Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни

В пятидесятых и шестидесятых годах самым известным из подобных “святителей” был Преосвященный Антоний (Кротевич). В “Записках сельского священника”, принадлежащих перу протоиерея Георгия Эдельштейна, я обнаружил любопытнейшие сведения о “злохудожествах” этого самодура.

“Многие черты заставляли думать, что Владыка Антоний вряд ли был психически нормальным человеком. Священники старшего поколения Костромской, Тульской, Ивановской епархий могут часами рассказывать о его безобразиях. Ни один архиерей не оставил после себя такой неувядаемой “славы”. Теперь, правда, эти батюшки весело смеются, а лет 45 назад, если вызывал кого-нибудь этот епископ, служили молебен не о “в путь шествующих”, а о “ненавидящих и обидящих нас”. Вызываемый просил прощения у жены и у родителей, благословлял перед дорогой детей и ехал в епархию словно в ставку монгольского хана. Управу на Преосвященного Антония искать было бесполезно: где-то там, в самых верхах, у него была мощнейшая “рука”.

“Вызывает меня Владыка Антоний в Тулу, — рассказывал мне огромный тучный архимандрит Василий, — сразу, с порога, без предисловий, без благословения говорит мне: “Ты — осел, глупый, безмозглый осел! Тебе нельзя ездить ни на поезде, ни на автобусе! Теперь тебя будут возить по Туле на осле, чтобы все видели, кто ты есть”. Дал иподиаконам по сколько-то денег, велел нанять на рынке осла с тележкой (на них тогда все с рынка возили), велел усадить меня в эту маленькую тележку (а я и тогда крупный был мужик, хоть брюхо было поменьше) и два часа меня возить, да непременно по центральным улицам. А за что — про что такая милость, архиерей даже словом не обмолвился. Я, конечно, тоже не спрашиваю: еще пуще рассвирепеет. “Как благословите, говорю, — Владыка”. Но как только за угол завернули, и Антонию из окна нас не стало видать, я обоим иподиаконам по красненькой в зубы... Один, правда, покуражился для порядка, мало ему показалось, но я больше не дал, он и успокоился. В центр везти не стали, а закоулочками, да переулочками за базар завезли. Там сколько надо постояли, один за пивом сбегал... А потом вернулись в епархию и доложили, что весь народ надо мною, ослом, всю дорогу животики надрывал”.

“Как только Антоний меня вызывает, я первым делом к Константину Арбузову, это его протодиакон и секретарь, — рассказывал мне заведующий канцелярией Саратовского епархиального управления о. Всеволод, много лет прослуживший в Тульской епархии. — Этому Арбузову Антоний как-то в порыве гнева весь рот раскровянил прямо в Алтаре... Но очень ему доверял всегда. Если протодиакона Арбузова дома нет, я там чего принес — мед или грибочки — оставлю, а сам — в собор. Если там не найду, подкрадусь на цыпочках к калитке епархиального управления — оно там от собора совсем неподалеку — и в дырочку в воротах заглядываю. Увижу кого-нибудь знакомого во дворе, Арбузова вызову, разузнаю, что к чему, зачем Владыка вызывает, а потом уж иду. Когда — сразу, когда — после обеда, чтобы он на ком-нибудь другом зло сорвал. Один раз стал подкрадываться, а он меня издали в окно увидал, сам со двора к калитке подобрался (он шустрый был такой, на месте никогда не сидел, десять раз за день все кругом обежит), вдруг калитку распахнул и меня посохом по башке — раз! Я развернулся и деру вниз по улице к базару... А он в азарт вошел да за мной со своим дрыном, подрясник развевается... “Держи! — вопит, — Держи мерзавца!” На улице, вроде, никого не было, да я и не заметил бы никого... Полквартала бежал и орал, но я, конечно, помоложе, да ведь и шкуру спасал — не догнать ему меня. Через месяц, гляжу, опять зачем-то вызывает. Оказалось — насчет оформления разных треб. О прошлом даже не вспомнил, так и не знаю, почему бегали”.

