Мемуары Бабы Яги

Похоже, что судьба была царю Петру город основать в болотах ингерманландских. И душу свою здесь же положить.

Волком выл Джеймс, руки себе грыз, в ногах у нас валялся. А мы что сделать могли?

– Любишь его?
– спросила я.

– Больше жизни!

И что тут скажешь? Что сделаешь? Часто так бывает: кто-то любит и жизнь свою готов за любимого или любимую положить, а другие привораживают да используют.

Почернел лицом Джеймс, да делать нечего. Поклялся только рядом с другом до конца быть. И ушел. Вести до нас доходили жуткие.

Не было на Руси места страшнее Санкт-Петербурга. По всей Руси было запрещено каменные дома строить, весь камень строительный на стройку новой столицы везли. Мужиков со всей страны гнали. Народу на болотах тех гибло множество. Фавориты царские все разворовывали, люди от цинги да от голода мерли как мухи. Тут же их и хоронили. На костях парадиз возводился. Ох и проклинали его! Царице бывшей приписывали, мол, чуть ли не кликушествовала, дескать - быть Петербургу пусту. Вот она, глупость человеческая. Не бывать пустым тому месту, куда столько вложено, где столько жизней загублено. Медленно поддавались болота черные, леса жуткие. Большего хотела прорва ненасытная. Вода невская, ледяная да темная, на текучий металл похожая, многих прибрала. Нет спасенья, коли туда попадешь. А спасешься, так вода сама за тобой придет. Не затянули болота, не убила цинга, так наводнение свое возьмет. Сладка корюшка невская, рыбка вкусная. Никто так не любит утопленников обгладывать, как она.

Царица бывшая, Евдокия, тоже что-то чуяла. Материнское сердце — вещун, его не обманешь. И тоже надумала мужа бывшего извести.

Легко сказать — извести. Способов, конечно, достаточно. А ежели кровь, волосы или ногти получить, то много чего сделать можно. Волосы мужа своего бывшего получить она смогла. А дальше сотворила страшное.

Что бы там не говорили да не писали, а девки во все времена частенько до брака беременели. Тут дело такое. В иных местах и замуж без брака пробного не брали. А что? Кому нужна жена бесплодная? Вот и венчались, когда у молодой уже брюхо на нос лезло. Конечно, бесплодным и мужик мог быть, потому особого позору, если из такой пробы нечего не выйдет, не было. Вполне могла баба себе другого мужа найти. А было дело, что люди всю жизнь вместе проживали и уже в старости венчались. Но были и дети нежеланные, коих матери тишком давили да в огороде закапывали. А кто посмышленей, те и продавали трупы младенцев и послед для дел темных. Вот такой послед Евдокии тайком и привезли. Она его иголками истыкала, слова тайные проговорила, с кровью своей месячной смешала да на печи высушила. И в порошок истолкла. Порошок тот с волосами мужниными соединила, в бумажку завернула и на печь положила. И царь Петр слег.

Чухонка Марта, уже Екатериной Алексеевной крещеная, перепугалась. И так и сяк искала, лекарей звала, сама ужом крутилась. А Брюс сразу почуял порчу. И намекнул. Тут же следствие провели, и брадобрей покаялся, что прядь волос продал. А тот, кому продал, в Суздаль поехал. Медлить не стали, в келье царицы опальной обыск устроили. И нашли ту бумажку с волосами да с порошком. Что тут началось… И царицу, и монахинь, ей сочувствующих, и родственников, и друга сердечного Евдокии, с детства с ней знакомого, в Москву привезли. И пошел сыск да спрос. Все на дыбе перебывали. И при всех пытках Евдокия присутствовала.

Друга ее сердечного, полковника Глебова, кнутом били, железом раскаленным и углями горячими терзали, три дня держали к столбу привязанным на доске с гвоздями деревянными. А потом на кол посадили и заставили Евдокию смотреть. Ее саму кнутом выпороли и в строгое заключение отправили. Страшное дело, страшное. Но тут уже никто вмешаться не мог. Слишком много в город свой царь вложил. И души убитых да замученных туда же шли. В основание града Петрова. Никакие амулеты да зелья уже сдержать ярость царскую не могли. Джеймс лишь помогал ношу нести, почти уже неподъемную.

