Мекленбургский дьявол

Сообразив, что так все его войско могут перебить на дальнем расстоянии, Джанибек-Гирей приказал атаковать. Хана не зря называли философом и поэтом. Хорошо образованный Джанибек любил и то и другое, редко ходил в походы и править старался милостиво, но трусом он тоже не был. И многотысячное войско крымчаков пришло в движение.

Беда была лишь в том, что русские пушкари тоже это видели. Как только вражеская кавалерия приблизилась, единороги дали еще один залп и в сторону атакующих полетели полупудовые ядра. Скачущие по высохшей земле чугунные шары разрывали на части или калечили всех имевших несчастье оказаться на их пути, пока не закончили свой бег, проделав в конной лаве изрядные просеки.

Впрочем, и это не остановило ханское войско. Мчащиеся вперед татары и ногайцы лишь стиснули зубы и снова сомкнули свои поредевшие ряды. Еще немного и они достигнут проклятых урусов, после чего утолят свою ярость кровью гяуров… и в этот момент грянул еще один залп. На этот раз тяжелой картечью.

Сотни чугунных шаров каждый весом, в половину гривенки, врезаясь в тела лошадей и людей сбивали их с ног, отрывая конечности и головы, разом превратив первые ряды в мешанину из мяса, крови и грязи. Но и это было еще не все. Прежде чем татарам удалось достичь стрелецкого строя, русские артиллеристы сумели еще раз выпалить теперь уже почти в упор легкой картечью, коей в залпе десяти орудий вышло больше тысячи пуль разом, и тут же, не теряя ни минуты, принялись откатывать свои орудия назад под защиту занявшей их место пехоты.

Мало кому из крымских всадников посчастливилось пробраться через завалы конских и людских трупов, но лишь для того, чтобы оказаться перед рогатками, ощетинившимися во все стороны заостренными кольями. В отчаянии джигиты поднимали своих коней в прыжок, но проклятые деревянные ежи стояли так, что перемахнувший через первый ряд неминуемо приземлялся на второй. А тут еще успевшие выстроиться русские стрельцы, дали первый залп из своих мушкетов.

Свинцовым пулям, конечно же, не сравниться с картечью по убойной силе, но летели они так густо, что весьма немногие смогли их избежать. А русские тем временем, словно хорошо отлаженный механизм перестраивались, снова стреляли и так, казалось, могло продолжаться вечно, пока Фролов не поднял вверх одетую в кожаную крагу руку, командуя остановить стрельбу. Стоявший рядом с ним полуоглохший от канонады горнист суетливо приставил к посеревшим от порохового дыма губам мундштук и, безбожно фальшивя, сыграл отбой, а вперед опять выкатили единороги, угостив отступающих татар для начала тяжелой картечью, а после добавив гранат в самую гущу.

Продолжавший стоять в центре позиции Панин, хорошо видел, как вражеская конница атакует его соседа. Возможности поддержать стрельцов у засевших за перевернутыми телегами и арбами охотников не было, но вот тяжелые орудия, притащенные ими на поле боя, могли помочь.

— Заряжай! — велел пушкарям Федор.

— Далековато, — не без сожаления в голосе отозвался стоявший рядом Ванька-Кистень

— Тебя кто спрашивал? — вызверился в ответ полковник и требовательно посмотрел на артиллеристов. — А вы кого ждете, анцыбалы?!

— С набольших пушек железными ядрами можно попробовать, — кивнул седоусый пушкарь. — Давай, ребятки, навались!

Тяжелых двенадцатифунтовых орудий у них имелось только четыре штуки. Больше дотащить до поля боя не удалось. Зарядив в медные жерла полуторный заряд и случайно оказавшиеся среди каменных боеприпасов несколько кованных железных ядер, артиллеристы принялись их наводить. Закончив с этим, седоусый перекрестился и, открыв по шире рот, вжал фитиль в затравку. Бахнуло так, что у всех любопытствующих, кто не догадался последовать примеру пушкаря, заложило уши.

