Мемуар. Стихи и переводы. 1965–2023

1990-е

Унгерн

Там, где жёлтые облакаГонит ночь на погибель птахам,Всадник выткался из песка,Вздыбил прах – и распался прахом.Даже ворону на обедНе подаришь жёлтую вьюгу.Здравствуй, время утрат и бед!Око – северу, око – югу.Эту степь не совьёшь узлом,Не возьмёшь её на излом,Не удержишь бунчук Чингиза —Не по кисти. Не повезло.Что ж, скачи, воплощая зло,По изданиям Учпедгиза.Чтобы мне не сойти с ума,Я простился с тобой. Зима.Матереют новые волки —Не щенята, как были мы.А на крышу твоей тюрьмыОпадают сосен иголки.

1990-е

«Я помню, что проснулся рано…»

Я помню, что проснулся рано,Что тихо было и тепло,Едва-едва темнели рамыСквозь посветлевшее стекло.Не знал я, что запомню это,Как помнят то, пред чем в долгу, —В начале дня, в исходе летаЯ выхожу на Селенгу.Минуя бесконечный берег,На запад тянется река,Кулик бревно шагами меритПо кромке влажного песка.В начале дня, в исходе летаНа том далёком берегуЛисток багульника, что где-тоУспел прилипнуть к сапогу,Снимаю, на воду бросаю.Кружась, он падает у ног.Он узок, он похож на саблю,Мазутом мечен черенок.О, эта точка, эта мета,Пар над водой и шум в крови!В начале дня, в исходе лета —Лети, кружись, тони, плыви.

2000-е

«Чернеет ночь, белеет снег…»

Чернеет ночь, белеет снег,Луна над крышами желтеет.Домой приходит человек,Включает свет и ужин греет.Покуда чайник засвистит,И пар из носика ударит,Газетой он пошелестит —Какой погодой ночь одарит?Он стал внимателен теперьК набегам туч, снегов круженьям,Как женщина в поре потерьК своим вечерним отраженьям.Он знает: хрупок этот мир,И камень этих стен непрочен,И снег под сводами квартирВ каких-то книгах напророчен.Ну а пока идут часыЕго вечернего уюта,И свеж батон, и мягок сыр,И чай заварен в меру круто.

2010-е

Зимняя дорога

Годик пожил – и всё, прощай,И ушёл, опираясь на меч.А у ней – ни ключа, ни плаща,Леденеет она до плеч.Перед ним – ни зги, ни пути,Ни огня, ни звезды, ни встреч,По следам его не найти,Не утешить, не уберечь.А ведь, было, совсем привык,Понимал человечью речь,Забывал кащеев язык…И ушёл, опираясь на меч.Что же делать, куда брести?Чем согреться и как забыть?Разве сердце зажать в горстиИ на счастье его разбить.

2015

Гадание по Лукрецию

Начало 1990-х, Москва, лето.«Независимая газета»проводит букинистический аукцион.Один из лотов – Тит Лукреций Кар,«О природе вещей»,с экслибрисом Колчака.Начальная цена – 50 долларов,Огромные деньги.Кто купил – не знаю.Через двадцать лет напишу в сценарии:1919 год, Омск, зима.Бессильный диктатор, не устающий напоминать,что диктатура — учреждение республиканское,бессонной ночью решил погадать о будущем,но Горация нет под рукой.Раскрыл наугад Лукреция,закрыл глаза,ткнул пальцем в страницу, читает:«Когда солнечный свет, проникая в жилище,мрак прорезает лучами,в этих лучах множество крошечных тел ты увидишь —мечутся взад и вперёд в пустоте неустанно,бесцельно,в вечном движеньеи в вечной борьбе пребывая».

