Мемуары бабы Яги

— Ягу-у-ся-я! — всхлипнула Василиса и бросилась в объятия Яги. — Я тебя так люблю, ты у меня такая добрая, чуткая и… — не сумев закончить фразу, Вася разрыдалась.

— Ну, будет тебе, солнышко моё. Будет плакать! — Яга ласково гладила Василису по спине. — На-ка, утри слёзки. — она протянула шёлковый платочек. — Ни к чему нам с тобой мокредь разводить. А то завтра с утра такие красавишны будем, с распухшими-то носами, что ой!

Кот переводил недоумённый взгляд с ворона на Василису, Ягу и обратно, и вдруг тоже начал всхлипывать.

— А ты чего? — удивилась Яга.

Кузьма махнул лапой и повернувшись к Яге спиной, уткнулся в кончик пушистого хвоста, как в платок.

— Девицу жалко. — придушенно мявкнул он.

— Цирк! — недовольно фыркнул ворон.

— Яхонтовый мой! Иди скорее ко мне! –растрогалась Яга и протянула к коту руки.

Кузьма в сердцах отшвырнул досье, и кинулся к Яге в объятия, успев по дороге показать ворону язык.

* * *

Домовой долго над девушкой колдовал, чары в сновидения вплетал, старался чтобы её новые воспоминания поярче выходили — добрыми, ласковыми, полными любви и радости, и приглушили боль настоящей памяти.

Татьяна безмятежно улыбалась во сне, дорожки слёз высохли, нежный румянец щёки покрыл.

Доволен остался Нафаня своей работой. На прощание ласково погладил девицу по головушке, выключил свет и тихонько притворив двери, пошёл к себе.

Василиса как домового увидела — сразу к нему с расспросами кинулась, дескать что да как, получилось, или нет.

Домовой расплылся в улыбке — вот какая внученька у него выросла, добрая, сердечная, жалостливая, в беде никого не бросит.

— Хорошо всё, Василисушка. Славная она девица, и тебе доброй подружкой будет. Вот только ещё одна закавыка осталась.

— Что ещё? — встрепенулась Яга. — Неужто не сработали чары твои?

— Да не в том дело, Аглая. Она же в мире своём много чего оставила. Сумку там с вещами, бумаги пропускные, что документами зовутся, вещицы ей привычные. Как она к нам без вещей приехать-то могла? Мои чары сильные, но от мелочи всякой да неверия разрушиться могут, не терпит магия лжи — рассыпается. — вздохнул домовой.

— Постой, дедушка, так там в комнате её, в гардеробе нарядов столько, я же сама видела! — воскликнула Василиса.

— Это мои домовые постарались, принесли то, что сейчас в миру носят. Так, то ж не её вещи, не признает она их, усомнится, вот магия и рухнет. Её вещи нужны, ей привычные. Надо кого-то в путь-дорогу снарядить, того, кто меж двумя мирами свободно ходит, без препятствий. — сказал домовой и посмотрел на Ягу.

Во внезапно повисшей паузе, кот незаметно встал на цыпочки и попятился спиной к двери.

Вдруг, все взоры разом устремились на него.

— Не, а чего сразу я-то? Я что, рыжий что ли? — недовольно ворчал кот. Его план побега только что с треском провалился.

— Кузенька, помоги. Кроме тебя некому! — взмолилась Василиса. — Серафимушка не донесёт, не с крыла ему. Нафанечка устал очень, да и приметный он, вдруг кто его заметит? Я не смогу — боюсь заплутаю с непривычки, да и без подготовки у меня не получится. А ты бесшумный, привычный для их мира. Даже если тебя и заметят, то ничего особенного не подумают. Пожалуйста! — попросила Вася, молитвенно сложив ладошки.

— Ох, женщины! — покачал головой кот. — Как что-то нужно — всегда найдут ласковое слово, обласкают, уговорят, а как до колбасы — так сразу считать начинают и жадничать.

— И записку написать требуется! — недовольно прокаркал Серафим. — Про друзей-то её, что, никто не подумал? Была девица, и раз — не стало. Вот шуму-то поднимется, поиски начнутся.

— А я и не знала про друзей… — задумчиво сказала Вася. — Так что же это получается, она не одна приехала?

— Не одна. Хвостатый, видимо запамятовал сообщить, что день рождения у неё вчера был. Вот они с друзьями на природу и приехали. Здесь наши миры близко соприкасаются. В лесу у них теперь дома стоят, куда люди разные приезжать на отдых могут — турбаза называется.

— Интересно как! Стал быть к природе потянулись — хорошо это, может за ум взялись! А что ж писать-то? — насторожилась Яга.

— Как что? Почти правду. Дескать, простите друзья дорогие, но не выдержало сердце моё страданий, уехала я к своей бабуле, что здесь неподалёку живёт, в лесу глубоком. Не переживайте, всё у меня хорошо, увидимся дома.

— А образец почерка я где взять должон? — недовольно спросил кот. — Это тебе не филькина грамота! Достоверно всё должно быть.

— А вот где досье нарыл, там и образец возьми. — ответил ворон и нахохлился. — С тобой полечу, пригляжу, чтобы ты делов не натворил. А то знаю я тебя, опять хвост распушишь…

— Серафимушка! Ненаглядный ты мой, вот недаром ты мудрым зовёшься. — восхитилась Яга. — Лети, милый, присмотри за нашим пушистиком.

— А спать я, когда буду? — недовольно хмыкнул кот. — Или всё, выспался?

— А тебе векового сна мало было? — строго спросил Нафаня. — Дело здесь серьёзное, отлагательств не терпящее, а ты опять нежишься.

— Колбасы хоть дайте в дорогу. Путь-то не близкий, помру ещё с голоду. — Кот просительно посмотрел на домового.

Нафаня беспрекословно полез в подпол.

— И сливок захвати. — вдогонку крикнул кот.

Из подпола донеслось недовольное ворчание.

— Тут идти-то! До болотца, где старая сосна согнулась на границе миров — раз, и ты на месте. — наставляла Яга.

— Это тут! А там? Я что ещё в следопыты записался? — фыркнул кот.

— Не заблудишься! Я дорогу подскажу. — ответил ворон. — А некоторые и нюх развивают, не только на колбасу со сметаною.

— Ну, будет вам ссориться! — попыталась примирить враждующих Василиса. — Дело серьёзное. Любая промашка — нам, да что нам, всему сказочному миру беда грозить будет. Нельзя время терять.

— В путь! — скомандовал ворон.

Нафаня подал коту узелок, с крынкой сметаны и кралькой колбасы.

— В добрый путь! — напутствовала Яга.

— Записочку не забудьте оставить! — напомнила Василиса.

* * *

Ворон вылетел первым. Кот, тяжко вздыхая, едва передвигая лапы, шёл следом.

Серафим недовольно поглядывал на еле-плетущегося кота и тихонько ругался.

— Я всё слышу… — недовольно ворчал кот. — Конечно, у него крылья — пару раз взмахнул и уже на месте. А у меня? У меня лапки, ещё и нежные, подушечки шелковистые. Пока дойдёшь — лапы до колен сотрёшь, мозоли натопчешь. И то чудо, что идти могу — набегался сегодня до коликов, чуть не умер от разрыва сердца. — кот остановился, и прикрыв одной лапой глаза, другую отвёл в сторону и театрально произнёс: — Но что им до чужой жизни?