Ядро, прошелестев над полем, приземлилось совсем рядом с группой конников, явно раздумывавших, не пора ли им удрать с этого «праздника жизни»? Получив такой прозрачный намек, они тут же сорвались с места и спешно покинули театр боевых действий. Еще два ядра так же не принесли особого вреда татарам, хотя и навели их на определенные мысли, зато последнее угодило прямо в голову одного богато одетого всадника и, поскакав дальше, расшвыряло его свиту, заставив уцелевших поскорее ретироваться. Так что, несмотря на откровенно невеликий урон, стрельба возымела свое действие.

Но Панин оказался не единственным, кто желал помочь своим товарищам. Командовавший сражением фон Гершов тоже не терял времени даром и приказал своим войскам наступать. Мекленбуржцы и русские солдаты, мерно шагая, двинулись вперед, наступая в сторону татарского лагеря. И как впоследствии оказалось, Кароль не ошибся. Значительной части, татар и ногайцев после того как была отбита их атака пришлось отступать практически вдоль линии полков нового строя.

Те, разумеется, воспользовались этим обстоятельством и, как говорят немецкие наемники, щедро отсыпали своему противнику свинцового гороха. Единороги тоже не молчали, и быстрое отступление крымчаков тут же превратилось в избиение.

Чтобы никому не удалось уйти внимательно следивший за ходом баталии фон Гершов, тут же послал в атаку конницу Михальского. Уже почувствовавшие вкус победы воины снова пришпорили коней и понеслись в сечу.

Не отставал от товарищей и Панин. Видя, что правое крыло войска уходит вперед, он распорядился разбирать завалы из рогаток, возов и застрявших на них убитых татар и идти вперед. Запрягать лошадей в пушечные упряжки было долго, поэтому самые большие орудия оставили на месте, а те, что поменьше покатили на руках.

Впереди в рассыпном строю двигались легконогие стрелки, за ними шли построившиеся в сотенные колонны охотники, а между ними пыхтящие от напряжения пушкари и приданные им на помощь матросы двигали артиллерию и зарядные ящики. И как только они сравнялись с линией мекленбуржцев, надежно подперев их левый фланг, Федя дал команду «Стой!». Охотники уже привычно развернулись в шеренги, пушкари выкатили орудия и сходу принялись палить.

Командовавший левым флангом Фролов к этому времени также получил через добравшегося к нему конного вестового приказ генерала фон Грешова идти вперед и атаковать сомкнутым строем отступающих татар. Понеже те не примут боя, следовало, заняв позицию перед вражеским лагерем, выдвинуть единороги и открыть огонь по составленным в табор арбам, за которыми стояли, так и не успевшие к большой драке секбаны и янычарская орта.

Наблюдать сражением издалека было для меня делом новым и непривычным. Однако личный опыт и богатое воображение без труда позволяли понять, что происходит сейчас предо мной. Многие тысячи конных воинов, разгромленные сосредоточенным артиллерийским огнем безуспешно искали выхода из ловушки. Уйти удалось немногим. Очень много их осталось на залитой кровью и усеянной телами людей и лошадей земле.

Честно признаться, я и сам оказался в шоке мощи оказавшейся в моих руках. Каково же было в этот миг татарам прежде ничего даже отдаленно похожего не испытывавших и не видевших?! По спине пробежал холодок, а вдруг в иной раз я сам и мои люди окажутся под столь губительным градом? Что делать тогда мне? Но прочь лишние мысли!

Джанибек, осознав масштаб катастрофы, понял, что эта битва проиграна и теперь остается лишь спасать свою жизнь, первым развернул коня и погнал его прочь. Следом за ним россыпью побежало все войско.

Наша конница продолжала преследовать врага, постепенно скрываясь за поднятым над сухой степью густым облаком пыли. И тут на самой грани горизонта появилась какая-то темная полоса. С каждой минутой она росла и ширилась, охватывая широкой дугой все пространство. Я смог разглядеть лес высоких копий над головами всадников.