И наконец, еще история совершенно в лесковском духе, которую записал я сам. На краю Владимирской области, на границе ее с Московской стоит неподалеку от шоссейной дороги храм. В семидесятых годах служил там некий батюшка, проживал он в церковном доме вместе со своим помощником — псаломщиком. Как-то раз, дело было зимою, отслужили они воскресную службу, пришли домой и с аппетитом пообедали. Покушали на славу, да так, что совершенно не осталось у них никакой провизии. И решено было, что кто-то из них ранним утром отправится в Москву за едою...Но тут псаломщик возьми да и скажи:— А что как сегодня к нам Владыка заедет?— Типун тебе на язык, — отвечал батюшка, — Даст Бог, не заедет...А тут надобно заметить, что занимавший в те годы Владимирскую кафедру Архиепископ С., отличавшийся неуемным нравом, изрядной тучностью и отменным аппетитом, нет-нет, да и заворачивал с московской дороги на этот приход — отдохнуть и несколько подкрепиться в пути.Увы! — так и на этот раз. Услышали хозяева громкий стук в дверь и, отворивши ее, увидели перед собою архиерейского келейника.— Идите Владыку встречать!Растерянные хозяева поспешили к стоящей у крыльца “Волге”, помогли незванному гостю высадиться... И вот уже огромный, тучный архиерей встал посреди прихожей, где с него почтительно сняли зимнюю рясу.— Обедом покормишь? — спросил он батюшку.— Владыка, ради Бога простите, — отвечал тот, — у нас, как на грех, вся провизия кончилась... Нечем вас угостить...— Ну, хоть картошки свари, — сказал архиерей.— И картошки не осталось... За картошкой надо в деревню идти, два километра...— Тогда чаю давай.— Чаю сейчас заварим, — засуетился батюшка, — чай, сахар, все есть...И незадачливые хозяева бросились ставить чайник на плиту. Но тут к ужасу своему они увидели, что газ в баллоне почти кончился — синенький огонек едва теплится...А тем временем архиерей, уже восседающий за столом, громко произнес:— Скоро вы там?— Сейчас, сейчас, Владыка... У нас тут газ кончается...— Еды у тебя нет, газ кончается, — сварливо проговорил важный гость. — Ну, вот что: наливай мне чай, какой есть!Он с отвращением выпил полстакана теплохладной жидкости, встал из-за стола и приказал священнику:— Проводи меня в туалет.(Псаломщик, который излагал мне этот драматический сюжет, тут прервал свой рассказ и пояснил:— А туалет-то у нас какой? Выгребная яма... А пол-то — досточки ходуном ходят... Сколько раз я старосте говорил: “Надо пол укрепить, не дай Бог, пойдет в туалет Владыка... А в нем весу полтораста килограмм...И как в воду псаломщик глядел.)Не успел архиерей закрыть за собой дверь, как послышался треск досок и страшная ругань... Подоспевшие на помощь келейник и хозяева увидели, что Владыка руками уцепился за стены кабины, а нога у него ушла под пол...После того, как его с превеликими трудами извлекли из сортира, архиерей перестал изрыгать проклятия. Он немедленно облачился в свою рясу, ударил посохом в пол и возгласил:— Ноги моей здесь больше не будет!С этими словами он вышел на крыльцо и громко хлопнул дверью.И псаломщик мне подтвердил: слово свое Владыка сдержал — он ни разу больше не заехал на этот приход. А потом его перевели в далекую южную епархию.

Молва передает такой случай. Некий “неуемный” архиерей, очень строгий по отношению к подчиненным, в день Тезоименитства получил от своих клириков подарок — изящную и дорогую панагию. Подношением этим Владыка был весьма доволен до той минуты, пока не разглядел на оборотной стороне панагии гравировку. Там были слова из какого-то будто бы акафиста Божией Матери:“Радуйся, зверонравных владык сердца умягчающая!”

Младенец в митре

Поверьте,

что, может быть, ни в какой другой русской среде, особенно в среде так называемых “особ”, вы не встретите такого процента людей светлых и вполне доброжелательных, как среди епископов, которые, к сожалению, большинству известны только с сухой, официальной их стороны.Н.Лесков. Мелочи архиерейской жизни

В декабре 1979 года мой духовный отец архиепископ Киприан сказал мне:— Поезжай в Ярославль, подай Митрополиту Иоанну прошение о рукоположении.Этому предшествовали долгие наши с Владыкой Киприаном разговоры, в которых я убеждал его, что мне пора принимать священный сан, ибо вовсе невозможно стало заниматься постыдной в те годы литературной работой. Он все это слушал с пониманием, но я был его иподиаконом, и расставаться со мною ему не хотелось. Он надеялся, что ему, в конце концов, удастся самому рукоположить меня и что я буду служить в его храме на Большой Ордынке. Однако же тогдашний московский уполномоченный Плеханов при одном только упоминании моего имени замахал на Владыку руками. И вот, наконец, я получаю его благословение ехать к Митрополиту Иоанну.На другой же день с самым ранним поездом я прибыл в Ярославль и без особенного труда отыскал епархиальное управление. (Надо сказать, там препротивный адрес — улица, как нарочно, была названа именем Емельяна Ярославского, который прославился своими кощунственными писаниями и был председателем “Союза воинствующих безбожников”.) В управлении царила растерянность и уныние, ибо незадолго до этого Митрополит был отправлен в больницу. Тем не менее прошение мое приняли, и я в тот же день отбыл обратно в Москву.

