Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии

* * *

По кабинету распространяется определенное смущение. Режиссер смущен, потому что не очень понимает, как об этом говорить. Я сам смущен, потому что мне, с одной стороны, не нравится то смущение, в которое я его погрузил, но с другой стороны, мне не хочется дать ему выскользнуть.

– Андерсен говорил о себе как о гении. – Режиссер находит подсказку и сбегает в область общих знаний, спасая нас тем самым от воцарившейся тишины. – Так что не исключено, что только ложная скромность приводит к тому, что гениев на земле так мало. Представь, что было бы, если бы все считали себя гениями. Может быть, качество всего на свете тогда бы резко возросло.

Да, да, думаю я про себя. Андерсен ведь тоже решил, что он гений, еще до того, как отправиться из Оденсе в Копенгаген, чтобы убрать последнее маленькое препятствие на своем пути и, снискав расположение буржуазии и заручившись поддержкой состоятельных людей, развернуть наконец свой гений перед лицом всего мира. И если у него и были какие-то сомнения, они касались исключительно того, в какой именно области ему стоит разворачиваться свою гениальность: в танцах, актерской игре или поэзии.

– Слушай, может быть, нам называть вещи своими именами: ты всегда исходил из того, что ты гений.

Он смеется, так что я и сам начинаю смеяться.

– Моими образцами для подражания были Кубрик и Дрейер, а они каждый раз, делая что-то новое, устанавливали определенный стандарт. Но делать это гораздо проще, когда между фильмами проходит десять лет, а не полтора года, как у меня. Тогда немного тяжелее совершать, – говорит он, смеясь, – гениальные шаги.

Не все свои гениальные шаги Триер считает одинаково твердыми. Когда я спрашиваю у него о любимом собственном фильме, первым он называет «Догвилль».

– Он мне нравится, – тихо говорит Триер. – Мне кажется, он хорошо закручен в плане кинопроизводства. «Идиоты» – гораздо более запутанный и не такой уж изящный фильм, но он мне тоже нравится. «Рассекая волны» я много лет не пересматривал. На фильмы, снятые до того, я смотрю сейчас немного отстраненно. «Элемент преступления», как мне сейчас кажется, был ничего такой. «Эпидемия» – это очень короткий фильм, а «Европа» мне кажется скучноватой, в ней слишком много изобретательности.

– А «Королевство»?

– «Королевство» – да, пожалуй, но главным образом потому, что мне многое в нем кажется смешным. Не столько по части ужасов, сколько по части характеров. Хелмер и Моесгор были особенно хорошо прописаны. И Йенс Оккингс Буллер и фру Друссе. Очень красочная галерея.

* * *

За «Догвиллем» в 2003 году последовал фильм «Пять препятствий», в котором Ларс фон Триер отправлял человека, который долго служил ему примером, режиссера и кутилу Йоргена Лета, снимать фильмы, правила которых устанавливал сам Триер, заставляя Лета делать все то, чего тот обычно избегал. Фильм был принят хорошо как зрителями, так и критикой. Потом Триер снял «Мандерлей», еще один сеанс меловых линий, который был принят уже более сдержанно. И уж совсем плохо дела обстояли в 2006 году, когда в свет вышел «Директор всего», разгромленный критикой и объявленный высосанной из пальца чушью.

Писатель Карстен Йенсен в киножурнале «Экко» поставил фильму одну-единственную звезду. Слухи говорят, что Триер неделями носил эту рецензию в кармане, все глубже и глубже впадая в депрессию.

– Ну, в каком-то смысле я считаю, что одна звезда – это еще хуже, чем ни одной, – говорит он, когда я об этом упоминаю. – Но вообще фильм был принят в Дании чудовищно плохо.

Многие коллеги и друзья Триера рассказывали мне о его мучениях, связанных с той рецензией. Другие возражали, что Триер вообще не читает рецензий. Но Петер Ольбек утверждает, что та конкретная угодила триеровскому чувству собственного достоинства в самое солнечное сплетение. Еще и в то время, когда он был особенно уязвим.

– Я думаю, что он переживал тогда – и как мужчина, и как режиссер – кризис среднего возраста. Со всеми этими вопросами: «Неужели все закончилось? Остается ли мне теперь только вспоминать о хороших временах или там, впереди, тоже еще что-то ждет?» Однако мне кажется, что, сняв «Антихриста», он преодолел этот кризис. Потому что можно считать, что это дерьмо, а не фильм, но никто не может сказать, что он снят человеком, звезда которого вот-вот закатится. И всего через год после окончания съемок «Антихриста» он уже был готов начать все заново, – говорит он.

Сам Ларс фон Триер признается, что, когда он бесшабашен и в своей тарелке, ему «плевать» на рецензии. Более того, он даже радуется, если фильм особенно резко критикуют.

– Но когда я вроде как стою на коленях, я гораздо более склонен читать рецензии и придавать им какое-то значение.

И Карстен Йенсен его действительно не пожалел.

«Директор всего» похож на видеосопровождение для рождественского корпоратива «Центропы», снятое парочкой рядовых сотрудников, которые в перерывах между продакшенами одолжили камеру и сымпровизировали мягкую сатиру в адрес власть имущих на своем рабочем месте», – начинает он свою рецензию. И продолжает:

«Я не исключаю, что в течение первых пяти минут в зале еще будут раздаваться редкие, полные ожиданий и надежд смешки, но потом внимание начнет рассеиваться, так что через пятнадцать минут после начала фильма в зале можно будет застать ласки в серверной, растущие промилле и ряды пустых кресел».

Чуть позже он переводит взгляд с фильма на режиссера: «Хуже всего не то, что Триер не испытывает никакого уважения к зрителям, хуже всего то, что он не испытывает уважения к себе самому. Он оказался втянутым в студенческую борьбу со своим собственным талантом, в рамках которой не может использовать идею, предварительно не препарировав ее так, чтобы не оставить от нее камня на камне, в вечном страхе обнажить иначе какую-то внутреннюю жизнь, в наличии которой, впрочем, он и сам сильно сомневается».

Триер терпеливо сидит и слушает, пока я зачитываю ему выдержки из рецензии.

– Хорошо, может быть у меня нет самоуважения, но он так и не объяснил мне, как именно это выражается. Он, наверное, имеет в виду эффект остранения. Что я не вижу ничего ужасного в том, чтобы раскрыть очарование фильма. Когда я делал обратные проекции в «Европе», я отдавал себе отчет в том, что я делаю обратные проекции. То же самое можно сказать о «Догвилле»; все вокруг качали головами и говорили: «Да сделай же ты нормальный город в конце концов! Зачем ты заранее выставляешь себя идиотом?» Нет, я считаю, что я показываю составные части. Как в кулинарных телепередачах, когда они сначала показывают помидоры в банке, а потом сразу готовое блюдо.

– Что зритель получает благодаря этому?

– Ну, в какой-то момент ты перестаешь замечать линии, и мне кажется, что это для тебя же может быть круто. Может быть, ты сможешь использовать это потом в каких-то других областях жизни. Потому что в тот самый момент, когда ты перестаешь видеть линии, ты различаешь за ними изображение самых разных жизненных ситуаций – и, может быть, вдруг увидишь всю природу до малейшей травинки.

– Так что ты не считаешь, что это демонстрирует твой страх перед возможным отсутствием всякой внутренней жизни?