Механическое сердце Fatum

— Погибли два человека из нашей команды, — безразлично сообщил мужчина. — И городу едва не пришёл конец.

— Не вините себя, если всё равно не смогли бы ничего сделать. Когда твой враг — не человек, предугадать что-либо невозможно. — Соболев и Поперечный переглянулись.

— Алексей, — Данила вышел вперёд. — Вы знаете, зачем мы пришли. Нам нужен ваш ответ.

— Моё согласие, — усмехнулся тот. — Это же формальность.

— Мы поддержим вас, но будем контролировать, — сказал Соболев, подытоживая обсуждения минувшего дня. — Мы решили так. Новому миру нужно нечто принципиально новое. И мы считаем, что в сложившихся обстоятельствах вы сможете создать это «нечто принципиально новое». Нас здесь не будет, поэтому просто расскажите Мирону и остальным о своих намерениях.

Алексей внимательно выслушал его. По завершению кивнул, скрестил руки на груди и с высоко поднятой головой спросил:

— А ты?

— Вы можете на меня рассчитывать, но лишь после того как мы закончим все дела за стенами.

Соболев протянул руку для рукопожатия. Его голос не дрогнул.

— Так-так, постой! — Поперечный догнал его. Они возвращались и все слова, адресованные ему, Соболев пропускал мимо ушей. — Это что ещё за ответ? Коль, так дела не делаются.

— А как делаются? — он отмахнулся. — Я не хочу и не буду оставаться в стороне. И я не изменю своего решения, чтоб ты знал.

— Связывать себя с правительственным аппаратом! — Данила схватился за голову. — Тебе что, дерьма не хватает?

— Иначе… Не важно! Спорить с тобой по этому поводу я не буду. — Он остановился и принялся смотреть по сторонам. — Где вы машину оставили? Ни черта не видно, мы уже полгорода прошли.

— Коль, — Данила вздохнул. — Не надо этого делать.

В темноте улиц шептал ветер. Эта ночь стала одной из тех немногих, в которые на поверхности царила тишина, ворота были накрепко заперты, и даже те, кто обычно жил здесь, не высовывали носа из квартир. Соболев поднял голову вверх.

Он стоял и смотрел на небо, чистое, как никогда. Даже рассекая облака самолётами, он не был настолько близок к звёздам. Протяни рукой — и коснёшься их, о большем Коля думать не мог и не хотел. Он всё для себя решил в тот день, когда вместе с остальными покинул стены Петербурга. Возвращаясь сюда, он понимал, что ему придётся столкнуться со своим прошлым, которое обязательно упрекнёт его: ты сильнее остальных, но всё ещё недостаточно силён.

Он знал, что его выбор многим не понравится. И, руководствуясь тем же, понимал, что не смирится со случившимся никогда. Путь вперёд он прокладывал сам, и вёл он не только себя. Но когда этому придёт конец и он останется один, наступит пора принимать иные решения. Глядя в небо, Коля смотрел далеко в будущее. Что будет, когда «Rakamakafo» и операции по возвращению людей придёт конец? Ведь по прибытию домой никто из них уже не останется прежним.

— Нам надо отправляться, — тихо произнёс Коля. Не оборачиваясь, он первым пошёл вперёд.

Данила смотрел на ссутулившуюся спину и понимал как никогда, что мир, изменивший таких людей, не стоит уважения. Быть может, топящий за человеческие чувства Гнойный был не так уж и не прав. Грязный парадокс. Все они потеряли нечто большее, нежели неспособность сопереживать этим самым потерям.

— Чёрт. — Зарывшись пятернёй в волосы, Данила закрыл глаза. — Меня подожди! — крикнул он, возобновляя шаг. Где-то вдалеке дважды вспыхнули жёлтые огни фар.

В мрачной тишине глубокой звёздной ночи тоненькая нить, связывающая их, оборвалась.

