Мелочи жизни

Короче, Ромео раздобыл где-то гитару и начал на ней трындеть. Через пару дней показал нам свои пальцы. Возле ногтей вздулись кровавые пузыри. Пацаны уважительно поцокали языками. Нуртай – наш лидер и вожак – оценивающе приподнял брови.

Через месяц Ромео показал нам пару аккордов и даже спел два куплета из «Снег кружится, летает и тает…».

Пацаны пооткрывали рты от изумления. Нуртай приосанился и выкатил нижнюю губу.

Через три месяца Ромео мог петь уже двадцать восемь минут без остановки. Пел он исключительно знаковые вещи. В репертуаре были «Дос-Мукасан», «Самоцветы», «Песняры», Антонов, кое-что из «Бит-лов» и даже отрывок из «Лед Зеппелин». Всех их более или менее мы знали и слышали, а вот фотографию «Лед Зеппелина» Ромео прятал ото всех и держал сложенной вчетверо в заднем кармане своих затасканных штанов. Наверняка вырвал где-то из импортного журнала.

«Ледзеппелины» вызывали в нем какой-то мистический ужас и одновременно восхищение. Когда он о них говорил, в глазах его начинали прыгать бесы. Однажды он так расчувствовался, что не выдержал и показал нам этих самых «ледзеппелинов».

Мы вгляделись.

На снимке какие-то волосатые додики в лохмотьях смолили бычки на кортах. Примерно такие же «ледзеппелины» с раннего утра начинали дежурить у нашего сельмага, сшибая у прохожих мелочь на пузырь.

Но как бы то ни было, на концерты Ромео стала собраться молодежь. Приходили загодя, занимали места. Кто с пивом, кто – так.

Приходили девочки. С семечками.

Сценой служили бревна. Толстенные такие, заполированные деревенскими задами бревна, что валялись с незапамятных времен напротив дома Ромео. Видимо, кто-то спилил столетние тополя, а утащить не смог. Вот они и остались лежать. Бесхозные. Мы устраивались на них ближе к вечеру и ждали.

Ромео не спеша запирал скот по сараям, отвязывал на ночь лопоухого пса Моряка и кривой походкой направлялся к нам с гитарой.

В детстве он участвовал в байге и слетел с лошади. Сильно ушибся. С тех пор слегка подволакивал левую ногу. Издали его вполне можно было принять за приболевшего Элвиса. Или за обкуренного Джимми Пейджа. Было в нем что-то такое, что говорило о его прочной связи с астралом.

Нуртай им гордился.

Начинал Ромео с культового «Козiмдi жумсам да керем сеш…».

Шлягер того времени. Дос-мукасановский. Конечно же, о безответной любви.

Keзiмdi жумсам да керем ceнi,Ecedi арманнын коныр желеКуэ бол, Алатау, бакытыма,Куэ бол, кек терек келенкелi…

Вольный перевод:

«Стоит мне только на минутку закрыть глаза, как твой немеркнущий образ возникает в моем мозгу. Ветерок уносит меня в мечтах в дали светлые. В качестве свидетеля моего безмерного счастья может выступить вот этот горный пик, а его показания может в полном объеме подтвердить вот этот тенистый карагач…»

Дальше следует припев:

Куэ бал, жулдыз,Куэ бал, айым,Куэ бал, Алатауым.

В припеве влюбленный юноша еще раз ссылается на показания свидетелей, подчеркивая их бесстрастность, а следовательно – объективность. Он так и поет:

«Будь свидетелем, звездочка,

Будь свидетелем, луна,

Ну и ты заодно – горный хребет».

Припев повторяется трижды. Всякий раз после основного текста. Понятное дело, шансов на отказ у возлюбленной не остается никаких.

Надо ли говорить, что Сара после таких публичных откровений таяла как халва на солнце. Все понимали, что Сарины бастионы трещат по швам и держать ей круговую оборону с каждым разом становится все трудней и трудней. Счет шел на дни. А может, и на сутки. Пацаны делали ставки.

Нуртай, как человек прозорливый, быстро раскусил преимущества всей этой неожиданной стратегии и в выходные съездил в райцентр. Купил гитару в промтоварном и стал брать частные уроки у Ромео.

Через месяц они пели уже дуэтом. При этом Нуртай частенько солировал. Голос у него был покрепче, чем у Ромео, да и репертуар он заметно обогатил. Там присутствовали уже Высоцкий с Ободзинским, преобладал уголовный шансон.

Правда, в ноты Нуртай попадал редко. Брал в основном экспрессией. Напором. Иногда даже не сразу можно было сообразить, какую именно песню «зажигает» в данный момент Нуртай, но слушателей это не смущало – публика пребывала в полнейшем восторге.

Еще через какое-то время Нуртай заставил всех нас взяться за гитары. В его беспокойную голову постучалась безумная идея о создании полноценного ансамбля. Для чего – мы поняли значительно позже. А вначале нам, грешным делом, подумалось, что ему уже не хватает местных дульсиней. Он уже победил две улицы сверху донизу. Обслужил по ходу следования два переулка. Оставалась неохваченной только ферма, ну и студентки гидромелиоративного техникума. Их общага стояла на отшибе.

Оказалось, мы ошибались.

В клубе, что высился посреди нашего поселка на небольшом холме, имелся уголок с инструментами. Мы слышали, что там есть комплект для ВИА, то есть вокально-инструментального ансамбля. Когда-то совхоз приобрел по случаю. А может, просто прислали по разнарядке. Одним словом, попросили мы ключ от клуба у киномеханика тети Паши, чтобы попасть в этот самый уголок. Она дала без лишних расспросов.

На двери висела табличка:

«Отдел худ. самодеятельности. Отв. Каржаубаева А.»

Мы зашли.

Комната была завалена всякой рухлядью: табуретками, стульями с отвалившимися спинками, какой-то изодранной ветошью, запыленными тубами и тромбонами. В полутьме их мятые бока отливали желтоватой медью. В углу темнел продавленный диван. За ним с постамента хмуро глядела на весь этот беспорядок гипсовая голова Горького. В комнате обитал чахлый дух запустения.

Нашли мы и гитары. Три штуки. Смахнули с них пыль и воткнули штекеры в усилитель. Из колонок донеслось протяжное: «У-у-у…>>

На одной из гитар мы недосчитались струн: их оказалось всего четыре.

– Это – бас, – пояснил Нуртай.

Нас тоже было четверо. Гитар на всех не хватило. Поэтому мне досталась барабанная установка. Впрочем, это громко сказано. Установка тоже дышала на ладан. В одном из барабанов вообще жила мышь.

Нуртай распределил все следующим образом: Ромео отдал ритм-гитару, Ганишке (Суслику) – бас. Себе, конечно же, забрал соло.

И все равно – это был уже уровень. Это тебе уже не вой на луну из подворотни про свидетелей. И мы это понимали. И рьяно взялись за дело.

Перво-наперво притащили из дому инструменты: паяльники там, плоскогубцы, кусачки, отвертки, ну и все такое, что могло пригодиться. Съездили в промтоварный – накупили струн и попытались вдохнуть жизнь во всю эту симфонию.

Кстати, гитары эти были не такими, к которым мы привыкли. Мы же самовыражались на акустических, а тут – на электричестве…

Во-первых, эти были потяжельше. С наворотами: куча кнопок и блестяшек.

Во-вторых, звучали они совсем по-иному. Ну а как же? Цивилизация!