Мелкие случаи из личной жизни

Мать, я уже полчаса сижу жду как дурак. Ты вообще где?

Толя, не поверишь, я за городом.

Почему не поверю, вижу, что не дома. А как ты там очутилась? Сегодня же рабочий день.

Толя, нет у меня больше рабочих дней, все выходные. Продал наш Генрихович фирму, я теперь без работы, – Татьяна постаралась произнести это как можно беззаботнее.

Толя принял новость на удивление легко.

Мать, ты даешь. Ни на минутку нельзя без присмотра оставлять, сразу что-нибудь случается. А твой Виктор Николаевич где?

Здесь. Это его дом. Он решил, что мне будет полезно в сельской местности отдохнуть и прийти в себя.

Это он правильно решил. Ты там еще долго пробудешь?

Толь, не знаю. Дня два, я так думаю.

А Виктору Николаевичу на работу не надо?

Тут Таня решила соврать. Нечего всю подноготную парню рассказывать. А то он догадается и в гневе все отцу выскажет. Хорошего в этом мало. Поэтому она сказала довольно весело:

Ему на работу надо, но он хозяин, сам решает, когда туда идти, а когда драить подчиненных по интернету. Видишь, здесь связь какая хорошая?

Мысль переключить разговор оказалась плодотворной. Толя заговорил о качестве связи, пожаловался на нестабильность соединения в своей школе, потом вспомнил о мистере Пратте...

Он так тобой восхищается. Можно подумать, влюбился. Понятное дело, это не твой фасон. Твой Виктор Николаевич всяко лучше, хотя бы потому что он о тебе заботится. Нашему мистеру Пратту самому нянька нужна. То на штанах пятно, то желток от яйца на галстуке, то рубашку забудет в брюки заправить.

Они еще посмеялись, после чего Таня волевым решением прекратила разговор: сил улыбаться больше не было. Вспомнилось сегодняшнее утро, нахлынули боль и обида, о которых она только что и думать забыла. Дав отбой, Таня сползла с табуретки на пол и горько зарыдала.

Виктор услышал через дверь, вбежал в кабинет и сел на пол рядом с нею. Утешать бесполезно, понял он. Надо просто помочь всласть поплакать. Этой полезной политике его когда-то научила мама, которая была любительница слезу пустить. Поэтому он знал точно: ничего не надо говорить, просто обнять, погладить и подождать. Слезы уйдут, а она будет благодарна за поддержку.

Так и случилось. Минут через пять Таня посмотрела на него хотя и красными, но уже сухими глазами. Спросила, есть ли у него бумажные платочки, и спокойно вернулась на кухню пить чай.

К чаю Виктор достал-таки еще одну бутылочку, хотя и не был уверен, нужно ли. Таньку уже повело. Может, стоит ограничиться пирожными? Он купил свои любимые, «Черный лес», но не знал, как к этому отнесется Таня. Его жена Даша всегда ругалась: она сидела на разных диетах, ни по одной из них пирожные не полагались, а она их до жути любила. Сожрет всю коробочку, ничего ему не оставит, а потом полночи кроет Витю на чем свет стоит. Лера же от сладостей демонстративно отказывалась, всей фигурой выражая осуждение.

Вопреки его опасениям Таня и бокал вина выпила, и пироженку съела с удовольствием. Он посмотрел в ее затуманившиеся глаза и понял: все сделал правильно. Она наконец-то расслабилась, можно не ждать от нее подвохов. Уже почти ночь, надо отвести ее и уложить... Наверх она сейчас вряд ли поднимется... Танин голос вывел его из задумчивости.

Андрианов, я кажется напилась. Прости. Наверх мне сейчас лучше не подниматься. Навернусь, как пить дать. Твой диван в гостиной раскладывается?

Блин, точно! Как он сразу не сообразил! Раскладывается как футбольное поле.

Говоришь, напилась? А соображаешь прилично. Сейчас белье принесу и диван разложу. Ты тут сиди, никуда не ходи, еще грохнешься.

Мухой слетав на второй этаж, он вернулся с бельем. Разложил диван, застелил и отправился за Таней в кухню. Вошел и остолбенел: пока он бродил, она сидела на той же табуретке и стягивала с себя одежду по одной вещичке. К его приходу на Татьяне остался лифчик, который у нее не получалось расстегнуть. А он еще прикидывал, как все будет. Таня увидела его и обрадовалась:

Витька, расстегни же этот дурацкий лифчик! Ой, я ночнушку достать забыла...

Офигеева, успокойся. Я и подумать не мог, что ты такая пьяная. Речь гладкая, а соображалка отключилась. Вот, расстегнул я твой лифчик. Иди ко мне. Держись крепче.

Он отнес ее на диван, уложил, лег рядом. Не успел глазом моргнуть, как Таня уже спала, трогательно посапывая. Тогда он завернул голое тело в одеяло, нашел ее сумку, вытащил оттуда халат и ночную рубашку, разложил на табуретке рядом, а сам вышел на веранду. Его заливали нежность и желание, остаться рядом с ней было просто невозможно, потому что иначе бы он не выдержал, овладел бы ею спящей. А вот как она к такому отнесется когда проснется, предугадать он не брался. Лучше посидеть и на звезды полюбоваться.

Где-то через час он услышал легкие шаги, потом рука легла на его запястье. Обернувшись, он увидел Таню в халате. Признаки опьянения ушли с ее лица, в полутьме глаза казались огромными и по-особенному сияющими. Наверное в них отражался свет звезд.

Прости, Витя, я просто дура. Не надо было мне пить лишнего. Вела себя как не знаю кто... Ты не обиделся?

Тань, ну на что я мог обидеться? Посмотри лучше, какие звезды! Только в августе такие и увидишь. Садись рядом, только не навернись.

Он усадил ее на перила и крепко обхватил руками. Теперь и захочет — не упадет. Таня доверчиво положила голову ему на плечо и подняла глаза к небу.

Витя, ты представляешь... Я со школы так на небо не смотрела. Все то недосуг, да и за городом я редко бываю. А тут такая красота... Млечный путь через все небо! С ума сойти! А ведь я в школе астрономией увлекалась, многие созвездия знала. Вон Большая Медведица, Малая, Кассиопея, вон созвездие Лебедя. Ой, смотри, Плеяды как хорошо видно!

Танька, да ты спец! Я весь вечер готов на звезды любоваться. Никогда не надоедает. Венера на закате низко была, а сейчас поднялась и ушла направо. А если мы еще через два часа выйдем, Орион будет видать. Вон там, над самым горизонтом. В августе он на боку лежит, а к ноябрю встанет и все небо займет. Я тут, когда каркас ставили, впервые заметил как они движутся. Это два года назад было. Если не лень, давай выйдем на открытое место, еще лучше видно будет.

Таня легко, как будто и не пила ничего, соскочила с перил. В ее движении была детская радость и готовность следовать за ним. Сейчас ей можно было дать не больше двадцати. Виктор свел ее с крыльца и усадил на лавочку, устроенную на стенке, поддерживающей земляную террасу. Над ними раскинулось звездное небо. Заметно холодало, и он прижал ее к себе поближе, стараясь согреть.