Мексика

– Здесь дальше по пляжу есть одно местечко, – предложила Джина, – в городе. Говорят, там вполне мило. Кажется, Лос Кротос? Может быть, сходим?

– Конечно, – ответил Лестер, но ноги снова онемели. «Дальше по пляжу? В городе? Уже стемнело, а я не говорю по-испански».

Джина выжидающе смотрела на него.

– Если не хочешь – не пойдем. Не важно, – она допила свой коктейль и поставила бокал с оставшимся в нем кубиком льда на стойку. Лед подпрыгнул и стукнулся о стекло, словно выбитый зуб. – Можно поесть и здесь. Простоя тут уже два дня и мне порядком поднадоело местное меню – ты же понимаешь, рыба, рыба и еще раз рыба. Вот я и подумала – может быть, хороший сочный стейк?

– Конечно, – кивнул он. – Конечно, о чем речь.

Они спустились на пляж. Босая Джина шла рядом с ним, в одной руке она несла босоножки, в другой – сумочку. Ночь постепенно вступала в свои права, светили неяркие огни, дул легкий бриз, и пальмы лениво шелестели листьями. Пустые палапа [14] выстроились вдоль линии прилива, похожие на покинутые города забытой расы. Лестер брел по глубокому песку, загребая своими неуклюжими и огромными, словно снегоступы, ногами. На фоне белой кружевной пены прибоя мелькали силуэты резвящихся на берегу детей и собак, в более глубокой тени пальм весело смеялись и переговаривались собравшие в группки люди. Звуки их голосов постепенно стихали, переходя в бормотание и исчезая, пока до слуха не начинали доноситься смех и голоса очередной компании прогуливающихся по берегу отдыхающих. Лестеру тоже хотелось что-нибудь сказать – ну, хоть что-нибудь, но, как на зло, в голову ничего не шло, а перегруженный впечатлениями мозг наотрез отказывался работать. Они шли молча, впитывая царящую вокруг атмосферу вечера.

14

Легкие домики, навесы, зонтики из пальмовых листьев на пляже (исп.).

Добравшись до ресторанчика – открытой площадки у глубокой лагуны, откуда сильно несло водорослями и гнилью, Лестер понемногу расслабился. На столах белели аккуратные скатерти, внимательный и серьезный официант с невозмутимым спокойствием воспринял искалеченный испанский нового посетителя. Появились заказанные коктейли. Лестер снова почувствовал себя в родной стихии.

– Ну, – сказал он, облокотившись о стол и придав голосу. максимальную непринужденность, в то время как Джина выдавливала в бокал дольку лимона и небрежно покачивала босоножкой, болтающейся на кончиках пальцев стройной гладкой ноги, – ты ведь не замужем, да? То есть, я не вижу у тебя ни обручального кольца, ни чего-нибудь такого…

Джина слегка ссутулилась, сделала первый глоток – они оба пили Маргариту – и перевела взгляд вдаль на темный пляж.

– Я была замужем за полным идиотом, – начала она. – . Но это было очень давно. Мой менеджер, Джерри О'Коннел – он ирландец, у нас с ним кое-что было, но с этим тоже покончено. Так что, в общем, нет, – она пристально посмотрела на Лестера. – А ты?

Он сказал, что вдовец, и увидел, что ее взгляд стал внимательнее. Женщинам нравилось слышать такие вещи – это приводило в движение загадочные маленькие колесики и шестеренки в их душах, поскольку становилось ясно, что он не какой-то там подпорченный товар, а в отличие от остальных вшивающихся здесь кретинов с волосатой грудью, жертва трагической, поистине трагической судьбы. Джина спросила, как это случилось – странная смесь сочувствия и болезненного любопытства, и он рассказал ей о подростке в Suburban'e, о влажной мостовой и о том, что студенты-добровольцы не должны были ходить поодиночке. Но Эйприл сразу же махнула на это правило рукой, желая поставить исключительно чистый психологический эксперимент. Что ж, так или иначе ей это удалось. Дойдя в своем рассказе до горькой иронии финала, Лестер почувствовал, как у него сдавило горло, да тут еще и все эти выпитые коктейли и доносящая от лагуны вонь – в общем, он едва не сорвался.

– Меня не было с ней, – пробормотал он. – Вот, что важно. Меня там не было…

Джина коснулась его руки…:

– Ты действительно ее любил.

– Да, – ответил Лестер. – Любил.

Он любил ее, но теперь уже с трудом мог представить себе Эйприл – ее образ расплывался в сознании, словно сдуваемый упрямым ветром.

Они выпили еще по коктейлю, потом заказали ужин – передышка после его печального повествования. И Джина поведала ему свою грустную историю: мать-алкоголичка, погибший от выстрела в упор брат, которого по ошибке приняли за члена какой-то банды, ее спортивные успехи в школе, и как она не знала, куда ей с этим податься, два года в колледже и устройство на работу, от которой тупели и затягивались паутиной мозги – все до тех пор, пока О'Коннел не вытащил ее из безвестности и не сделал из нее боксера.