Владыка Иоанн болел тогда серьезно и очень долго. Он перенес четыре операции и четыре месяца пробыл в больнице. Впоследствии мне стали известны некоторые умилительные подробности. Когда Митрополита увезли в больницу и об этом было объявлено в соборе — плакали все: настоятель о. Борис Старк, и батюшки, и прихожане... Так со слезами и молились об его исцелении.Несколько лет спустя я сказал Митрополиту:— Владыка, а ведь вас тогда, в восьмидесятом году, отмолили.— Я знаю, что отмолили, — отвечал он.А потом улыбнулся и добавил:— Только уж очень долго отмаливали.

Году в восемьдесят пятом или восемьдесят шестом, когда я уже был в сущем сане, мы разговорились о Митрополите Иоанне с архиепископом Киприаном. Между прочим, он мне сказал:— Ты думаешь, я просто так тебя к нему направил? Это — самый интеллигентный архиерей нашей Церкви.

Митрополит Иоанн был не только весьма “интеллигентный архиерей”, но это был человек с совершенно нетипичной для этого сана биографией. Нечто подобное можно найти лишь в жизнеописании приснопамятного архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого).Владыка Иоанн (в миру Константин Николаевич Вендланд) был выходцем не только из интеллигентской, но отчасти и аристократической среды — семья его была в родстве с Лермонтовыми. Уже в советское время К.Н.Вендланд блестяще окончил Ленинградский Горный институт и стал ученым геологом, наука сделалась его основной профессией вплоть до 1944 года. Биография Владыки Иоанна опубликована в “Журнале Московской Патриархии” (1989, № 12), о нем подробно писали многие светские издания. Но вот о чем я не видел конкретного упоминания в печати, так это о том, что с тридцатых годов геолог К.Н.Вендланд был монахом и священником так называемой “катакомбной Церкви”. Надо сказать, что, глядя в восьмидесятых годах на осторожного, законопослушного ярославского архиерея, этого никак нельзя было бы предположить.

Я впервые увидел Владыку Иоанна в самом конце шестидесятых годов. Тогда он носил титул Митрополита Нью-Йоркского и Алеутского. Прибыв в очередной раз из-за океана, он остановился в гостинице “Россия” в Зарядье и пешком пришел помолиться в расположенный неподалеку храм на Большой Ордынке.Облик Митрополита произвел на меня сильное впечатление. С одной стороны — величественность, высокий рост, длинная борода, с другой — простота, доступность, улыбчивость. Да и самый факт, что он ходил по Москве пешком... Ах, кто бы мне тогда шепнул, что именно от него я получу благодать священства!..

Недели через две после моей поездки в Ярославль архиепископ Киприан получил такое письмо:“Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыка!Ко мне обратился проживающий в Москве Ардов Михаил Викторович с просьбой о рукоположении и принятии в клир епархии.С его слов, а также из поданной автобиографии следует, что одно время он в стихаре прислуживал в храме за богослужениями Вашего Высокопреосвященства.Не откажите в любезности, дорогой Владыка, сообщить мне о вышеупомянутом просителе все, что Вы найдете возможным.С братской любовиюи глубоким уважением к ВамМитрополит ИоаннЯрославский и Ростовский”.

В своем ответе архиепископ Киприан отозвался обо мне весьма лестно, и вот в конце марта восьмидесятого года я получил телеграмму:“Вопрос о Вашем рукоположении и назначении на приход решен положительно. Приезжайте не позднее субботы 29 марта для первого рукоположения.Митрополит Иоанн”.Так решилась моя судьба.

Владыка тогда только что вышел из больницы, и я был первым, кого он после этого рукоположил. Диаконская моя хиротония происходила в Вербное воскресение в крестовом храме во имя Святителя Иннокентия, Митрополита Московского. Затем всю Страстную я прослужил в кафедральном соборе. Настоятелем тогда был протоиерей Борис Старк — сама доброта, ум, аристократизм. В то памятное мне время атмосфера в соборе дышала благожелательностью и всеобщим дружелюбием.Надо сказать, что Митрополит все еще оправлялся после болезни, в собор он не приходил, а служил у себя в крестовой церкви. По причине его слабости было решено, что в Пасхальную ночь он совершит лишь заутреню, а литургию будет служить позднюю — утром в Светлый День.В Великую Субботу вечером, уже незадолго до начала полунощницы, Владыка Иоанн появился в Алтаре собора... Едва усевшись на свое кресло, он потребовал меня к себе.Я почтительно приблизился.— Отец Михаил, вы меня не подведете?— Нет, Владыка... постараюсь не подвести...— Хорошо... Тогда вашу священническую хиротонию мы совершим завтра же — на День Святой Пасхи...Вот так произошло нечто невероятное — на Пасху рукоположений не бывает, но Господь судил мне принять благодать священства именно в этот светоносный День... Я тогда воспринял это (да и теперь так воспринимаю) как знак очищения от многочисленных моих тяжких грехов — “Никто же да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия!”Ах, незабываемый день! Незабываемое время!..