Механический Зверь. Часть 4. Мастер тысячи форм

.

— Отлично… — сложившийся как-то сам собой ритуал, которым заканчивалось каждое избиение не способных ничего ему противопоставить солдат, Лаз соблюдал неотступно. Но на этот раз его бесцеремонно прервали.

— А я-то думал, кто этот таинственный борец за справедливость из слухов? — Слишком хорошо знакомый Лазу мужской голос раздался со стороны улицы. И это не должно было быть возможно, потому что все это время он сканировал окружение магией, но Фауста Лаз не почувствовал.

— Что тебе надо? — В последнее время отношения между ними безвозвратно испортились и они все еще жили в одном номере, поскольку Лаз боялся, что если он захочет смыться, Фауст что-то заподозрит. Как оказалось, опасения были напрасны, мужчина заподозрил его и без этого.

— Это так ты меняешь судьбы? Избивая людей, словно малолетний хулиган?

— Я не собираюсь менять ничьи судьбы. Я хочу лишь найти Айну, только и всего. А эти, — Лаз пнул в бок стонущего от боли в сломанных ребрах солдата, — просто способ не сойти с ума.

— А что скажет твоя эта принцесса, если узнает обо всем этом? — Фауст не собирался миндальничать.

— Она… — на секунду в глазах Лаза промелькнула так хорошо знакомая Фаусту искра совести, но почти сразу ее поглотило и уничтожило пылающее пламя гнева. — Да с чего мне тебя вообще слушать!? Зачем ты мне? Что ты сделал для того, чтобы найти ее? Я знаю, что ничего, можешь не говорить. Вместо этого ты, как я понимаю, искал меня.

— Именно так. Потому что больше тебя остановить некому.

— А ты, значит, остановишь? И чем, этой парой зубочисток? — Лаз ткнул пальцем в висящие у Фауста на поясе клинки. На что в ответ получил лишь усталый вздох и тихое бормотание:

— Похоже, придется тебе показать, как я умудрился прожить почти шесть сотен лет, не обладая и крупицей магии…

В следующую секунду перед глазами у Лаза потемнело, а в спину ударил мощный поток воздуха. И не потому что он потерял сознание или попал под действие какого-то странного заклинания. Причиной потери зрения была ладонь Фауста, обхватившая его голову, словно мячик для волейбола, а причиной ветра то, что они неслись по улицам ночного города со скоростью пикирующего сокола, меньше чем за минуту оказавшись за стенами. Финальным аккордом этой психоделии стал бросок, которым Фауст отправил свою ношу в полет на несколько десятков метров в воздух.

Шокированный таким развитием событий и потому даже не пытавшийся сопротивляться, Лаз сообразил замедлить свое падение лишь после того как преодолел высшую точку своей траектории и начал стремительно приближаться к земле. Зависнув в воздухе, он совершенно круглыми глазами уставился на медленно вытягивающего мечи из ножен Фауста.

— Что это было!? — Ответом стало бритвенно-острое лезвие, приближающееся к его носу. Увернуться Лаз успел лишь в самый последний момент. И это при том, что он находился почти в десятке метров от земли. — Остановись, черт тебя подери!

— Да неужели? — Фауст, приземлившийся после своего умопомрачительного прыжка, пару раз на пробу взмахнул клинками, словно удивился, что они не достигли цели. — Не ты ли хотел найти выход своей злобе, вымещая ее на безобидных солдатах? Так почему сдулся, как только появился противник посерьезнее?

— Ладно, ты сам напросился!

Достигший высот в своем ремесле маг-стихийник в бою выглядит словно бог войны, поднимающий землю, повелевающий ветрами и обрушивающий на врага шторма и огненные смерчи. Маг-псионик, определенно, не может похвастаться такой зрелищностью своих заклинаний, да и их разрушительный потенциал в большинстве случаев оставляет желать лучшего. Вот только речь шла не об обычном маге.

Сила души Лаза уже догнала Савойна, арсенал его навыков превосходил любого псионика на континенте, а благодаря опыту своей далеко не мирной жизни уровень его контроля энергии заставил бы одобрительно покивать даже такого монстра как Чабу А’Маку. Пока что нельзя было сказать, что Лаз был сильнейшим магом континента, но соперников у него становилось меньше даже не с каждым годом, а с каждым месяцем. И Фауст, и правда не обладающий ни граммом магии, получил возможность на себе ощутить всю эту силу, помноженную на распиравший Лаза изнутри гнев.

