Мемуары фельдмаршала

В начале августа 1942 года в Шотландии намечалось проводить широкомасштабные учения, и генерал Пейджет, тогда командующий армией метрополии, пригласил меня поехать туда вместе с ним и понаблюдать за ними. Я обрадовался возможности увидеть, как готовятся другие войска, и поехал на север вместе с Пейджетом на «Рапире», спецпоезде командующего (в 1944 году «Рапира» стала моим спецпоездом). Но остаться на учениях до конца мне не удалось. События начали развиваться с калейдоскопической быстротой. На второй день мне позвонили из военного министерства и приказали немедленно возвращаться в Лондон, чтобы принять у генерала Александера 1-ю армию и под началом генерала Эйзенхауэра готовить войска к высадке в Северной Африке, намеченной на ноябрь 1942 года. Мне также сообщили, что Александер уже отбыл в Египет командовать войсками на Ближнем Востоке, а подробности предстояло узнать у бригадного генерала, который встретит меня в Лондоне. Я тут же вернулся в Лондон, встретился с бригадным генералом, который не произвел на меня впечатления, и направился в военное министерство. Там со мной поделились еще кое-какими подробностями и сказали, что прежде всего я должен убедить Эйзенхауэра составить план операции. Время шло, а комитет начальников штабов не мог заставить Эйзенхауэра представить им этот план. Мне все это не очень понравилось: до большой операции оставалось три месяца, а ее план еще не подготовлен. С Эйзенхауэром я был почти не знаком, имел дело с очень немногими американскими солдатами и не представлял, как Эйзенхауэр воспримет мои методы. Приближался критический этап всей войны, предстояло свершиться великим событиям. Я не сомневался, что смогу успешно провести и эту, и любую другую операцию при условии, что мне позволят воспользоваться идеями и методами, которые стали моим военным кредо и, по моему глубокому убеждению, могли принести победу в борьбе с немцами. Я вернулся в мою штаб-квартиру в Рейгейте, надеясь, что все будет хорошо. Как бы там ни было, я провел в Англии два года, пришла пора двигаться дальше.

Наутро (8 августа), в семь часов, когда я брился, позвонили из военного министерства и сообщили, что приказ о моем назначении [79] командующим 1-й армией и участии в операции «Факел» отменен: я должен немедленно готовиться к отлету в Египет, чтобы принять командование находящейся в пустыне 8-й армией.

Александер уже находился в Египте, и мне предстояло служить под его началом. Тем же утром, чуть позднее, мне сказали, что командиром 8-й армии назначили Готта, но он был убит, и мне предстоит занять его место.

Вот так, вместо высадки в Северной Африке под руководством практически незнакомого мне командующего, я попал под начало командующего, которого прекрасно знал, и возглавил армию, сражающуюся с немецкими и итальянскими частями, которыми командовал Роммель. О его успехах ходили легенды, и меня это только подзадоривало. Я чувствовал в себе силы выполнить задачи, которые ставились передо мной, и победить Роммеля.

Конечно, я никогда не воевал в пустыне, и мне в подчинение попадали очень опытные генералы, которые воевали там долгое время. Однако Роммель, похоже, постоянно брал над ними верх, и мне хотелось нанести ему поражение.

Особенно меня порадовало, что моим главнокомандующим будет Александер. Я знал, что с ним мы всегда найдем общий язык.

Так что к отъезду в Африку я готовился с легким сердцем и уверенностью в себе. Тревожился я только за моего сына Дэвида. Когда он родился, я записал его в Харроу, школу, где учился мой отец. Но когда в 1942 году пришла пора отправлять его в частную школу, я изменил свое решение. Харроу находился слишком близко от Лондона, и мальчикам часто приходилось ночевать в бомбоубежище. Поэтому я послал его в Винчестер. Мои друзья предлагали отправить его в Канаду, с их сыновьями, но я отклонил их приглашение. Мне хотелось, чтобы он оставался в Англии. В те дни он поехал к друзьям на летние каникулы. Решение я принял очень быстро и написал письмо майору Рейнольду, директору подготовительной школы, где учился Дэвид, в котором попросил майора и его супругу позаботиться о Дэвиде, взять в свою семью и присматривать за ним до моего возвращения с фронта. Я улетел в Африку, не получив ответа, но знал, что беспокоиться нечего. Они, конечно же, согласились и относились [80] к Дэвиду как к собственному сыну. Попрощаться с ним не удалось.

Сборы много времени не заняли, вещей у меня оставалось мало. Все остальное сгорело при немецкой бомбардировке Портсмута в январе 1941 года. Теперь мне предоставлялась возможность поквитаться с немцами.

