Медведки

Елена выступает здесь как владычица подземного царства, где воскресают убитые на Илионе троянцы, а также исцеляются смертельные раны. Она же способна в гневе наслать тяжкие заболевания (слепоту).

В постгомеровских источниках образ Елены постепенно размывается и хтонизируется.

Так, по версии, восходящей к Стесихору, Парис похитил созданный Герой призрак, тогда как настоящую Елену Гермес перенес в дом Протея [27] . Таким образом, война с Троей шла вовсе не за Елену, но за некий ее нематериальный двойник, тогда как сама Елена пребывала в гостях у речного бога и впоследствии была выдана за Ахилла.

27

Еврипид. Елена 31— 36.

По одной из наиболее интересных для нас версий, Елена на обратном пути из Трои была убита принявшей облик тюленя Фетидой [28] , возможно, чтобы переместить ее на остров мертвых — Левку в качестве божественной супруги для Ахилла. По другой, не менее любопытной версии, Менелай и Елена искали в Тавриде Ореста, и Ифигения принесла их в жертву Артемиде — возможно, с той же целью.

Обратим внимание на упоминание тюленя. Тюлень-монах (Monachus monachus) действительно довольно крупный зверь, длина тела которого достигает почти 3 м (чаще всего 240 — 275 см), масса около 300 кг. Тюлень этот редок и встречается спорадически в прибрежных водах Атлантического океана: у африканского побережья в Средиземном море и в немногих районах Черного моря — у берегов Турции и Румынии. В Северном Причерноморье есть лишь одно место, где вплоть до середины ХХ века держалось небольшое число этих тюленей. Это прибрежный район между дельтой Дуная и островом Змеиным.

28

Конон. Мифы 18.

Зооморфные и гидрофильные черты культа Ахилла

Среди находок в посвященном Ахиллу Бейкушском культовом комплексе (Николаевская обл.) Ю. И. Шауб упоминает рельефное изображение дельфина, вылепленное в одной из ям; кость дельфина и семь монет-дельфинчиков, что «позволяет предполагать особую роль этого животного в культе Ахилла» [Шауб, 2002, 2]. Он же отмечает среди атрибутов Ахилла Понтарха многочисленные изображения змей и указывает на его связь с водоплавающими птицами, козами и растительностью. Присутствие в этом ряду коз (козлов) не должно нас удивлять, поскольку козел издавна и по сию пору является атрибутом и персонификацией хтонических божеств, в частности Диониса, что еще раз подтверждает связь Ахилла с Дионисом.

Ольвия, располагавшаяся на берегу Днепро-Бугского лимана к югу от современного Николаева, считала своим покровителем Ахилла Понтарха, и то, что его водные черты выступили на первый план, Захарова [Захарова, 2004] объясняет, в частности, тем, что новые греческие поселения основывались исключительно в прибрежных зонах, а расселение греков по Северо-Западному побережью Черного моря шло исключительно по воде. Именно поэтому, пишет она, «колонистам необходимы были помощь и покровительство божеств, непосредственно связанных с морской стихией».

Но эти черты [Топоров, 1990] присутствовали в его природе изначально, чему есть косвенные свидетельства и в «Илиаде», и в позднейших версиях.

Осмелюсь предположить и ниже постараюсь обосновать это предположение, что древнейший образ Ахилла — это образ могущественного водно-хтонического божества, а его происхождение от Фетиды является позднейшей конъюнктурой.

Обращение же колонистов к этому культу было, помимо прочего, связано с характерной особенностью Ахилла наглядно являться перед своими верными [Толстой, 1873]. На этом аспекте культа Ахилла мы остановимся чуть позже.

Ахилл-мертвец

Шауб [Шауб, 2002, 1], упоминая о связи топонима Мирмекия с упомянутым у Гомера племенем мирмидонян (т.е. «муравьиных людей», предводителем которых был Ахилл) [29] , справедливо указывает на то, что муравьи в мифопоэтической традиции имеют хтоническую природу, связаны с нижним миром, с царством смерти. Захарова [Захарова, 2004] подчеркивает в связи с этим, что в «Илиаде» Ахилл неоднократно именуется Эакид, потомок Эака (отца Пелея) [30] , тогда как, отмечает она, Эак в доолимпийской мифологии являлся владыкой подземного царства, что еще раз подчеркивает принадлежность Ахилла к подземному, хтоническому миру. В «Одиссее», указывает она, Ахилл дважды именуется царем над всеми мертвыми [31] .

29

Небольшие серебряные монеты с изображением муравья иногда считаются мирмекийскими (Бутягин, Виноградов, 2006).

30

Илиада, Il. IX. 191; XVII. 426 и др.

