Медвежатник

Опять они заговорили между собой. Говорили долго. Даже поспорили. Яркин терпеливо ждал, пытаясь еще раз уловить в их разговоре какое-нибудь знакомое слово. В голову пришла глупая и такая несвоевременная мысль: грош цена полученной им когда-то оценке "отлично" по иностранным языкам. А как бы кстати эти знания были сейчас! Правда, случай не имеет отношения к "технической литературе", но, пожалуй, он не менее важен, чем описание какого-нибудь иностранного самолета или станка. Быть может, советскому инженеру полезно иногда разбираться в разговоре зарубежных специалистов?.. Как хотелось бы Яркину сейчас понять, о чем спорят вот эти его "коллеги"... Однако он тут же внутренне усмехнулся: нашел время для самокритики!

Спутники закончили свой разговор. Яркин получил точные инструкции. Место свидания, способ встречи и передачи бумаг - все это надо было запомнить, не записывая. А предосторожностей было много. Эти люди должны были обеспечить безопасность от наблюдения и предусмотреть возможность бегства в случае провала. Оказывается, в своем коротком разговоре спутники Яркина успели все это обсудить во всех деталях. Яркин мысленно отметил, что они хорошо знают Москву, ее переулки и проходные дворы, и держат в памяти топографию окрестностей столицы. Стараясь не запинаться, полуприкрыв глаза, как делывал на, экзаменах, он повторил инструкцию. Сидевший впереди удовлетворенно кивал головой. Когда все было закончено, он повернулся, и они поехали обратно, к месту, где их ждал шофер.

Через полчаса Яркина выпустили в переулке неподалеку от дома. Поспешно взбежав по лестнице, он прислушался у двери, не вернулись ли жена с дочерью, хотя знал, что до конца спектакля еще далеко. Он был совершенно спокоен, вполне владел собой, и потому ключ, который был немного изогнут и трудно отмыкал замок, плавно вошел в узенькую прорезь.

Войдя в прихожую, он не стал зажигать свет - почему-то вдруг показалось, что на это нет времени. И на то, чтобы повесить пальто, тоже времени недостало, он кинул его на стул. Не попал. Пришлось поднимать с пола и умащивать на стуле, где оно не хотело держаться. Времени на это ушло еще больше. Уже раздраженный, он стал снимать калоши. Только нагнувшись и пощупав рукой, понял, что правой калоши вовсе нет - потерял, сам не заметил где. Это окончательно рассердило его - так, будто теперь могло иметь значение, есть калоша или нет ее. Вбежав в свой крошечный кабинетик, он торопливо боком присел к рабочему столу, заваленному кальками и тугими, гулкими рулонами ватмана. Вечное перо, долгое время пролежавшее открытым на столе, сначала только царапало бумагу, потом повело сухую прерывистую линию. И это тоже раздражало. Время от времени он взглядывал на часы, - стрелки отмечали для него действия и антракты в театре. Сегодня его дочь в первый раз смотрела спектакль для взрослых! Но сейчас это занимало его только с точки зрения времени.

Письмо было недлинным, но Яркин спешил: до прихода жены и дочки нужно было сделать еще очень много... И такого важного, какого он не делал еще никогда...

Яркин торопился.

На предмет снисхождения

В сопровождении двух агентов Грачик подъехал к дому Яркина. Улица была окраинная, темная, но большой дом сверкал огнями многочисленных окон. Возле подъезда стояла карета скорой помощи. При виде ее что-то кольнуло Грачика. Приказав одному агенту оставаться внизу, он с другим, прыгая через две ступеньки побежал вверх по лестнице. Скоро он увидел, что предчувствие его не обмануло: дверь яркинской квартиры отворил человек в белом халате.

– Яркий?
– коротко спросил Грачик,

– Отравление газом, - ответил врач.

– Жив?

Врач в сомнении покачал головой:

– Пожалуй, не откачаем.

Когда через час Грачик вошел в кабинет Кручинина, чтобы доложить о самоубийстве Яркина, первый допрос Паршина был закончен. На его месте, напротив Кручинина, теперь сидел маленький, коренастый человек с всклокоченной бородой. Она казалась особенно неопрятной из-за пронизывавшей ее обильной седины. Глаза у человека были мутные, словно с перепоя. Исподлобья глядя на Кручинина, он монотонно повторял:

– Ничего не знаю... знать ничего не знаю...

– Последний из троицы, - сказал Кручинин, указывая на своего визави, слесарь Ивашкин... То есть, я котел сказать, грабитель, а не слесарь.

– Знать ничего не знаю, - уныло повторил Ивашкин и почесал бороду с таким звуком, словно скреб ржавое железо.

– Ну что ж, вы не знаете - так мы знаем, - сказал Кручинин и обернулся к Грачику.
– Прикажите привести Паршина.

При этих словах Ивашкин тоже поглядел на Грачика. Он решил, что его просто пугают. Но, когда в дверях действительно появился Паршин, одного его взгляда на Ивашкина было достаточно, чтобы слесарь понял: да, это конец.

Он только укоризненно покачал головой и сказал, обращаясь к Паршину:

– Эх, Иван Петров...

А Паршин, не поднимая опущенной головы и не глядя на него, медленно проговорил:

– Ладно... Все так и должно было быть... Не время таким, как мы. Говори все как на духу...
– И криво улыбнулся.
– Для истории...

– Д-а-а...
– протянул Ивашкин.
– Действительно, история... А я жить хочу... Жить!

– Коли жить, так и надо было жить, как люди живут. А разве мы люди?
– все так же спокойно ответил Паршин Он не громко, но четко выговаривал каждое слово: - Повинись. Легче будет...
– Он вздохнул и поднял голову.
– Мне легко...

– Ну нет, брат, я жить хочу!
– повторил Ивашкин, обернулся к Кручинину и решительно заявил: - Ладно, пишите. Все как на духу... На предмет снисхождения...

1 Наколоть - взять, обработать дело (воровской жаргон)

2 Xитров рынок - место сосредоточения мелкого жулья, называвшего Хитровку Хивой, а себя хивинцами. "Хитрованец" - считалось кличкой презрительной.

3 "Сашенька" - двадцатипятирублевая кредитка (с изображением Александра III).

4 Марафет - кокаин (жаргон).