Медвежьи невесты
Шрифт:
Ни дать- ни взять, как в песне о Косте-моряке.
«Все вас знают, а я так вижу в первый раз!».
Не выдержал, спросил у матери: что за пава такая объявилась.
— Юр, да какая ж это новая соседка? — удивилась мать. — Томка это, девчонка соседская. Или забыл уже?
— Томка? — удивился в свою очередь и Юра, что неприступной цацей оказалась та самая большеглазая девчонка, которая пару раз даже сидела у него на руках.
Пожалуй, по- настоящему красивыми только и были, что глазищи, больше ничего не предвещало превращения из гадкого утенка в лебедя. И вот на тебе! Хоть бы
Замуж Тома согласилась не сразу. Отговаривала мать: «Говорят, очень нервный он с фронта вернулся. Получил на войне ранение в голову. Нахлебаешься с ним горя, Томка!»
И всё же слишком хорош был моряк, чтобы слушать материнские советы.
А нервы у Юры, и вправду, стали никуда не годные: чуть что вспыхивал, как факел, по любому поводу, но жену молодую берёг.
Хотя и она была не из ангелов, с норовком.
«Станет матерью — поумнеет», — утешал себя Юра. Но рождение сына мало что изменило.
Наоборот, ребенок стал главным козырем Тамары в семейных ссорах, так что иногда и Юрию, чтобы поставить точку, приходилось стукнуть кулаком по столу. Это, как правило, действовало. Тамара чувствовала ту невидимую черту, за которую лучше не переходить, иначе…
… На Урал Тамара ехать не хотела ни в какую: «Холодно, медведи. Где там будет Сашенька учиться?»
— Пять лет ещё до школы, — муж был непреклонен. — Сто мест сменить успеем.
На новом месте Тамара плакала несколько дней, потом стала понемногу привыкать. И всё же не могла привыкнуть до конца. Всё здесь было не своим, неуютным, да ещё все эти рассказы о медведях, не выдумали же люди сами страшные истории пугать новосёлов…
Однажды Тамара и сама видела убитую ошкуренную медведицу. Лежала на столе с бугорками грудей, точно голая женщина — аж жутко.
Истинный хозяин в округе — медведь, справедливый и жестокий властитель. Не жалеет никого, кто неосторожно вторгается в его владения.
Но вспыльчивость мужа похуже медведей. Просить «поехали назад» бессмысленно. С таким же успехом можно взывать к столбу или к звёздам, или к тайге.
И Тамара больше не заводила разговор на эту тему, только всё чаще куксилась и уходила в себя.
Утешало, впрочем, то, что деньги муж получал хорошие. Хватало не только на необходимое, но и даже оставалось и на роскошь. Не у каждого, как у них, есть приёмник «Урал» с проигрывателем.
Хоть какое-то, да развлечение. В посёлке и пойти-то некуда.
Чемодан с нарядами с таким же успехом мог оставаться и дома.
Тамара подолгу с тоской рассматривала привезённые из Горького лучшие свои платья, снова перекладывала их нафталином. Молодость проходила зря.
Нелюдимую Тамару в поселке недолюбливали, тем не менее, и не судачили о ней. Юру же уважали и боялись. И было за что.
Если в поселке у кого вырастал под глазом фингал, можно было сказать почти наверняка, чьих это рук дело.
— Стыдно от людей за тебя, — морщилась Тамара.
— Что? —
вскидывал Юрий брови.Разговор на этом прекращался. Воспитывать мужа Тамара боялась, хотя он ни разу и не поднял на неё руку, и даже голос повышал не часто, мог сказать одним только взглядом: жена должна знать своё место.
И Тамара знала и терпела. Жизнь стала казаться молодой женщине бесконечной, беспросветной чередой драк.
Очередная гулянка, закончившаяся, как водится, потасовкой, стала последней каплей.
Что отмечали в этот день в посёлке, Тамара не знала и знать не хотела. И даже не волновало почему-то, что мужа с поломанной ногой увезли прямиком в Пермь. Очевидец сторож Степка говорил, что причина перелома — перевернутый стол.
Значит, была и водка. Тамара сидела в полутемной комнате одна, а в голове отчаянно пульсировало «хватит, хватит, хватит…».
Взгляд молодой женщины зацепился вдруг, как за соломинку, за приёмник «Урал». Тамара мстительно улыбнулась. Она уже знала, что делать дальше…
Юрий не сразу заподозрил неладное. Областной центр далеко, с ребенком не наездеешься.
К счастью, главврач обещал перевести долечиваться поближе к дому, в Кукуштан. Там, в больнице Юра и встретил знакомого мужика из поселка, приезжавшего кого-то проведать.
— Передай жене, что я теперь в районной больнице. Пусть приезжает.
Тот отвёл глаза:
— Юр, а баба твоя уехала…
— Как уехала? — не поверил Юра.
Вскоре пришла телеграмма: «Юра, я в Горьком. Приезжай».
«Приезжай сама», — полетело в ответ.
О Томке успели доложить, что приёмник она продала в соседний посёлок.
Чтобы выкупить обратно, заплатить пришлось чуть ли не вдвое дороже. Юра, тем не менее, не поскупился. «Урал» был напоминанием о вероломстве жены. Юра решил не прощать.
Тамара продолжала слать на имя общих знакомых телеграммы.
«Даже не носите их мне, — вышел Юрий из терпения. — А если приедет — намажу смолой и перьями обсыплю».
Телеграммы носить перестали.
Вечерами в одиночестве Юра слушал «Урал», тосковал по сыну, но простить жену не мог.
Иногда в такие минуты заглядывал кто-то из знакомых, приглашал: «Юр, пойдём выпьем».
«Пойдём», — соглашался Юра. Не сидеть же, как сыч, одному. Так и с ума сойти недолго.
… Татарин по прозвищу Татарин работал на лесоповале в другой бригаде, но любил соваться в чужое дело.
— Простил бы ты, Юр, что ли, бабу свою, — задел за живое. — Молодая, глупая ещё…
— А тебе-то какое дело? — нахмурился в ответ. — Тоже ещё жалостливый нашелся!
— Да не её мне жалко, а тебя. Вижу ведь, как по сыну страдаешь.
— А я тебе говорю, мне советчики не нужны.
— Эх! — поднял и опустил руку Татарин. — Да пошёл ты!
— Что? — грозно вырос Юра над столом. — Ты кого куда послал?
— Юр, Юр, ты что?!..
Как не остановить сошедшую с гор лавину, так бессмысленно было взывать забияку к разуму.
Победа осталась за Юрием, но Татарин, держась за расквашенный нос, процедил сквозь зубы:
— Ну, Юрка, я тебе это припомню…