***

Славе некуда было возвращаться и он бесцельно брёл по пустым молчаливым улицам Петербурга. Не то чтобы ему совсем некуда было идти, скорее, он не хотел встречаться с теми, кто стал бы его жалеть, осуждать или проявлять бы в его отношении какие-либо иные чувства. Ведь Слава больше не знал, могут ли они называть свои чувства настоящими. В какой-то миг он был благодарен Мирону за то, что тот накануне проявил к персоне Гнойного максимум безразличия и незаинтересованности. Потому что единственные чувства, в искренности которых Слава мог не сомневаться — это глупые желания Рики Ф, в которых он заблудился, как в трёх соснах, а так же раздражение Мирона из-за его нежелания идти на сотрудничество.

Но постоянно причисляя себя к тем, кто после начала конца получил значимые привилегии, Слава незаметно для себя рыл пропасть между собой и своими старыми друзьями. В последнее время он и вовсе перестал принимать это во внимание. Когда они последний раз пили с Ваней? Слава задумался и помотал головой, выгоняя из себя эти мысли. После того что произошло в Москве, после того как он перестал быть человеком (чёрт возьми, если Гена и мог ещё хоть как-то оправдаться, то с Карелиным всё уже было решено), он вряд ли имел право вообще находиться с ними, и уж тем более вовлекать их в свои проблемы.

Он отвлёкся от этих мыслей, когда услышал в одном из дворов тихую музыку. Карелин остановился и огляделся по сторонам, понимая, что забрёл в совершенно незнакомые районы. Котёнок зашипел и выполз из капюшона, цепляясь коготками за толстовку.

— Мир сходит с ума, но я на мир не держу зла. И даже сквозь туман в людях свет видеть нужно…

— Хэй, Шым! — позвал Слава.

Он приковылял к серому кирпичному дому, где на втором этаже в широко открытых окнах покачивались занавески. Навалившись на перила, на балконе сидел человек в грязной майке. Он сминал зубами тлеющую сигарету.

Курильщик нахмурился, заплывшим взглядом вылавливая образ человека перед собой, и когда силуэт Гнойного прорезался среди очертаний стволов деревьев, он криво улыбнулся и махнул рукой, приглашая зайти.

— А я думал, это мне хуёво, — усмехнулся Слава, скидывая рюкзак в угол комнаты, где даже обои, казалось, были пропитаны запахом водки и сигаретным дымом. На полу стояли несколько открытых бутылок водки. Ловко соскочивший с плеча котёнок пробрался к столику, на котором портилась бесхозная открытая банка шпрот.

— Мне не просто хуёво, — заплетающимся языком пробормотал Шым, который вернулся с балкона. — Мне хуёво оттого, что мне не хуёво, понимаешь? Они же все исчезли. Насовсем.

Слава решил воспользоваться возможностью, послать подальше все свои дурные мысли и, раз выпал шанс не делать этого в одиночестве, не думать ни о чём. Он поднял с пола бутылку, упал на кровать и отхлебнул из горла.

— Блядь, что это?

Шым щёлкнул кнопку на проигрывателе.

Утреннее небо вновь затянулось тучами. Пошёл снег. Слава много пил, мало думал и смеялся, пьяными глазами наблюдая, как котёнок подтаскивает Шыму шпроты по одной. Из проигрывателя доносилась громкая музыка.

— А там вертится ледяная карусель из колючих снежных игл, мечется, попавший в сеть, свирепый белый тигр. Сплошной завесой непроглядный слепой горизонт и вьюга крутит белоснежный космос колесом…

Погодные капризы не стали ни для кого неожиданностью, и люди выползли наверх, чтобы возобновить работу по разбору завалов. На другом конце города Рики Ф и Алфавит смотрели на развалины так и не успевшей завершиться стройки.

Теперь её разбирали на металлолом. Покорёженный метким ударом каркас огромного офисного, как сообщал установленный за оградой щит, здания выгнулся дугой и грозил вот-вот упасть и раздавить под собой людей, выносящих нетронутые стройматериалы из опасной зоны. Ситуация осложнялась тем, что по искорёженной паутине люди аккуратно перебирались с одного конца стройки на другой, опасно нависая над пропастью. Именно так могло показаться тем, кто появился здесь впервые, но Всячески, лучше всякого человека-паука перебиравшийся с одного конца каркаса на другой, знал лучше всех, как прочна эта хрупкая на вид конструкция.