– Я хочу быть лучшей, – заявила она. – Первым номером. На меньшее я не согласна.

– Ты красивая, – сказал Лестер.

Она посмотрела на него. Ее бокал был почти пуст.

– Я знаю.

К тому моменту, как они закончили ужин и выпили еще по паре коктейлей, Лестер снова начал ощущать себя непобедимым и почти всемогущим. Была уже четверть двенадцатого, и их заботливый официант хотел отправиться домой. Лестер тоже был вовсе не против вернуться к себе – ему не терпелось завести Джину в своей номер и не оставить на ней неизведанных мест. Он поднялся на ноги и бросил деньги на скатерть.

– Может, пойдем? – слова забавно ударялись в небо.

Джина неуверенно встала со стула и, опираясь о Лестера, застегнула правую босоножку.

– Наверное, нужно поймать такси? – спросила она.

– Такси? Но нам же всего лишь нужно пройтись по пляжу?

Она задрала голову и посмотрела на него снизу вверх – по сравнению с его ростом и мощью Джина казалась маленькой, как ребенок.

– Разве ты не видел записку у себя в номере? На двери в ванную? Знаешь, она так забавно написана, но все равно, возможно, это и правда.

. – Записка? Что за записка?

Джина нырнула в сумочку и, порывшись, извлекла из нее сложенный листочек бумаги.

– Вот. Я ее даже переписала – она такая милая: «Администрация с прискорбием извещает, что в ночное время зона пляжа является небезопасной по причине наличия неких криминальных элементов, с которыми местные власти, к сожалению, справиться не в состоянии и настоятельно рекомендует постояльцам при возвращении из города брать такси».

– Ты что, смеешься? Криминальные элементы? Да это же сонная деревушка в богом забытом глухом углу. Чтобы тут появились криминальные элементы, нужно хотя бы попытаться найти какие-нибудь злачные места. А кроме того, кроме того… – но тут он отстал от поезда своих мыслей, – кроме того…

– Что?

– Да здесь во всей этой стране маломерков не найдется никого выше метра семидесяти. Я уже заметил, – и расхохотался. Он просто не мог удержаться. – Криминальные элементы! – все еще тряся головой от смеха, Лестер повел Джину в ночь.

Считайте это расплатой за высокомерие.

Не прошли они и пары сотен ярдов – вокруг царила густая темнота, вдали на холмах, выли собаки, а звезды прочно заняли свои места на небосклоне, – как на них напали. Ничего общего с тем, как это много раз представлялось Лестеру, когда он плелся домой из закрывшегося бара на Двадцать четвертой улице в тайной надежде, что ему подвернется какой-нибудь незадачливый дерьмоголовый любитель подвигов, которого с полным правом можно будет порвать пополам. Никаких слов, никаких угроз типа: «У меня пистолет», «Гони кошелек» или «Это ограбление». Вот он бредет по пляжу, а его пьяная рука в предвкушении дальнейшего приятного развития событий покоится на плече Джины – и вот он уже лежит на песке, две пары обутых в остроносые ботинки ног жестоко и методично тузят его в лицо и по ребрам, а вокруг все замелькало и закружилось в вихре, словно в панике разлетевшаяся в стороны стайка мелких пташек. Послышался рык, проклятия, хруст кости – не иначе чей-то нос стал выглядеть иначе – это Джина, Джина Пума набросилась на нападавших и наносила им мощные и безжалостные удары кулаками. Он понял это, поднимаясь с песка, когда его внезапно перестали пинать. Хулиганье разбежалось.

– Ты в порядке? – спросила она, Лестеру даже сквозь шум волн было слышно ее ровное, чуть ускоренное дыхание.

Он выплюнул в ночь проклятие.

– Ублюдки! Сучье племя! Я убью вас!

Но это были лишь слова, пустые угрозы. Лестер это понимал. И что еще хуже – Джина тоже.

– Да, – наконец выдавил он.

Грудь тяжело вздымалась, в висках бился алкоголь и адреналин, вздувшиеся сосуды казались ему пульсирующими садовыми шлангами, змеившимися под кожей головы.

– Да, все о'кей… Мне вмазали по лицу… и по-моему… по-моему, сперли бумажник…

– Ясно, – странно спокойным голосом отметила Джина. – Ты уверен?

Затем она присела на корточки и, растопырив пальцы, принялась ощупывать песок.

Лестер присоединился к поискам, страшно обрадованный, что ему можно было пока оставаться на четвереньках. Бумажник? Да и черт с ним! Что ему какой-то там бумажник? Песок был приятно прохладным, и равномерный ритм прибоя передавался рукам самым непосредственным образом.

– Лес? – Джина уже встала и стояла над ним, заслонив звезды. Ему никак не удавалось разглядеть ее лицо. – Ты точно в порядке?