Мелодия на два голоса [сборник]

— Из города, говоришь, прибыл, парень?

Федор ничего ему еще не говорил, но согласно кивнул и торопливо прикурил от зажженной трактористом спички.

— А обратно к папке с мамкой воротиться целым желаешь? Без серьезных повреждений?

На это следовало отвечать решительно.

— Береги нервы, — строго сказал Федор. — Дыши глубже, не возникай!

Тракторист нежно положил ему руку на плечо и несильно сдавил. После этого плечо два дня ныло, как к дождю.

— Тонька — невеста моя, — дружелюбно объяснил тракторист. — Не балуй, понял?

— Сила есть — ума не надо, — согласился Федор.

— Чего, чего?!

— Против лома нет приема, — с намеком добавил Федор, закругляя разговор. Он понимал, что в глазах девушки у него много преимуществ по сравнению с трактористом — деликатное, городское обращение, тонкое понимание женской психологии, фирменная аппаратура и прочее, — но он не собирался, подобно Печорину, вносить смуту в чужие, сложившиеся до него отношения. На его век женщин хватит. Тоне он на другой день сказал:

— Сердце мое рыдает, но я не стану вам мешать. Будь счастлива со своим женихом. Отныне между нами бездна.

— Подумаешь, — ответила Тоня капризно. — Скажи уж, Славкиных кулаков испугался.

— Какой ты еще ребенок, Тонечка! Слушай, а правда, что трактористы здорово зарабатывают?

— Тебе-то что?

На том и расстались беспечально.

С дедом было куда веселее.

— Обидно, Федор Петрович, что ты в самую ростепель нагрянул. В лесу не продерешься, — тужил старик. — А то бы я тебе такие чудеса показал, про которые ты и не слыхал в городе. Аккурат на пасху можно бы тебя и с лешим свесть.

— Давай, давай, дедушка, трави!

— Ай не веришь? Ну да, ты же образованный. В школе десять лет обучался. Тебе, пожалуй, не то что в лешего, а и в самого господа бога верить не положено.

— А ты будто веришь?

Дед засомневался.

— Конечно, вам виднее издали… Но как же мне не верить, когда я с лешим, как с тобой, сколь раз беседовал. Корешимся мы с ним.

У деда гримасы, как у гуттаперчевой куклы — вроде он одну маску снимает, а другую, подходящую к беседе, надевает. Федору забавно.

— И какой же он из себя?

— Обыкновенный. В тине и волосьях. Злодейства особого в нем нету, но и шутки с им плохи. Одно привлекательно — умен. Наскрозь человека видит. Я с ним прошлым летом крепко сцепился. Он ведь, змей волосатый, путника в болото заманил и утопил. Такой невинный был путник, навроде тебя, книжек начитался, ума не набрался и полез в болото за клюквой. Кисленького ему захотелось. Конечно, и сгинул. Я уж из жалости к лешему подступил: зачем, спрашиваю, ты это изуверство совершил? Какая тебе корысть? Регочет, чушка водяная. "Никакой корысти, — говорит, — нету, а другим неповадно будет!" — "Так у него же детки малые без отца остались!" — "Ничего не знаю". Так мы крепко с ним повздорили, что пригрозил я болото осушить. "Вертай, — ору на него, — путника немедля, пес поганый! Или нынче же вызываю Юшку, и мы враз твою трясину под стадион очистим!" Затресся весь от злости леший-то, он Юшку на дух не выносит. Но деться ему некуда — вернул путника. Тот на берег выполз, зубами клацает, но форс держит. Ко мне сразу кинулся. "Не скажешь ли ты, дедуля, — спрашивает, — где тут поблизости милицейский участок. Надо срочное заявление сделать!" Я уж ему добром посоветовал: ступай, значит, милок, домой да и лучше позабудь про здешние дела.

