Мельница на Флоссе

— Вас, наверное, удивляет мой вторичный визит, мисс Талливер; простите меня за это неожиданное вторжение, но оказалось, что мне необходимо побывать в городе, и один из наших людей привез меня в лодке. Вот я и подумал, что по пути мне следует завезти вашей кузине ноты „Дева из Артуа“; утром я забыл об этом. Не будете ли вы так добры передать их?

— Хорошо, — сказала смущенная Мэгги и, не выпуская из рук Минни, поднялась было с места, но, не зная, что ей делать дальше, снова села.

Стивен, отложив в сторону шляпу и ноты, которые тотчас же скатились на пол, подсел к Мэгги. Никогда раньше он не садился так близко; оба почувствовали всю необычность этого положения.

— Ну, изнеженный баловень! — сказал Стивен, наклоняясь, чтобы потянуть длинное причудливое ухо спаниеля, свисавшее с руки Мэгги.

Замечание это не способствовало завязыванию беседы и, так как говорящий не стал развивать свою мысль, то разговор, естественно, замер. Стивену, продолжавшему гладить Минни, казалось, что он — как это бывает во сне — действует не по своей воле. Удивляясь сам себе, он находил это состояние блаженным и только желал еще, чтобы у него достало смелости посмотреть Мэгги в глаза и чтобы она посмотрела на него, позволила ему один раз заглянуть в эти глубокие, загадочные глаза, и тогда он снова обретет спокойствие и к нему вернется благоразумие. Стивен думал о том, что желание это превратилось у него в своего рода манию: он непрерывно изощрял фантазию, стремясь добиться от Мэгги долгого взгляда, с тем, однако, чтобы это не выходило за рамки приличий и не повлекло за собой неловкости. У Мэгги не было определенных мыслей — лишь ощущение словно от присутствия низко парящей в темноте ширококрылой птицы, ибо, не смея поднять глаз, она ничего не видела перед собой, кроме черной пушистой шерстки Минни.

Молчание это не могло длиться бесконечно; возможно, оно и длилось какой-нибудь краткий миг, который, как минутный сон, лишь показался долгим. Стивен выпрямился, принял свою излюбленную позу, свесив руку за спинку стула, и бросил взгляд на Мэгги. Что бы ей сказать?

— Мне кажется, нынче будет прекрасный закат; вы не собираетесь им полюбоваться?

— Не знаю, — сказала Мэгги и, храбро подняв голову, посмотрела в окно. — Если не буду играть с дядей в крибедж.

Последовало молчание; Минни опять гладят, но собачка достаточно проницательна и не испытывает ни малейшей благодарности, скорее даже готова заворчать.

— Вы любите уединение?

Мэгги не без лукавства взглянула на Стивена и проговорила:

— Не будет ли невежливо, если я скажу „да“?

— Признаю, это был довольно рискованный вопрос со стороны непрошенного гостя, — произнес восхищенный ее взглядом Стивен, твердо решив дожидаться другого. — Но после моего ухода вы еще полчаса сможете наслаждаться одиночеством, — добавил он, доставая часы. — Насколько мне известно, мистер Дин обычно не показывается здесь раньше половины восьмого.

Снова воцарилось молчание, во время которого Мэгги упорно смотрела в окно; потом, с усилием переведя взгляд на Минни, сказала:

— Жаль, что Люси нет дома. Мы не сможем заняться музыкой.

— Завтра вечером у нас прибавится еще один певец, — отозвался Стивен. — Вас не затруднит передать вашей кузине, что возвратился наш общий друг Филип Уэйкем. Я встретил его по пути домой.

Эти слова заставили Мэгги встрепенуться: казалось, ее охватила мгновенная дрожь. Новые образы, вызванные к жизни именем Филипа, наполовину рассеяли сковавшие ее чары. Внезапно обретя решимость, она поднялась с места и, посадив Минни на подушку, подошла к столику, где всегда стояла рабочая корзинка Люси. Стивен был раздосадован и разочарован; он подумал, что, быть может, Мэгги неприятно это неожиданное упоминание имени Уэйкема — у него вдруг всплыло в памяти то, что Люси рассказывала ему о семейной ссоре. Теперь уже не было никакого смысла оставаться дольше. Мэгги села у столика и занялась работой; вид у нее был гордый и неприступный, а он — он, как последний глупец, примчался к ней! Ненужный, ничем не вызванный визит такого рода не может не показаться смешным и должен возбудить неудовольствие. И, конечно, Мэгги догадывается, что он наспех пообедал у себя в комнате только ради того, чтобы скорее быть здесь и застать ее одну.