И надо было отдать должное: псионика тоже могла быть крайне впечатляющей. Ночь в паре километров от городских стен просто исчезла. Только что была озаряемая лишь уже стареющей луной и редкими звездами тьма, а в следующую секунду пространство пробили сотни электрических разрядов. Пылал сам воздух, влага в нем расщеплялась на составляющие ее атомы и сгорала в обжигающем пламени, жарче любого естественного. Небо превратилось в филиал ада, но и внизу было ничуть не лучше. Взлетали в воздух огромные булыжники, трескалась земля, сминаемая колоссальной силой телекинеза, раскаленные, словно только что вынутые из доменной печи куски породы носились быстрее стрел. Лаз не экономил ни на чем.

Вот только Фауст и правда не прожил бы столько лет, если бы не умел справляться с подобным. Усмехнувшись, он сорвался с места, размывшись неясной кляксой, практически неразличимой во всем этом хаосе. Валуны он разрубал, трещины перепрыгивал, от камней уклонялся, и даже молнии и огонь не могли ему ничего сделать. Лаз, впервые в жизни выпустивший на волю столько разрушительных заклинаний разом и в первые секунды упивавшийся ощущением могущества и власти, вдруг почувствовал чью-то стальную хватку на своей щиколотке. И телекинез, что поддерживал его полет, тот самый телекинез, что без проблем поднимал в воздух камни весом в сотни килограмм, не выдержал. Вместе с вцепившимся в ногу Фаустом они начали падать на землю, где тело только что невероятно гордого собой псионика было во всей силой вбито в покрытую трещинами почву.

— Закончил с пиротехникой? — Одежда на пестром мечнике обуглилась и дымилась, часть волос также была сожжена, однако никаких серьезных повреждений от прохождения сквозь горящие кислород и водород.

— Как это возможно? — Лаз перестал что-либо понимать.

— Что, уже не такой крутой, когда твои приемчики не работают? Хочешь скажу, почему? Бой — это процесс уничтожения противника, а не показуха.

— Почему ты цел!?

— Победишь — может и расскажу. Но что-то мне подсказывает, что твой затянутый яростью мозг на такое не способен. — Лежащий на земле Лаз вдруг почувствовал сильнейшую боль в щеке и верхней челюсти. Фауст был изо всех сил, не сдерживаясь, и будь его тело обычным, Лаз бы уже несколько раз умер от всего произошедшего. — Соберись, идиот! Ты должен спасти свою принцессу, как ты сделаешь это, если почти обезумел от гнева?

— Не делай так больше, — прошипел Лаз, останавливая все последствия своих заклинаний и покрываясь слоем чернильно-черного тумана.

— Что, покажешь мне зубки? — Было видно, что Фауст и сам был в бешенстве. До самого последнего момента он не хотел верить в правду и только вид Лаза (несмотря на изменение лица, мужчина его сразу узнал) стоящего с довольным видом над кучей еле шевелящихся тел, все-таки смог вывести его из себя. — Страшная форма Зверя, я уже в штаны от страха наделал! На что ты тратишь свои силы? Ты так хочешь найти эту Айну, но при этом тратишь кучу своей энергии на эти чертовы трансформации, в поисках совершенно бесполезные. И еще смеешь вымещать гнев за свои неудачи на невинных людях!? — Он снова занес руку, но удара на этот раз не получилось. Запястье Фауста на середине пути перехватила чернильно-черная когтистая лапа, появившаяся из все продолжающего расти кокона густого тумана.

— Я СКАЗАЛ, — голос больше не был человеческим, гортанный, рычащий… — НЕ ДЕЛАЙ ТАК БОЛЬШЕ! — И до жути пугающий.

Тварь, появившаяся из дыма, с человеком имела общего куда меньше, чем лев или волк. Громадная, покрытая жесткими пластинами брони, вооруженная полной зубов пастью и аж четырьмя «руками» с соответственным набором тупых и зазубренных когтей, она возвышалась над Фаустом на добрых полметра, сверля мужчину горящими алым бусинками глаз.

— Ну давай потанцуем!

Ветер поднялся снова, но на этот раз к магии он не имел никакого отношения. Просто скорость, с которой двигались две фигуры, превысила все доступные человеку границы. Скрежещущие звуки ударов металла о металл заполонили окрестности, а от оглушительного рева в городе дребезжали окна домов. Непонятно из чего сделанные клинки Фауста, на которых не появлялось даже царапин, и когти черного монстра, страдающие куда больше, но начинающие отрастать с видимой глазу скоростью сразу после того, как были отрезаны, сталкивались по несколько раз в секунду. Сложно было представить, чтобы человеческое существо могло сражаться с чем-то подобным на равных. Но факт оставался фактом, и, более того, Фауст первое время даже выигрывал, покрывая тело чудовища десятками глубоких порезов.