2016

Мемуар

Мне комнату сдавали этиРевнители враждебных вер —Старообрядец дядя ПетяИ тётя Шура, из «бандер», [3] Кержак и греко-католичка,Но брак был крепок, прочен дом.Зимой топилась жарко печкаПо блату купленным углём.Их дом природа окружала,Жарки цвели среди камней,Чуть дальше Селенга лежалаС японским кладбищем над ней.На сопках рядом – выше, ниже,Уже и места нет крестам,Чтоб в Судный День восстать поближеК разверзнувшимся небесам.Для дяди Пети, тёти ШурыКресты у самой верхотурыПоставил сын, гордясь собой.Хоть сварены из арматуры,Но фон – небесно-голубой.

3

В годы моей молодости в Забайкалье так называли всех высланных сюда выходцев из Западной Украины.

2018

Спектакль

Выходит войско из ворот,Угрюмо движется на сцену.Толпится на стене народ,Но войско не глядит на стену.Кричат младенцы на руках,Роняя слёзы сквозь бойницы,А высоко в колосникахКлубится пыль и реют птицы.На доски каплет их помётИ прорастает лебедою,И умолкает пулемётИ слышно пенье над водою:«И вы, пришедшие, в свой срокУзнаете, как пахнет сцена,Как вьётся гибельный дымокВ потоках лексики обсценной,Как тяжелеют сквознякиВ партере и над царской ложей,Как набухают желвакиПод истончающейся кожей,Ведь мышь летучая сполнаКрылом задела наше знамя,И куры не клюют зерна,И солнце не встаёт над нами.У нас у всех одна судьба —От короля до маркитантки,От проститутки до весталки,От консула и до раба».

2022

Следы

В юности я пытался писать верлибры.Тетрадка потерялась,наизусть ничего не помню.Верлибр запоминается плохо.Не утешит, если окажешься на войне,в тюрьме, в больнице,на необитаемом острове, —и не будет ни телефона, ни книг.Из всего, что было в этой тетрадке,помню содержание нескольких строк:бреду зимой по пустынному полю,увязая в глубоком снегу,и как только вытягиваю из него ноги,какие-то сумасшедшие птицыс веточками в клювах,слетаются к моим оставшимся в снегу следами начинают вить в них гнёзда.Чтобы понять чувства,владевшие нами в молодости,нужно прожить жизнь.Свою жизнь я почти прожил —но не понимаю,почему много лет назадвозникла передо мной эта картина.Снежное поле,птичьи гнёзда в моих следах.Что это было?

2023

Лица

Анна Неркаги

Духовная мать ненецкого народа,она пишет для него Книгу Заветаводостойкими краскамина вросших в землючёрных ледниковых валунах.Она живёт в ямальской тундре,изредка появляясь в Салехарде,чтобы потребовать что-то у окружного начальствадля своих простодушных чад —властная старухас членским билетом Союза писателей.Помню её тридцатилетней,написавшей первую повесть.Там был такой эпизод:мальчик разговаривает с собакойи обращается к ней с каким-то вопросом,а мать, рассердившись, ему говорит:«Никогда ни о чём не спрашивай у собаки!»Мы обсуждали эту повестьна совещании молодых писателей,и я спросил у Ани,почему собаку нельзя ни о чём спрашивать.«А вдруг она ответит?» – объяснила Аня.Все засмеялись, я тоже.Она посмотрела на нас как на неразумных детейи сказала: «Вы не представляете,как это будет страшно».Не спрашивай,не спрашивай,не спрашивай.Выбрось этот ключ.Не открывай эту дверь.Не входи.

