Медсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь

Она разворачивается и уходит. Я, покачнувшись, опускаюсь на ступеньки и тупо, непонимающе смотрю на руку, в ней пятитысячные купюры. Моргаю, с ресниц срываются слёзы, пятна расплываются на бумаге.

– Диночка, детка, что с тобой? – слышу чей-то голос.

Кажется, соседка. Мне всё равно.

– Ничего, – свой голос слышу словно со стороны. – Я пойду.

Собираюсь с силами и поднимаюсь. Медленно иду к себе, ложусь на диван и проваливаюсь в какой-то странный, тяжёлый сон.

Спустя несколько часов просыпаюсь с раскалывающейся головой и беру телефон. Господи, откуда столько пропущенных с незнакомого номера? Неужели?!..

Мобильный начинает вибрировать в руке.

– Да?

– Апраксина Надежда Леонидовна?

– Да, это я.

– Апраксина Мария Вячеславовна кем вам приходится?

– Это моя мама, – отвечаю на автомате и меня накрывает каким-то удушающим ужасом. – Что с ней?! Кто это?!

– Вам звонят из городской клинической больницы. С вашей матерью произошёл несчастный случай.

В больницу я врываюсь спустя полчаса. Подбегаю к регистратуре, где мне сообщают, что мама в ожоговом отделении, и называют фамилию врача, к которому можно обратиться за информацией. С трудом нахожу в хитросплетении коридоров нужный мне кабинет. Пытаюсь успокоить дыхание и стучу.

– Здравствуйте, – вхожу в крошечную заваленную бумагами комнату. – Я Надежда Апраксина. Моя мама…

– Да-да, садитесь, – мне кивает на стул усталый врач, по виду ему за сорок, может, ближе к пятидесяти. – Так, значит, Надежда, у вашей матери ожоги третьей степени, поражено около тридцати процентов кожи, процентов десять из них – глубокие. Это значит…

– Не объясняйте, – шепчу онемевшими губами. – Я знаю, что это значит. Я учусь в медицинском.

Врач смотрит на меня уже по-другому, кивает.

– Тогда вы понимаете, что сами они не заживут. Потребуется некрэктомия, пересадка кожи, возможно, не одна операция…

– Как… как это могло случиться? – мама такой профессионал, она всегда была осторожна…

– Насколько мы поняли, несчастный случай на производстве, – сочувственно говорит мне мужчина.

– Она поправится?

– Сейчас состояние тяжёлое, но прогноз в целом благоприятный, – осторожный ответ, но другого я и не ждала.

– А участки поражения? – спрашиваю, затаив дыхание.

– К сожалению, один из них – на лице, – помедлив, отвечает он.

Содрогнувшись, утыкаюсь в ладони. Чувствую чужую руку на плече, но меня сейчас вряд ли что-то может утешить. Нет! Я не расклеюсь! Я нужна маме!

– Всё в порядке, я справлюсь, – встаю, глядя врачу в глаза. – И она справится. Она сильная.

Он кивает, и мне даже кажется, что я вижу уважение в его глазах.

– Сейчас к ней, конечно, нельзя, – не спрашиваю, но получаю утверждающий кивок.

– Можете звонить с вопросами напрямую мне, меня зовут Леонид Львович, – говорит вдруг врач, и я, опешив, поднимаю на него взгляд, а он улыбается. – Я уверен, когда-нибудь мы станем коллегами, так что, думаю, вы не будете надоедать мне звонками в час ночи?

– Конечно, Леонид Львович, – киваю и с трудом улыбаюсь в ответ. – Спасибо вам огромное. Я и не ожидала… Ах!

Складываюсь пополам от неожиданной боли, пронзающей все внутренности.

– Надежда?!

Очередной спазм такой силы, что у меня вырывается стон, я падаю на колени, сворачиваюсь клубочком на полу.

Слышу, как Леонид Львович звонит куда-то, командует, что это срочно, потом помню, как резко открывается дверь, вбегают двое врачей в хирургических пижамах, затем следующий приступ боли, и всё темнеет.

Глава 4

Несколько лет спустя

– Плазма? – тихий вопрос в сторону анестезиолога.

– Один флакон, – негромкий ответ.

– Кровь закажите, – опять хирург.

– Уже, – это ассистент.

– Зажим, – а это мне.

Подаю нужный. Сначала для захвата лёгочной ткани. Затем – сосудистый. Проговариваю про себя, ведя подсчёт: использованы зажимы Фёрстера – один, Дебейки – один… Мозг работает в автоматическом режиме, отсчитывая впечатанные в подкорку манипуляции. Операция идёт своим чередом.

– Гемодинамика стабильная, – анестезиолог.

– Мышцы, – гибкие пальцы накладывают шов. – Надя, что ты мне суёшь хвост какой-то. Длинную дай.

Протягиваю нить нужной длины.

– Дальше с операционной сестрой ушивайтесь, Анна Николаевна, – хирург уже с треском стягивает с себя перчатки, ассистент кивает и сдвигается на его место, я рядом, на своём.

Операция проходит в штатном режиме. Краем глаза фиксирую количество впитывающих салфеток, всё это будет внесено в операционный протокол, как и использованные инструменты.

– Надюша, ты молодец, – спустя час к сестринскому посту, где я заполняю нужные бумаги, подходит улыбающаяся Анна Николаевна.

– Спасибо, – улыбаюсь в ответ.

– Никита Сергеевич тоже доволен, – сообщает она мне весёлым шёпотом. – Сам, понятное дело, никогда не скажет, но я-то знаю.

Мы обмениваемся понимающими взглядами и улыбками. Аннушка, как её все зовут за глаза (а кое-кто, например, наша старшая медсестра Надежда Константиновна, – и в глаза тоже), замужем за главным хирургом – заведующим отделением, так что она действительно в курсе дела. Я немного выдыхаю. Уже полгода как прошла повышение квалификации и теперь операционная медсестра, но пока ещё нервничаю, особенно когда приходится работать с такими светилами хирургии.

– Я, кстати, в ожоговом была пару часов назад, тебя Леонид Львович просил зайти к нему, если успеешь.

Киваю, на плечи опять наваливается усталость. Я сегодня на сутках, так что можно сейчас дойти до ожогового, пока в хирургии относительная тишина.

Спустя пятнадцать минут, закончив с протоколами, стучусь в знакомую дверь.

– А, Надюша, заходи-заходи, – немного постаревший за последние годы, но до сих пор вполне себе крепкий Леонид Львович кивает и опять углубляется в документы. – Присядь, я сейчас закончу.

Устраиваюсь на стуле и рассеянно вожу глазами по кабинету, всё так же заваленному бумагами. Надо же, сколько всего произошло с того дня, как я очутилась здесь в первый раз. Поморщившись, прогоняю неприятные воспоминания.

– Как мама? – Леонид Львович наконец поднимает голову от бумаг.

– Как всегда, – вздыхаю.

– Ты бы передала ей, что я жду её… на приём, – мужчина смотрит тоскливо, и я его понимаю.

Мама у меня – товарищ с характером. Что решила – с дороги не свернёт. Вся больница ставки делала после её выздоровления, все уже были в курсе, что Леонид Львович, холостяк со стажем, влюбился в свою пациентку по уши. Да только мама вбила себе в голову, что такая, как она, никому нужна не будет.