Какое непростительное мальчишество со стороны двадцатипятилетнего, превосходно воспитанного джентльмена, к тому же не без некоторых познаний в области правовых наук! Но стоит только обратиться к истории — и мы найдем немало примеров, подтверждающих, что это не так уж редко случается.

Неожиданно у Мэгги выскользнул из рук и покатился по полу клубок шерсти, и она привстала, чтобы поднять его. Стивен опередил ее; он посмотрел на нее жалобным, укоризненным взглядом, выразившим что-то совсем новое для Мэгги, которая встретилась с ним глазами в тот момент, когда он подавал ей клубок.

— До свидания, — сказал Стивен, и в голосе его звучала та же досада и жалоба, что сквозила и во взгляде. Не осмеливаясь протянуть ей руку, он при этих словах заложил обе руки за фалды фрака. Мэгги подумала, что она, должно быть, обидела его своей резкостью.

— Вы не останетесь? — робко спросила она, боясь отвести глаза и этим снова его обидеть.

— Нет, благодарю вас, — сказал Стивен, все еще не отрывая взгляда от этих зачарованных и непокорных глаз: так смотрит томимый жаждой путник на бегущий вдали ручей. — Меня ждет лодка… Вы передадите вашей кузине?

— Да.

— Я говорю о нотах!

— Да.

— И что возвратился Филип.

— Да! (На этот раз имя Филипа не произвело впечатления на Мэгги.)

— Вы не хотите немного пройтись по саду? — с еще большей нежностью в голосе спросил Стивен, но в следующее мгновение он уже досадовал, что она не ответила „нет“, потому что, сразу же отвернувшись от него, она подошла к стеклянной двери, и ему не оставалось ничего другого, как, захватив шляпу, последовать за ней. Он захотел хоть чем-нибудь вознаградить себя.

— Разрешите предложить вам руку, — сказал он негромко, словно доверяя ей тайну.

Для большинства женщин есть что-то покоряющее в предложении мужчины опереться на его руку: не то чтобы они в этот момент действительно нуждались в поддержке, но ощущение опоры, силы, которая заключена в твердой мужской руке и полностью им предоставлена, отвечает голосу их воображения и неизменно находит отклик. Как бы то ни было, Мэгги приняла предложенную ей руку, и они вместе прошли вокруг лужайки и под свисающей зеленой листвой ракитника, погруженные в то же мечтательное состояние, что и четверть часа назад; только Стивен, добившись от Мэгги долгожданного взгляда, не обнаружил в себе никаких признаков вернувшегося благоразумия, а в затуманенном сознании Мэгги молнией промелькнуло: как случилось, что она здесь? Зачем она вышла из дому?

— Осторожно, не споткнитесь о ступеньку, — проговорил наконец Стивен.

— О, мне уже пора идти, — сказала Мэгги, чувствуя, что ступенька спасла ее. — До свидания.

И, тотчас же высвободив руку, она стремительно бросилась к дому. Мэгги не раздумывала над тем, что внезапное бегство ее лишь усугубит неловкость последнего получаса. Она не в состоянии была ни о чем думать. Упав на низкое кресло, она разрыдалась.

— Филип, Филип, как спокойно нам было в Красном Овраге… О, если бы вернуться к тем временам!

Стивен некоторое время смотрел ей вслед, потом спустился к лодке и вскоре сошел на берег у верфи. Он провел весь вечер в бильярдной, где, не выпуская изо рта сигары, проигрывал партию за партией, но упрямо не уходил. Он твердо решил ни о чем не думать, не вспоминать — достаточно и того, что перед ним неотступно стоит Мэгги: она опирается на его руку, а он глядит в самые ее глаза.

Но пришло время возвращаться домой при бесстрастном свете звезд — и вместе с тем время проклинать свое безрассудство, и он с горечью давал себе зарок никогда не оставаться с Мэгги наедине. Все это сплошное безумие: он влюблен в Люси, всем сердцем привязан к ней и помолвлен — Это для него долг чести. Зачем только он встретил эту Мэгги Талливер и теперь мечется и не находит себе покоя: рано или поздно она станет прелестной, своенравной, обожаемой женой другого; сам он никогда не избрал бы ее. Чувствует ли она то же, что и он? Он надеется, что… нет. Ему не следовало приходить. Отныне он сумеет держать себя в руках. Он найдет способ внушить ей неприязнь или даже поссориться с ней. Поссориться с ней? Можно ли поссориться с созданием, у которого такие глаза — непокорные и молящие, высокомерные и смиренные, отстраняющие и влекущие, полные восхитительных противоречий? Видеть, как ее побеждает любовь — завидный удел… для другого.