2021

Жизнь поэта

Со мной на курсе учился мальчик из Нытвы,писавший иронические стихи.Его смешливая муза слетала к нему на лекциях,в общежитии, в колхозе на уборке картошки,в общественном транспорте, в застолье,выдавая своё присутствие лёгким заиканием,когда он начинал говорить в рифму.Наступало время весельчаков и пародистов,КВН, капустников, вечеров смеха,уголков юмора на половину газетной полосы.Мой однокурсник был слишком застенчив,чтобы пробиться в печать или на сцену,слишком нескладен,слишком плохо одет,с ущербным передним зубом,у которого сам же сколол край зубной щёткой,неудачно засунув её в рот.Это случилось на военных сборах,и он тут же, не отходя от умывальника,сочинил гимн раненному, но устоявшему зубус финальным пожеланием самому себеосторожнее надевать очки,чтобы не выткнуть дужкой глаз.Он работал в заводской многотиражке,бичевал пятистопным ямбом прогульщиков и пьяниц.Перестал заикаться. Вставил зуб. Женился.В 1990-х газета закрылась.Перешёл в отдел сбыта – закрылся завод.Пошёл учителем в школу — дети его не слушались.Рано созревшая семиклассницакулаком разбила ему нос,когда на уроке он пытался заставить еёраскрыть учебник и нечаянно задел ей грудь.Классный журнал был залит кровью.Его нетребовательная музане исчезла вместе с заиканием.Рифмы роились вокруг него, как мухи,он насаживал их на булавку своего детского остроумия,и они жужжали на ней, как веретена судьбы,не давая ему забыть, к чему он призван.Он устроился в свадебное агентство,сочинял сценарии праздников,шутки для тамады,рифмованные величания новобрачным,оды ветеранам супружеской жизни.В сорок лет умер от инфаркта,затаскивая в трамвай мешок картошки,выгодно купленной с машинына площади перед центральным рынком.

2023

Правнучка Гёте

Екатерина Алексеевна Трейтерпреподавала фортепиано в музыкальной школе.Я проучился у неё три года.Тогда я не знал, что в нежно-голубых жилкахна висках моей учительницы музыкитечёт кровь Иоганна Вольфганга Гёте.В Веймаре он увлёкся женой соседа,камер-ревизора Трейтера.Мальчик, дитя их любви, стал Трейтером,но имя получил в честь настоящего отца.Сохранились письма Гёте к его материс упоминаниями о маленьком Иоганнеи кисет с вышитыми бисеромпортретами отца и сына.Их сходство бросалось в глаза.Иоганн выучился на врача,поступил на русскую службуи навсегда остался в России.Его потомки по мужской линиисохранили фамильное сходствос великим предком.Особенно в профиль.Румяная, белокожая, светловолосая,Екатерина Алексеевна жила с матерью.В сорок лет она стала ходить с палкой,голову повязывала платком, как старуха,чтобы садиться в трамвай с передней площадкивместе с инвалидами и пенсионерами,и чтобы в вагоне ей уступали место.Палка и платок означали,что она не собирается жертвовать комфортомради призрачной надеждыпленить какое-нибудь мужское сердцесвоим блекнущим румянцем,голубыми жилками под тонкой кожей,консерваторским образованием,хорошим знанием «Фауста» в переводе Холодковского.Судьба не носит колокольчика на шее.Однажды её попросили аккомпанировать певице,исполнявшей романсы на стихи Пушкинана пушкинской конференции в пединституте.Среди докладчиков был полковникмедицинской службы в отставке,вдовец, пушкинист-любитель.Ему представили её как правнучку Гёте,для краткости опустив ещё три-четыре «пра».В перерыве пошли в буфет, он рассказал ей,как Жуковский в Веймаре встречался с её предком,и тот вручил ему своё перо с просьбойпередать его Пушкину. Пушкин хранил подарокв сафьяновом футляре с надписью «Перо Гёте».Всё это она знала и без него,но делала вид, будто впервые слышит,удивлялась, ахала.Когда на сцене, садясь за рояль,она повернулась к нему боком,он тоже мысленно ахнул,увидев профиль веймарского олимпийца.Пушкин знал его по висевшему у него в кабинете,в овальной рамке,известному силуэту,вырезанному из чёрной бумаги.Платок был снят, палка забыта.Через месяц он женился на нейи увёз её в свой родной Ленинград.Один мой знакомый встретил их тамуже в перестройку, при Горбачёве.Была весна, они шли вдвоём по Невскомуи грызли картофельные чипсы из пакетика.В юности Ив Монтан напел ей с пластинки,что в весенний денёк разделить с любимымкупленный у разносчика на улицекулёчек жареного картофеля —это и есть счастье.