Мэллори

– Вряд ли мы найдем общий язык.

– Жаль, – сказал Ренли. – Мы нуждаемся в вашей помощи и готовы как следует заплатить. Тысяча фунтов – это серьезно. Будьте благоразумны, по крайней мере, хоть выслушайте меня. Ян – дурак. Он воображает, будто с помощью пистолета можно добиться всего. Я возражал с самого начала… Ну что мне сделать, чтобы убедить вас?

Корридон широко улыбнулся:

– Ладно, уговорили. – Он присел на подлокотник кресла, держа шляпу в руке и всем видом показывая, что готов уйти в любой момент. – О какой помощи речь?

– Нам надо удостовериться, что вы действительно Корридон, – быстро вставила Жанна. – Это крайне важно.

– Разумеется, – подтвердил Ренли. – Видите ли, если мы ошибаемся на ваш счет и будем говорить откровенно, нам грозят большие неприятности. Дело сугубо конфиденциальное. Один раз мы уже ошиблись. Этот тип, Крю, украл у меня бумажник с документами и решил нас шантажировать. Мы с огромным трудом его разыскали, и теперь пришлось вот расположиться здесь, чтобы не выпускать его из виду. До сих пор не знаем, что с ним делать… Если вы действительно Корридон, то у вас на груди должны быть шрамы – следы работы гестапо.

Корридон выпустил из ноздрей струйку дыма, потом пожал плечами, снял пиджак, вынул запонки из манжет рубашки и закатал рукава. Кисть каждой руки, немного повыше запястья, опоясывал широкий белый шрам.

– По вечерам на меня надевали наручники, – пояснил он мрачным голосом. – И нагревали их, чтобы мне не было холодно… Этого достаточно?

Мужчина и женщина хладнокровно смотрели на шрамы – без жалости, без ужаса, а просто с любопытством.

– В гестапо не страдали избытком воображения, – заметил Ренли, дотрагиваясь до шрама на своем лице. – Мне это сделали раскаленным штыком.

Корридон бросил на него внимательный взгляд:

– Вы тоже получили от них свою порцию?

– О, и я, и Жанна!.. Все верно, – сказал Ренли, обращаясь к девушке. – Это действительно он. На шраме отпечаталась марка наручников.

– Хорошо, – произнесла Жанна. – В таком случае мы можем поговорить.

Ренли отошел от Корридона, взял из ящичка на камине сигарету и закурил.

– Дело необычное, – начал он, глядя на тлеющий кончик своей сигареты. – И очень опасное. Я не знаю никого, кто смог бы выполнить его лучше, чем вы. Мы сами уже пробовали, но тщетно. Если вы откажетесь, просто не представляю, кто этим займется.

– Так в чем же все-таки дело? – резко спросил Корридон.

– Нужно найти и уничтожить одного человека, – ответил Ренли. – И мы хотим поручить это вам.

Глава третья

I

«Вам заплатят тысячу фунтов. Половину сразу, половину после окончания работы».

Пока Корридон, сидя в кресле, слушал Ренли, эта фраза не переставала звучать в его ушах. «Половину сразу, половину после окончания работы…» Всякий раз разговор о рискованном деле начинался именно так. Репутацию удачливого исполнителя опасных операций Корридон завоевал себе без труда. Несколько преувеличенные слухи о его подвигах во время войны заставляли людей думать, что он сорвиголова, которому море по колено. К нему обращались те, кто боялся рисковать своей собственной шкурой… У каждого от денег оттопыривались карманы и одинаково блестели глаза – маленькие глаза, похожие на пуговицы. Он слушал этих типов с таким же вниманием, как слушал сейчас Ренли, торговался с ними, поднимая цену, объяснял план будущих действий. Они по секрету доверяли ему свои тайны, делились своими страхами и радовались, что нашли верного человека – сильного, ни перед чем не останавливающегося, презирающего опасность. И все попадали под его обаяние, покупались на прямую и открытую манеру поведения и доверчиво выплачивали аванс… Понимание приходило позже, когда день или два спустя Корридон как бы случайно находил клиента и спокойно заявлял, что он передумал и советует найти другого исполнителя или вовсе отказаться от дела. Некоторые храбрились и требовали деньги назад, но под холодным жестким взглядом теряли уверенность и делали вид, что шутят. Корридон отвечал всегда одно и то же: «Можете на меня жаловаться» – и не спеша уходил, засунув руки в карманы, надвинув шляпу на глаза, насмешливо улыбаясь.

