Меморист
Шрифт:
— Это та самая музыка, звучавшая у тебя в голове с раннего детства? — Несмотря на нависшую над ними опасность, Джереми, похоже, был потрясен этим открытием и не мог ни о чем другом думать.
— Да. Но это еще не все. То, о чем ты мне столько рассказывал: «дерево жизни», последовательности обертонов, бинауральные ритмы… все то, что связано с музыкой и звуковыми колебаниями… Ты был прав.
Лицо Джереми озарилось гордостью.
— Только этого я и хотел. Помочь тебе. Научить тебя тому, что поможет прожить свою жизнь.
Вот что
— И как далеко ты зашел? Это ты похитил письмо Бетховена? Украл шкатулку с играми из художественного салона?
— Нет, разумеется, не я. Я ничего не крал и никому не делал больно.
— До этого случая?
— Я и сейчас этого не хочу. Я не собираюсь похищать флейту, я просто хочу сыграть на ней для Николаса.
— И как ты намереваешься это сделать? Тебя ведь даже больше не пускают к нему в палату.
— С этим я как-нибудь разберусь.
Меер пришла в голову спасительная мысль.
— Если ты меня выпустишь, я поеду в клинику Штейнхофа и исполню Николасу мелодию. Если выехать немедленно, мы прибудем на место меньше чем через час. Мы освободим твоего сына от прошлого, Себастьян. Надо будет только отвезти моего отца обратно в больницу, и потом мы отправимся к Николасу.
— Ребекка тебя к нему не допустит.
— Я смогу ее убедить. Не сомневаюсь в этом. Я знаю, что с ним. И смогу ей все объяснить.
Себастьян покачал головой.
— Ребекка не станет даже разговаривать с тобой. Она не отвечает на мои звонки. — Его голос был переполнен грустью.
— В таком случае как же ты сам собираешься сыграть для Николаса?..
— Я уже обо всем договорился, — оборвал ее Себастьян.
— Себастьян, ты идешь на слишком большой риск. Что станется с твоим сыном, если ты окажешься в тюрьме? Поверь, ты сам не захочешь с ним разлучаться. Это слишком высокая цена.
— У Николаса должен быть шанс, и я сделаю все, чтобы дать ему этот шанс. Спасти сына. — Отто шагнул к самой решетке, так, что смог бы протянуть руки между прутьями и прикоснуться к Меер, и она ощутила своим лицом его дыхание. — И ты скажешь мне ноты этой мелодии, потому что ты тоже сделаешь все, чтобы спасти своего отца, ведь так?
— Как ты смеешь! Как ты смеешь использовать мою дочь?!
На шее у Джереми проступили темные ниточки вен, и Меер увидела жилку, пульсирующую под бледной кожей.
— Меер, пожалуйста, назови ноты. Обещаю, что в этом случае вы оба выйдете отсюда живыми и невредимыми.
Себастьян протянул молодой женщине флейту, и в неярком свете музыкальный инструмент в его дрожащей руке показался живым существом.
У девушки сжалось сердце при виде этой древней флейты, созданной когда-то, для того чтобы нести утешение и давать силы, но теперь она несла боль, смятение и хаос.
— Меер, ни в
коем случае не делай то, о чем он просит! — взмолился Джереми. — Даже ради меня ты не можешь нарушать обещание, данное столетия назад!Откуда отец узнал про обещание помочь спрятать флейту, данное Марго Бетховену? Но с этим вопросом придется повременить. Развернувшись, Себастьян в два шага пересек узкий проход и склонился над старым обогревателем, установленным в нише, где до сих пор оставались кости древних римлян. Ему пришлось повозиться, но в конце концов он повернул черную круглую рукоятку вверх.
Меер почувствовала, как дыхание отца у нее за спиной стало учащенным и сдавленным.
— Что он делает? — шепотом спросила она.
— Себастьян, перекрой газ! — крикнул Джереми. — Обязательно выяснится, что это сделал ты, и ты окажешься за решеткой, а Николасу это никак не поможет!
— Поможет, если я потом вернусь, открою дверь и выпущу вас.
Себастьян повернул черное колесико еще дальше, и зловещее шипение вырывающегося газа усилилось.
— В этом нет необходимости. Себастьян, перекрой газ. Меер, дай ему то, что он хочет. — Голос Джереми был наполнен горечью поражения.
— Я перекрою газ только после того, как получу ноты мелодии. Времени более чем достаточно. Итак, Меер? Мелодия?
Достав из кармана карандаш и лист бумаги, Себастьян Отто ждал. Он снова стоял рядом с решеткой, и Меер могла выхватить карандаш у него из руки. Или ключ от камеры, убранный им всего несколько минут назад у нее на глазах в карман.
— Я раскрыла ключ к мелодии вчера поздно ночью, — сказала Меер отцу, надеясь, что он поймет намек.
— Об этом ты сможешь рассказать ему позже, — нетерпеливо произнес Себастьян.
— Ключ, — продолжала Меер, обращаясь к отцу, — с самого начала был у меня перед глазами, и…
— Меер! — оборвал ее Себастьян.
У нее не было выбора; оставалось только надеяться, что отец понял ее намек. Глядя на флейту, Меер, хотя она и знала «круг квинт» Пифагора наизусть, начала читать последовательность из двенадцати нот, скрытых в концентрических окружностях. Но Отто этого не знал. Она просто пыталась потянуть время, дать отцу возможность действовать.
Меер услышала за спиной сдавленный возглас: ее отец тоже разгадал последовательность.
— А затем еще одна до, — продолжала Меер, обращаясь к Себастьяну, — и мелодия начинается сначала.
Мужчина оторвался от листка бумаги в руках.
— Почему я должен верить, что это те самые ноты?
— Это они, я не стану тебе лгать. Когда на карту поставлена жизнь моего отца. Итак, теперь ты выпустишь нас, чтобы я отвезла отца в больницу?
— Как только буду уверен.
Быстро протянув руку сквозь прутья решетки, он выхватил флейту у Меер из рук, поднес ее к губам и начал исполнять «мелодию памяти»: до, соль, ре…
Меер охватила дрожь.
Себастьян исполнил ля, затем ми. У нее застучали зубы.