя к такому заключению?
— Семь лет в больнице, а потом это место... — Он замолчал, припоминая свою учёбу в медицинском университете: постепенное понимание того, что нет ничего человеческого – только плоть, кровь, кости и мозг, и разрушающее душу осознание того, насколько всё это хрупкое. Как легко это сломать. А потом, благодаря Торчвуду, он узнал, что даже то небольшое утешение, которое он получал от теплоты человеческого тела, было иллюзией, что человечество было всего лишь маленьким пузырьком здравомыслия, плавающим в океане безумия.
— Бедный Оуэн. — На мгновение ему показалось, что это сарказм, но тон её голоса был искренним, тронутым. — А я думала, что это я в ловушке.
— Хватит обо мне, — сказал он. — Это мой крест, и я буду его нести. В данный момент меня больше интересуешь ты. У тебя нет никаких очевидных симптомов. Ты всё ещё в здравом уме, я это вижу, но как ты себя чувствуешь? Нет ли у тебя каких-нибудь болей? Необычной усталости? Скачков настроения?
— Не больше, чем обычно, — угрюмо ответила она.
— Я могу прописать тебе кое-какие препараты, которые могут помочь. Парацетамол, если у тебя лихорадка.
Марианна покачала головой.
— Ненавижу принимать таблетки. Думаю, я и так нормально это перенесу. — Она смолкла и обхватила себя руками. — Странно, что я всё время хочу есть. У меня как будто живот крутит, хотя это может быть стресс из-за того, что меня тут заперли.
Оуэн посмотрел на коробки из-под пиццы и фольговые контейнеры из ближайшего китайского ресторана, которые были сложены в углу камеры.
— Мне кажется, — осторожно сказал он, — что, когда дело доходит до еды, ты отлично справляешься.
Марианна проследила за его взглядом и нахмурилась, как будто никогда раньше не видела все эти коробки.
— Я ведь не съела всё это, правда? — спросила она. — Я не могла. Никогда, если я была здесь всего день. — Она умоляюще взглянула на Оуэна. — Оуэн, скажи мне правду – сколько времени я на самом деле здесь провела?
Он на мгновение задумался.
— Честно – около тридцати шести часов.
— Я так и думала. Но за это время я должна была съесть десять пицц и целую кучу китайской лапши. И я забываю, сколько съела, и всё время хочу больше. — Она прерывисто дышала и почти кричала. — Что со мной происходит? — Она повернулась и бросилась к дальней стене, прижав руки к груди и прислонившись лбом к кирпичам.
— Успокойся, — утешительно сказал Оуэн. — Должно быть, это из-за лихорадки провинции Тапанули. Твой метаболизм ускорился, и температура поднялась, потому что твой организм пытается убить вирус. Ускорившийся метаболизм
означает голод. Я померяю тебе температуру. Если она нормальная, то я могу выписать кое-какие бета-блокаторы, чтобы умерить твой аппетит.— Мне снятся очень странные сны, — тихо сказала она. Её голос звучал глухо, как будто она зажимала рот руками. — Мне снилось, что я гналась за кем-то по центру города, и если бы я поймала его, я собиралась его съесть. И мне снилось, что я напала на мужчину в баре. Я кусала его за лицо и не могла остановиться. И мне кажется, что там был ещё голубь. Я зубами откусила ему голову и проглотила её. Я оторвала ему крылья и съела их тоже. Я терпеть не могу эти сны. Голод просто бушует во мне, и я делаю всё, чтобы утолить его. Вы можете дать мне что-нибудь, чтобы прекратить эти сны? Пожалуйста?
— Можно попробовать досулепин, — задумчиво сказал он. — Это трёхцикличный антидепрессант, но он действует также как успокоительное. Он может начать действовать только через несколько дней, но попробовать ст'oит.
— Всё, что угодно, — ответила она. Он с трудом мог разобрать слова: таким глухим был её голос. Он звучал так, словно у неё что-то было во рту, хотя она съела последний кусок пиццы час назад. — Я больше не могу это выносить. Я это ненавижу.
Оуэн прижал руки к бронированному стеклу.
— Просто потерпи, — торопливо сказал он. — Мы пытаемся найти лекарство. Просто продолжай ждать.
— Не думаю, что у меня получится, — невнятно отозвалась она. — Голод… о Боже, Оуэн, я так голодна.
— Хочешь, я принесу тебе ещё поесть? — предложил он. — Пицца тебя устроит? Или на этот раз ты хочешь индийской еды?
Марианна отвернулась от дальней стены. Её руки были подняты к лицу, и сначала Оуэн не мог понять, что с ними не так. Её пальцы все были в красных и белых прожилках, и они были тоньше, чем надо. И суставы были слишком большими, артритическими.
Лишь по запёкшейся крови и клочьям плоти, прилипшим к её подбородку, он понял.
Пока он разговаривал с ней, пока она разговаривала с ним, Марианна обгрызла свои пальцы до костей.
Не раздумывая, он ударил рукой по пульту управления внутри кирпичной арки. Бронированное стекло со скрежетом отъехало вглубь камеры. Где-то у него за спиной, в Хабе, сработали сигналы тревоги.
— Марианна, всё в порядке. Спокойно. Я могу помочь, ладно?
Марианна смотрела на него, её глаза сверкали и были расширены от грусти и страданий. Кровь капала с её подбородка на белую футболку, которую он купил ей всего несколько часов назад.
— Оуэн, прости меня, — прошептала она.
И бросилась к нему, вытянув вперёд скелетоподобные руки, чтобы вцепиться ему в горло.
К тому времени, как Гвен вернулась домой, было уже темно, и она так устала, что ей хотелось только упасть на кровать и заснуть.
Йанто в конце концов забрал её из Грейнджтауна. Во внедорожнике он был один. Когда Гвен впустила его в квартиру и заметила, что он один, она спросила у него, где все остальные.