Мелкий Дозор (сборник)

– Сумрак в степи злой, да… Намаялся порталы открывать? – сочувственно глянул шаман.

– После того случая и вовсе забыл про них. Верхом вернее.

Мы помолчали. Орчу отламывал от камня кусочки слоистой породы и с мрачным видом бросал вниз.

– Ты знаешь, где искать Темуджина. Все теперь знают, и только вечное Небо еще хранит мальчишку. Правда, пока твои дозорные доберутся…

– Что делать, Орчу? – Было больно думать, что ничего нельзя исправить.

Предсказание изречено… Никто не хочет войны, которая может уничтожить множество Иных и людей, даже Темным это не нужно.

– Предсказание? – Шаман расхохотался, и я обнаружил, что от мысленного щита не осталось и следа. Он снова видел меня насквозь.

Мне стало не по себе. Шаманы относились к древним Иным, которые видели зарю человечества. Многие из них обращались с Силой легко, могли обвести вокруг пальца даже Высшего, не то что степняка с первым рангом. Но природа всегда стремится к равновесию. За умение мастерски управлять чужими чарами они расплачивались внешними проявлениями своих способностей.

Будто отвечая моим мыслям, Орчу закатил глаза и затрясся всем телом. На губах выступила пена, словно Иной объелся волчьих ягод. Он сполз с камня и принялся кататься по траве в опасной близости от обрыва. Первым моим побуждением было подхватить старого пройдоху, но я вспомнил, что так Орчу начинал каждое свое погружение в Сумрак. Пришлось просто отойти на несколько шагов.

Его губы разомкнулись, и из них полилась древнетюркская речь. Забытые созвучия падали в сознание, как железные шары, громко отдаваясь эхом в стенках черепа. Напротив побелевших глаз шамана возник обрывок пергамента: Орчу читал, а не говорил по памяти. Сумрак заволновался, впиваясь в тело сотнями колючих репьев: я и не заметил, как провалился на первый слой…

Слова нового предсказания отгремели. Мир теней и духов неохотно выплюнул меня обратно в степное лето. Орчу сидел на земле, довольно улыбаясь, а я видел, как меняется узор событий: линии путались, обретая новые отростки, новые вероятности…

Новый исход.

– И… что же мне делать теперь? – Вопрос получился по-детски беспомощным.

– Просто побудь с ним рядом, – ответил шаман.

* * *

Глинистый берег был изрыт множеством острых копыт. Лагерь татар располагался совсем рядом, о чем можно было судить по многочисленным дымным султанам, поднимавшимся в небо. Ветер доносил запах тлеющего навоза и бараньей похлебки: степняки готовились к обеду. В животе заурчало.

Истинный сын степи никогда не откажет одинокому гостю в трапезе. Я смело направил коня на голоса.

– Там всадник! – прокричал детский голос, и несколько воинов тут же вскочили с мест. Подъехав ближе, я отметил, что это были совсем юные мальчишки, у которых только-только обозначились усы. Татары старшего поколения посмеивались, оглаживая подбородки, и не спешили хвататься за сабли: действительно, что может сделать одинокий путник, когда против него не менее двадцати хорошо подготовленных воинов?

– Приветствую вас, храбрые воины татарского племени! – Я поднял руку в мирном жесте. – Мой нос учуял здесь манящие запахи, а глаза увидели достойных мужчин. Найдет ли мое сердце радушных хозяев?

– Проходи и садись скорей к нашему столу, уважаемый! Татары радуются каждому мирному путешественнику, которого Небесный Отец посылает в наши края! – улыбнулся самый старший.

С церемониями было покончено, я слез с коня и с удовольствием устроился на рулоне войлока возле низкого стола. Слуги тут же поставили передо мной блюдо, заполненное мясом, а одна из жен старшего наполнила пиалу вином. Мужчину звали Саулиту, его люди оказались дозорными, следившими за западной границей татарских владений. Я наслаждался беседой и блаженной сытостью, почти забыв о противоречиях, которые всю дорогу раздирали душу на части.

– Всадники! – внезапно заорал слуга прямо у меня над ухом. На вершине холма действительно замерли трое верховых. Они явно не пытались скрываться, но и не спешили к уютному костру. Один из младших воинов-татар подъехал к троице и тут же прискакал обратно с донесением.

– Монгольский вождь Есугай приветствует хозяина Саулиту и выражает нам мирные намерения!

Вокруг татарина заалело облако злости. Я мог бы коснуться его через Сумрак и погасить очаг ненависти. Саулиту потом бы долго хмурил брови и пытался понять, отчего он вдруг проникся радушием к своему заклятому врагу. Я бы сделал так, просто повинуясь желанию Света… но не в этот раз.

Саулиту неожиданно растянул губы в улыбке и прошептал что-то на ухо слуге. Я видел, как вторая душа татарского воина сменила оттенок: поверх красной ярости легла фиолетовая печать долга. Все шло не так, как я предполагал. Если Саулиту прикажет убить Есугая, о нем побежит молва как о подлеце, который нарушил закон гостеприимства. В степи не останется человека, который бы не плюнул ему в спину. И хотя кровь вождя Темуджин-уге взывает о мести, краткий миг торжества будет оплачен сотней лет позора.

Я мысленно застонал. Извечные Силы, за что вы мне шлете это испытание?!

Есугая уже усадили за стол, и беседа возобновилась. Вождь монголов порой поглядывал на меня со странной тоской, будто чувствовал что-то. Хватило мгновения, чтобы проверить: нет, отец мальчика был простым человеком, хоть и с непростой судьбой.

Застольный разговор стремительно скатывался во взаимное молчание. Есугай-баатур был достаточно умен, чтобы не задерживаться дольше, чем того требует вежливость, поэтому он рассмеялся очередной шутке татарина и изобразил раскаяние.

– Сожалею, уважаемый Саулиту, но мне и моим слугам предстоит долгая дорога домой. Поднимем же свои чаши во славу Небесного Отца!

Время вдруг замедлило свой бег, а мысли замелькали с пугающей быстротой. Татарская женщина, робея, наливала в чашу Есугая бесконечно тягучее, густое вино. Узор будущего снова спутался в неразборчивый клубок, который требовал немедленных действий, а я все завороженно глядел на эту медленную струю, которая наполняла узорчатую пиалу, и не мог решиться.

…Пусть дремлют предвечные Силы… Пусть сладко спит Тьма, враг мой, хозяйка многих кровопролитий… Пусть смежит очи Свет, друг мой и строгий учитель. Ни к чему призывать их в свидетели злодеяния, призванного сохранить мир в Мире. Я свершаю это во имя спокойствия, именем человека, которым я был. Руками Светлого Иного, которым я стал…

Иногда проще воспользоваться простыми человеческими инструментами.

Я протянул ладонь через Сумрак. Для остальных движение было слишком быстрым, чтобы заметить, как из моей руки в чашу Есугая высыпался бесцветный порошок.

Вождь монголов осушил вино и поднялся, прощаясь. Его слегка шатнуло – он на миг нахмурил брови и тут же улыбнулся, видимо, вспомнив что-то приятное.

Вспоминай, Есугай, своих родных и близких. Вспоминай двух жен и четырех сыновей, вождь монголов. Совсем скоро твои внутренности будут пылать огнем, лоб покроет испарина, а лица близких сольются в рыжий туман. Торопись увидеть их до того, как Небесный Отец растворит тебя в вечности.