Мегафон

— Ну и что же? — перебил он.

— Он плохо содержится, портит вид переулка, — наставительно заявил молодой человек. — Помимо того, квартирная плата у вас чересчур низкая, и вы неаккуратно взыскиваете ее.

— Вам-то какое до этого дело?

— Вы должны итти в ногу со всеми! — заорал светловолосый. — Должны быть заодно с прочими домохозяевами переулка Деггерс! Объединиться с ними! Защищать себя, а вместе с тем и их!

Старик окинул взглядом своих странных и властных посетителей, снова потянул дверь, но не смог ее закрыть.

Оба гангстера вошли в прихожую и остановились перед домохозяином.

— Что вам нужно от меня? — спросил он уже менее уверенно.

— Нам нужно, чтобы вы выбросили семью Эстовиа на улицу за неплатеж.

— Какого дьявола! — Угрожающее движение беловолосого юноши заставило его снизить тон. — Они заплатят…

— Не годится. «Общество владельцев недвижимости в переулке Деггерс» постановило взимать плату вперед… никаких хвостов… деньги на бочку.

— Но… Эстовиа сейчас не могут заплатить вперед.

— Тогда выбросьте их на улицу.

— Нет, этого я не сделаю, — твердо сказал старичок.

— Не сделаете, вот как?

— Да, не сделаю.

Короткая пауза, после которой светловолосый спросил:

— Видите вон то окно?

— Убирайтесь вон из моего дома!

— Грязноватое окно, мыть надо!

— Вон отсюда, говорят вам!

— Джемс, — приказал белобрысый, — пройдись-ка шваброй по окошку мистера Гота.

Джемс поднял резиновую швабру и быстро, одно за другим, выдавил два стекла. Раздался звон осколков на мостовой.

Старичок побагровел. Весь дрожа, он выскочил на крыльцо и завопил отчаянным голосом:

— На помощь! На помощь!

Джемс вышел вслед за ним.

— Ваши стекла едва держались. Я только притронулся к ним, они и вылетели.

— На помощь!

— Послушайте-ка! — загнусавил молодой человек с белыми волосами, — как вы думаете: что станется с вашей лачугой в переулке Деггерс, если вы не выставите семью Эстовиа?..

Старик продолжал звать на помощь. Жители Пятидесятой улицы, отдыхавшие на крылечках, с любопытством глазели на сердитого мистера Гота, бранившегося с чистильщиками окон. Полисмен быстрым шагом приближался к месту происшествия:

— Эй, что тут такое?

— Эти бродяги побили у меня стекла.

— Только дотронулся… они и выпали… еле держались…

— Я не просил мыть их.

Полисмен пожал плечами.

— Вы подрядили их вымыть окна?

— Ничего подобного.

— Конечно, подрядил.

— Я велел им убираться!

Светловолосый юноша обиженно развел руками:

— Вот! Теперь он хочет, чтобы вы нас забрали, оттого что его стекла вывалились, как только до них дотронулись.

Полисмен помахал своей дубинкой:

— Придется вам подать жалобу в суд. Попробуйте взыскать убытки.

Мистер Гот побагровел пуще прежнего:

— Я исправно плачу налоги! Я вправе рассчитывать на защиту моей собственности! А тут являются какие-то хулиганы, бьют мои стекла и…

— Подавайте жалобу. Взыщите убытки. Ступайте в отделение на Тридцать пятой улице и спросите сержанта Мэгона.

Старый Гот, спотыкаясь, спустился с каменного крылечка на улицу:

— Пойду и подам на вас жалобу.

Беловолосый юноша нагнал его упругим шагом атлета.

— Послушайте, — заговорил он внушительным тоном, — выставьте семью Эстовиа на улицу… вы обязаны отстаивать интересы домовладельцев… а если нет… подумайте, что случится с вашей лавкой в переулке Деггерс.

Старик обратился к человеку, сидевшему на соседнем крылечке:

— Вы видели, что сделали эти негодяи? — крикнул он в бешенстве.

— Конечно, видел, — подтвердил тот.

— Как ваша фамилия?

— Позвольте… это зачем? — сразу занял оборонительную позицию сосед.

— Вы видели, что он умышленно выбил мои стекла; я хочу, чтобы вы были свидетелем.

Будущий свидетель немедленно пошел на попятный:

— Нет, нет… я не хочу впутываться в это дело… таскаться по судам.

— Но, чорт вас возьми, неужели вам нет дела, что какие-то хулиганы громят имущество вашего соседа?!

Человек на крыльце поднялся, покачал головой и взялся за ручку двери:

— Я, в сущности, ничего не видел… даже и внимания не обратил на то, чем вы там заняты.

Старый Гот повернулся к другому соседу, но не успел он подойти к нему, как тот уже скрылся в доме.

Пока его жертва безуспешно пыталась подыскать свидетелей, беловолосый юноша, нисколько не смущаясь, собрался уходить.

— Послушайтесь меня, — предостерегающе сказал он на прощание, — если до послезавтра вы не выставите семью Эстовиа из вашей лачуги в переулке Деггерс, мы навестим вас еще разок. И тогда мы уж не станем звонить, а заявимся прямо к вам в дом.

Он кивнул своему спутнику, и они двинулись к перекрестку, где их поджидало такси.

Мистер Гот остался стоять на улице, красный от гнева и возмущения. Он погрозил кулаком мирным, старинным домам, в которых укрылись его безыменные возможные свидетели:

— Будь они прокляты! Смотрят, как у человека бьют стекла, а в суд сходить, чтобы помочь соседу, им трудно! Эгоисты несчастные!

Тут он заметил женщину и мужчину, обернувшихся в его сторону, и прервал свои бесполезные сетования: неприлично было поднимать шум на тихой и мирной Пятидесятой улице. Неприлично было привлекать к себе внимание, а также обращать слишком много внимания на других или заговаривать с незнакомыми. И старый мистер Гот перестал браниться и направился обратно к дому № 16.

Дорогой он заметил, что все еще сжимает в кулаке газету.

Машинально он развернул ее старческими трясущимися руками. Газета была единственной связью между ним и жизнью. Это был бульварный листок. Старый мистер Гот читал свою газету, потому что в его сонном существовании она давала известную духовную встряску. На этот раз заголовок через три столбца гласил:

«РЭКЕТИРЫ РАЗГРОМИЛИ ЛАВКУ СИРОПЩИКОВ В ПЕРЕУЛКЕ ДЕГГЕРС. Миссис Антония Эстовиа Бросает Вызов Шайке Канарелли. Жалоба Судье Пфейферману. Сопротивление Вызвано Предвыборными Обещаниями Кандидата В Конгресс. Но мистер Каридиус, Обеспечив Себе Место В Конгрессе, Оставляет Старуху-Сиропщицу На Произвол Судьбы В Судейской Камере. Реформы, Возвещенные „Независимыми Избирателями“, отцвели, Не Успев Расцвесть…»