31

Одиссея, XI. 488— 491, 492

Топоров [Топоров, 1990] обращает внимание на сродство образа Ахилла с первоосновами — стихиями огня и воды, отмечая тем самым архаичность его фигуры. К тому же склонность его матери-богини к умерщвлению своих детей (в данном контексте сделать бессмертным и умертвить для мифологического сознания равнозначно) заставляет предположить, что и Ахилл был как бы «не совсем жив», не вполне принадлежал к миру живых, оттого и был неуязвим для человеческого оружия — ведь мертвеца убить невозможно.

Обращают на себя внимание имена Ахилла — эвфемистичные и описательные. В детстве он носил имя Пиррисий (переводят как «ледяной»), но когда огонь обжег ему губы, его назвали Ахилл («безгубый», по другим версиям «горестный», «не вскормленный грудью»). Оба имени легко ассоциируются с миром мертвых или с неким хтоническим богом-чудовищем, скорее всего морским [Хоммель, 1981; Топоров, 1990, Курбатов, 1992]. Захарова [Захарова, 2004] указывает на акцентирование в гомеровском эпосе смертоносных, погубительных функций Ахилла, отмечая среди его эпитетов такие как ktavn — «убивающий» (Il.XXI.236) и pelwvrio — «чудовищный» (Il.XXI.527; XXII.143).

Примечательно, что о внешности Ахилла из «Илиады» мы знаем не так много, однако, возможно, имеет смысл задуматься — как выглядел герой, лишенный губ, и какой страшной черепоподобной маской казалось и союзникам, и противникам его лицо.

То есть Ахилл по своей природе принадлежал миру мертвых, и перенесение на блаженный остров означает просто его возвращение в свои изначальные владения. К тому же Фетида в Олимпийском пантеоне была божеством не первого ряда и вряд ли обладала полномочиями, достаточными для воскрешения героя. Остается предполагать, что либо Фетида, как мы уже говорили, заместила в мифе Гекату, либо сам Ахилл был в прошлом могущественным божеством, и лишь гомеровский эпос низвел его в ранг героя.

В этом смысле тему «мертвых невест» Ахилла можно рассматривать как указание на человеческие жертвоприношения этому божеству.

Ахилл-людоед. Дальнейшая трансформация облика Ахилла Понтарха

В «Героике» Филострата-Старшего есть два важных сюжета, посвященных Ахиллу. Шауб [Шауб, 2002, 1] лишь упоминает об этих сюжетах, однако считаю необходимым привести их хотя бы частично.

В первом из них, при встрече с амазонками, Ахилл предстает повелителем коней-людоедов (о том, что образ лошади несет на себе хтонические черты и прочно связан с генеалогией Ахилла, уже говорилось выше):

«Амазонки, воспользовавшись той счастливой случайностью, что чужестранцы были моряки и кораблестроители, а в их собственной стране было много судостроительных материалов, приказывают им построить корабли для перевозки лошадей, чтобы на конях сделать нападение на Ахилла. Итак, они сначала взялись за весла и стали учиться плавать, а когда научились мореходному искусству, то весной, отправившись на пятидесяти — думаю — кораблях от устья Термодонта, отплыли к храму, до которого было около двух тысяч стадиев; пристав к острову, они прежде всего приказали геллеспонтским чужеземцам вырубать деревья, которыми был обсажен кругом храм; когда же топоры, отраженные на них самих, одним попадали на голову, другим на шею, и таким образом все пали под деревьями, тогда сами амазонки бросились на храм, крича и подгоняя коней. Но Ахилл, страшно и грозно взглянув на них и прыгнув, как при Скамандре и Илионе, навел такой ужас на коней, что они, не повинуясь узде, поднялись на дыбы, сбросили с себя женщин, как чуждое и лишнее для себя бремя, и, рассвирепев, как дикие звери, бросились на лежащих амазонок и стали бить их копытами; гривы их поднялись дыбом и уши навострились, как у свирепых львов; они стали грызть обнаженные руки лежащих женщин и, разрывая их груди, бросались на внутренности и пожирали их. Насытившись человеческим мясом, они стали бегать по острову и беситься, полные заразы, а потом, остановившись на береговых возвышенностях и увидев морскую поверхность, они приняли ее за равнину и бросились в море.» [32] .

32

Philostr. Her. XIX 20.

Здесь, пишет Шауб, Ахилл «проявляет себя как владыка моря, истинный Понтарх».

В другом сюжете людоедом выступает непосредственно Ахилл.

Напомню его: живущий на блаженном острове со своей супругой (здесь в этом качестве упоминается Елена) и принимающий на закате жертвоприношения мореходов, Ахилл является одному купцу-мореходу и заказывает ему привезти из Трои девушку-рабыню, последнюю из рода Приама. Купец выполняет обещание, причем Ахилл богато награждает его и вместе с Еленой пирует с ним, однако «...не успели они (мореходы) и стадия отплыть от острова, как до них донесся вопль девушки, которую Ахилл терзал и разрывал на части» [33] .

33

Philostr. Her. XIX, 18.