Сэр Уинстон Черчилль в своих мемуарах «Поворот судьбы» (книга 2-я, глава 3-я) написал о моем отъезде следующее:

«Монтгомери выехал на аэродром с Истмеем, который таким образом получил час или чуть больше, чтобы рассказать ему о подоплеке всех этих неожиданных перемен. Об этом разговоре рассказывают такую историю, увы, не подтвержденную. Монтгомери говорил о трудностях и опасностях, которые сопровождали карьеру солдата. Он отдал своей профессии всю жизнь, долгие годы провел за учебой, во многом ограничивая себя. Но вот фортуна улыбнулась ему, замаячил успех, началось продвижение по службе, открылись новые возможности, он получил высокую командную должность. Он одержал победу, прославился на весь мир, его имя было у всех на устах. Потом удача изменила ему. В мгновение ока достижения всей жизни пошли насмарку, и, возможно, совсем не потому, что он допустил какую-то ошибку, и он попал в бесконечный список генералов-неудачников. «Напрасно вы столь пессимистичны, — возразил Истмей. — На Ближнем Востоке собирается отличная армия. Вполне возможно, что вас не ждет поражение. — Что? — воскликнул Монтгомери, выпрямившись на сиденье. — О чем это вы? Я же говорил о Роммеле!»

Увы, не подтвержденная история! Я не виделся с Истмеем в течение многих недель до отъезда в Африку, и он не ехал со мной в аэропорт.

Я вылетел из Англии поздним вечером 10 августа и прибыл в Гибралтар на рассвете следующего дня. В Гибралтаре мы провели весь день и вечером 11 августа отправились в Каир. Все это время я размышлял о проблемах, которые ждали меня в Африке, и пусть в общих чертах, но решил, с чего надо начинать. [81]

Глава шестая. Моя командная доктрина

Я покидал Англию, чтобы повести в бой крупное войсковое соединение. Труду и опыту многих лет службы предстояло пройти проверку практикой. Но я еще не объяснил принципов моей командной доктрины, которые сложились у меня за последние годы и которые я излагал еще в 1934 году, будучи старшим преподавателем штабного колледжа в Кветте. В последующие годы они получили дальнейшее развитие. Я абсолютно уверен, что именно эти принципы явились решающим фактором в достигнутых мною успехах.

Хотя моя командная доктрина требует достаточно подробных объяснений, в принципе их можно свести к одному слову: лидерство.

В своих мемуарах Гарри Трумэн говорит, что из курса истории он почерпнул следующее: «Лидер — это человек, который обладает способностью заставить других людей делать то, что им делать не хочется, и при этом испытывать удовольствие».

Лидерство, возможно, слишком сложный феномен, чтобы вместить его в столь короткое определение. С другой стороны, слово это часто используют несколько вольно, не понимая его полного значения. Я даю такое определение лидерства: «Способность и воля сплачивать мужчин и женщин во имя достижения общей цели, и личность, способная вызывать к себе доверие».

Одной только этой способности мало, лидер должен обладать желанием и волей использовать ее. Это значит, что его лидерство основывается на правде и особенностях его личности: лидеру нельзя лгать о целях и ему нужно обладать сильным характером.

Не все понимают необходимость правды. Лидер обязан говорить своим подчиненным правду. Если он этого не делает, вскоре они узнают, что он обманывал их, и перестанут ему доверять. Сам я не всегда говорил солдатам на войне всю правду. В этом не [82] было необходимости, к тому же это ставило бы под угрозу сохранив тайны.

Я сообщал им все, что они должны были знать для успешного выполнения поставленной перед ними задачи. Но при этом я всегда говорил им только правду, и они это знали. Тем самым вырабатывалось и крепло взаимное доверие. Хороший военный лидер подчиняет себе ход событий. Стоит раз позволить событиям оказаться сильнее его, и он тут же перестает быть лидером.

Когда все сказано и сделано, лидер должен активно влиять на ход событий, что в значительной степени зависит от его личности — от «жара», который он способен источать, пламени, которое в нем горит, магнетизма, который притягивает сердца тех, кто окружает его. Лично я хотел бы знать о лидере следующее:

Куда он идет?

Пойдет ли он до конца?

Есть ли у него для этого способности и нужные данные, включая знания, опыт и мужество? Будет ли он принимать решения, беря на себя полную ответственность, готов ли при необходимости идти на риск?

Будет ли он в этом случае делиться властью и пойдет ли на децентрализацию управления и командования, предварительно выстроив систему организации с конкретными центрами принятия решений, обеспечивающими быструю и эффективную реализацию?

Исключительную роль играет проблема «решения» задуманного плана. Нынешняя тенденция — избегать принятия решения, тянуть время в надежде, что все образуется само собой. У военного лидера нет других вариантов, кроме как проявлять решительность в бою и демонстрировать спокойствие в критических ситуациях. Этими принципами неплохо руководствоваться и политическому лидеру.