«Половину сразу, половину после окончания работы…» Такого рода доходы позволяли ему недурно жить. И, слушая Ренли, он думал, почему бы и этому предложению не разделить участь предыдущих.

Только предложение, которое ему сейчас делали, не было похоже на предыдущие. И эти трое не были похожи на тех, кто прибегал к его услугам раньше.

Ренли обратился к Жанне:

– Думаю, лучше мне продолжить одному. Но если хочешь остаться…

Девушка вышла, даже не взглянув на Корридона, и тот, к своему удивлению, почувствовал, что комната с ее уходом опустела.

Ренли достал из шкафа бутылку виски и два стакана.

– Немного рановато, но тем не менее выпьем.

Он плеснул в стаканы и протянул один Корридону.

– Когда Жанны нет, я могу говорить свободно. В сущности, эта история выглядит бредовой… За ваше здоровье, – добавил он, поднимая стакан.

Корридон кивнул и сделал глоток. Если удастся вытащить из Ренли пятьсот фунтов, можно будет оплатить операцию для Эффи… У него потеплело на душе при мысли о том, как она обрадуется. Надо хорошо сыграть свою роль, и тогда есть шанс выйти из этой комнаты с деньгами в кармане.

– Да, необычная история, будто из книги, – задумчиво повторил Ренли. – Трудно представить себе, что она произошла в действительности. Между тем… Вам не показалось, что Жанна немного странная?

– Вы все такие, – холодно ответил Корридон. – Забавная троица. Секретное общество, что ли?

– Что-то в этом роде, – улыбнулся Ренли. – Вы отлично поймете нас – сами прошли через это. Потому мы и решили обратиться к вам. Знаем, вы нас не выдадите, даже если не согласитесь помочь.

– Не выдам, – подтвердил Корридон. – Но вовсе не обязательно приму вашу работу. Ближе к делу.

– Конечно. – Ренли помолчал немного, потом продолжил: – Мы трое – это все, что осталось от небольшой группы людей, которые участвовали во французском Сопротивлении. Вначале нас было девять: два француза – Пьер Гурвиль и Жорж, две француженки – Жанна и Шарлотта, два поляка – Ян и Любиш, и трое англичан – Гаррис, Мэллори и я.

– Понятно, – буркнул Корридон.

Такие небольшие группки были ему хорошо знакомы. Во время войны он часто по долгу службы имел дело с горстками патриотов, действующих самостоятельно и почти фанатично.

– В основном мы пускали под откос поезда, – рассказывал Ренли. – Нам постоянно приходилось менять места, прятаться днем и выходить на операции по ночам. Мы проделывали чертовски сложную и трудную работу.

Его единственный глаз зажегся лихорадочным блеском.

– Нашим командиром был Пьер Гурвиль, человек необычайно отважный и сообразительный. Замечательный человек… Я не стану утруждать вас мелочами. Скажу только, что ради него мы были готовы на все, а без него ничего не смогли бы сделать. Он отлично разбирался в людях, знал, кому что поручить и как оптимально использовать наши возможности. Он вдохновлял нас на самопожертвование… Жанна и Гурвиль любили друг друга, – тихо продолжал Ренли. – Они составляли единое целое, если можно так выразиться. Это была не просто любовь, а нечто большее: слияние двух умов, двух сердец, двух душ.

Он посмотрел на свой стакан и нахмурил брови.

– Из меня плохой рассказчик, но вы должны понять, это очень важно. Они жили друг для друга… И друг для друга, не раздумывая, умерли бы. Трудно передать…

– Ладно, ладно, – пробормотал Корридон, пытаясь скрыть свое нетерпение. – Ну а потом, очевидно, кто-то из вас предал этого Гурвиля?

Ренли бросил на него пронзительный взгляд.

– Конечно, вам все равно, вы ведь не знали Пьера. Но в общих чертах… да, именно так.

Корридон допил виски. Теперь ему было ясно, о чем пойдет речь. Предательство не чудо на белом свете.