Зелье-то сварить не трудно. И амулетов не жалко. Да уж очень силы великие Петр взбаламутил. Чем он там поклялся, да что пообещал, когда узнал, что для строительства города ему придется жертву принести, теперь и не узнаешь. И пришлось ему заплатить цену самую великую и страшную. Первенца своего.

Это в сказках у наивных простецов прилетает ангел да заменяет человека на овцу. В жизни, раз ступив на страшный путь, идут до конца. Ох и страшно заплатил царевич Алексей за мечту отца своего.

Мальчик ведь тоже был рожден от жены нежеланной, навязанной. Отец его не любил, ломал под себя, корежил. Топтал его увлечения, привязанность к матери. Тот не выдержал, сбежал. Уговорили, усовестили, вернули. А тут еще чухонка сына родила. И Город главной жертвы требовал.

Уж чего только я не перевидала, чего только не слышала, но смрад пыточных казематов крепости Петропавловской да крики пытаемого и до Дурмштранга дошли. Все живое замерло. Страшное дело творилось, страшное. Отец сына родного пытал и к смерти лютой приговаривал. Царь от плоти и крови своей отказывался.

Иван-то Грозный тоже первенца своего порешил. Да сотворил он то в припадке безумном. И потом каялся без меры. Петр разума не терял.

Принял Петербург жертву свою. Сколько бы не кричали потом кликуши, не проклинали бы Петров Парадиз, а Город устоял. Великий Город. И сына чухонки тоже прибрали болота ингерманландские. За все нужно платить.

Брюс как мог друга своего поддерживал. Помогал, лечил. Но тот в разврат дурной ударился, что не удивительно. Супруга от него не отставала, и кончилось дело тем, отчего в музее тамошнем, Кунсткамерой именуемом, две головы заспиртованные остались. Царской полюбовницы Марии Гамильтон и царицына любовника Виллима Монса. И тут шотландский след вылез. Это я про Марию, младенцев травившую да душившую. Страшные дела.

С чухонкой своей царь расплевался и почти до самой смерти к себе не пускал. А Город, Петром вымечтанный да построенный, и самую главную жертву захотел.

Кто знает, что там приключилось: то ли и впрямь болезнь застарелая, то ли чухонка мужа отравила, то ли соратники да фавориты постарались… Только помер Петр в Городе своем и там же был погребен. Джеймс друга похоронил и от власти да политики отошел. Как бы его не приваживали, как бы не звали - не простил ни чухонке, ни дочери ее. Хотя кто тут больше виноват, не сам ли царь, мечту свою выше всего поставивший, кто знает?

Внук Петра попытался обратно в Москву столицу перенести, да ничего доброго из этого не вышло.

А Город хороший получился. Красивый. Наш, северный. Настоящий. Знать, не зря столько кровушки выпил. И имя ему Санкт-Петербург, а другого не надобно. Не зря же Петр душу свою, плоть и кровь тут оставил.

Мне вот знакомец англицкий написал, что тот самый Волдеморда пошел прямо по пути Кащея нашего. Части души своей в предметы заключал, о бессмертии мечтаючи. Глупость этот все. Кащей не часть - он всю душу спрятал. А то, что в книгах написано, не всегда правда. Что там этот Волдеморда творил, нам не ведомо. Сдается мне, выдумки это все, чтобы свои грязные делишки прикрыть. Наизнанку себя вывернуть надо, ото всего светлого отказаться и все дорогое для себя погубить. И то - бессмертия не будет, будет то, что у царя Петра получилось. А по-другому никак.

Брюс потом у нас часто бывал. Писал мне и другим учителям. И все книги да изобретения Академии Наук завещал. А простецы его колдуном да чернокнижником прославили. Это Джеймс-то, чистая и верная душа, черный колдун? Не зря говорят: не делай людям добра, не получишь зла в ответ.

Эх, заболталась я. Да и взгрустнула что-то. Дела минувшие, друзья старинные… Ладно… Мне тут знакомец один прислал кровь зверюги неведомой, чупакаброй именуемой. Пишет, что круче драконьей крови ингредиент. Пойду испробую. У меня и основа готова. Интересно же.