Самые невероятные истории выскакивали из старика, как пчелы из улья. Ни в одной правды не было ни на грош. Но дед будто и не врал, а как бы занимался сочинительством. И ему приятно, и слушателям интересно. Однажды он выловил леща килограмма на полтора, и они с Федором пошли на переезд, чтобы зажарить добычу. Тут и Юшка случился, да не один, Верку-учетчицу в гости привел.

— Ну, деда, все учтено могучим ураганом. Беру Верку в жены, с работы ее сымаю. Знакомься, деда, это сама она и есть!

— Дак мы с твоей Веркой давно знакомы, Юша. Я еще ее мамане, царство ей небесное, с устройством помогал. Верка тогда ползунком была. Шустрый такой был ползунок. Один раз гвоздь изгрызла и проглотила.

— Ты, деда, давай без намеков, прошу! Жаришь рыбу и жарь!

— Каких намеков, Юша? Какой-то ты нынче неспокойный. С Веркой меня знакомишь. Да я ее с той поры знаю, когда тебя и в проекте не было.

Молодая женщина, учетчица Вера, светловолосая и светлоокая, скромно сидела в уголке, сложив руки на коленях, туго обтянутых бордовой юбкой. Но нет-нет и постреливала бедово глазками на Федора Петровича. Того при ее появлении в жар бросило. От нее, молчаливой, исходил адский огонь.

— А чего же ты ее с работы сымаешь, Юша? — спросил дед. — На что жить собираешься? Или у тебя где казна захоронена? Верке на одно шмотье сколь денег надо. Правильно, Веруня?

— Ой, да вы скажете всегда невпопад, дедушка!

Послала туманную улыбку Федору Петровичу, у того сердчишко сладко екнуло. Юшка насупился, помрачнел.

— На работе ей нельзя быть, точка!

— Чего так? Нешто приболела? Так по виду не подумаешь.

— Ты, деда, меня не подначивай, не подначивай! Характер мой тебе известен.

— Ой, да что в самом деле, — вмешалась Вера, зазывно смеясь уже неизвестно кому. — Не собираюсь я с работы уходить. Глупый ты, Юшка! Чего деда пугаешь? На работе мне весело.

— Ах, весело! — Юшка вскочил, растопырил руки, попер к двери, точно в бреду. Дед его перехватил, усадил заново, нацедил всем бражки.

— Давайте выпьем помалу, покуда лещ упреет. Будем, значит, здоровы! За тебя, Веруня, за красоту твою ненаглядную.

Выпили, и Верка пригубила, как конфетку языком лизнула.

— А ты что скажешь, городской? — требовательно и подозрительно спросил Юшка.

— Насчет чего?

— Жениться мне на ней или нет?

— Я бы женился, — ответил Федор Петрович и заалел, изнемог, почувствовав под столом мгновенное, плотное прикосновение Веркиной ноги. Дед зашелся смехом.

— Это, дед, ты надо мной скалишься?! — спросил Юшка с предостережением.

— Бог с тобой, Юша! Случай я один вспомнил. Как солдатик на ведьме женился. Дак не знал, что она ведьма. Переночевали, все как водится, а потом он и говорит: "Давай пойдем на улицу гулять". А она ему: "Скучно, милый, пешком ходить. Давай лучше на помеле покатаемся!"..

— Деда!

— Чего, Юша?

— Или ты эти обидные сказки навсегда прикончишь, или я… Гляди, лещ горит!

Пока ели леща, Юшка малость успокоился, но все же бросал по сторонам тревожные взгляды, словно ожидал прихода незваного гостя. Вдруг, отставив тарелку, схватил Веру за руку.

— Все, пора, спасибо за угощение! Пойдем, Вера, от Михалыча. Пусть над другими изгаляется, а не над нами.

— Юша, да рази я!..

Верка еле успела Федору Петровичу напоследок подмигнуть и призывно улыбнуться, как была вытащена из хибары. Прощальное ее, колокольчиковое и невнятное: "До свиданья!" — долго качалось в воздухе, будто оклик, будто ласковое "ау!"