Мемуары разведчика
Шрифт:
Я должен был считаться с возможностью нового призыва в армию. На это указывал и досрочный экзамен, поскольку его главная цель состояла в том, чтобы как можно быстрее поставить вермахту свежеиспеченных «стажеров (К)», где «К» обозначало экзамен по нормам военного времени. Но прозябать в какой-нибудь резервной части или военном учреждении казалось мне бесцельным и маложелательным.
Поскольку я уже давно пришел к мысли, что практический опыт работы в полицейской службе мне не повредит, а информативное ознакомление с деятельностью различных полицейских учреждений во время каникул было в силу обстоятельств коротким и поверхностным, я предложил свою кандидатуру на регулярные курсы по подготовке комиссаров уголовной полиции. Мотивировкой являлось то, что мне хочется дополнить мое обучение как кандидата на полицейскую службу. По окончании этих курсов я бы ликвидировал разрыв между мной и моими старшими товарищами, обучавшимися на закрытых курсах, и, сэкономив время, сделал бы большой шаг вперед. Кроме того,
Мою просьбу удовлетворили, и я был зачислен на очередные курсы по подготовке кандидатов на должность комиссара уголовной полиции. Заниматься на курсах предстояло с июля 1942 г. по март 1943 г. Я оказался единственным кандидатом из числа лиц свободной профессии и составлял конкуренцию почти 30 полицейским со стажем, которые с большим трудом пробивались вверх по служебной лестнице и надеялись увенчать этими курсами свою карьеру. Правда, я не смог документально подтвердить подготовительную практику на полицейской службе в течение 23 месяцев, предписанную для кандидатов на должность комиссара уголовной полиции из числа лиц свободной профессии. Однако в порядке исключения мне засчитали учебу в университете по спецнабору и краткую практику в полиции во время каникул. Как я преодолею разрыв между мной и моими сокурсниками, значительно превосходившими меня по практике работы, являлось уже моей заботой. Надо сказать, что духовное убожество некоторых слушателей курсов было ужасающим, их кругозор простирался лишь от полицейской каски до носков сапог. Уже только поэтому я не думал осрамиться. Я был молод и привычен к умственному труду, так что за девять месяцев на курсах не ожидал особых трудностей. Требовалось только немного внимательности и хорошая память, чтобы перенять у моих коллег практические приемы работы и усвоить их профессиональный жаргон. По всем юридическим дисциплинам я знал все, чему учили на курсах.
Выполнение заданий после утренних лекций было рутинным делом, которым мы обычно занимались группой. Обладая навыком к записи лекций, быстрым умом и врожденной склонностью к систематизации, я брал на себя запись лекций, а затем диктовал их одному из коллег на стенограмму. Тот отпечатывал несколько экземпляров текста и раздавал всем участникам нашей небольшой группы. Третий занимался изготовлением чертежей, графиков и т. п. Применяя этот рациональный метод, мы экономили много времени. Такая система разделения труда очень помогала мне в последующем, когда надо было организовать работу рационально и объединить свои усилия с другими для достижения большей эффективности. Я никогда не принадлежал к числу тех, кто стремится все сделать сам, не доверяя другим. Иначе я не смог бы одолеть тот большой объем работы, который позже мне приходилось выполнять, да еще беря на себя дополнительно функции других моих коллег и тем не менее делая все удовлетворительно и даже успешно.
Это разделение труда во время учебы на курсах дало мне возможность дополнительно посещать во второй половине дня или по вечерам лекции в университете, чтобы подготовиться к экзаменам по нормам военного времени.
Если мне легко давались на курсах предметы, имеющие отношение к полицейской службе, то по такому предмету, как «мировоззренческая подготовка», у меня возникли трудности. Здесь было разумнее не пускаться в диспуты и не показывать, что я гораздо подробнее, чем это допускалось, занимался изучением других философских систем, конечно «декадентских». Но без дискуссий все же не обошлось.
Когда учеба на курсах подходила к концу, я с некоторым опасением ожидал выпускных экзаменов. Я мог получить по предмету «мировоззрение» либо высшую оценку за активное участие в дискуссиях и умение защищать свои взгляды, либо, чего и опасался, низшую оценку за идеологические отклонения. Но во время неофициального предварительного экзамена доцент, который вел этот предмет, кстати преподаватель физкультуры по основной профессии, дал мне, в отличие от моих коллег, не обязательную — узкую и рассчитанную на короткое время — тему для выступления, а тему на выбор для специального доклада на 10–15 минут. Я смог так усложнить все дело, произвести на него такое впечатление количеством цитат и ссылок на литературные источники, что он решил, будто я исключительно интенсивно и сверх программы занимался его предметом. Это, по его мнению, мог позволить себе только тот, кто уже разделался с главными обязательными заданиями. А вообще результаты экзаменов больше зависели от случайных факторов, чем от подлинных знаний кандидатов.
Письменные и устные выпускные экзамены на курсах закончились для меня благополучно. Нервозность, которая была у моих коллег, меня не охватила, а уверенное поведение на устных экзаменах дало мне плюсовые очки и избавило от более интенсивного опроса. По всем предметам я получил высшие оценки, сдав экзамены лучше всех остальных, хотя они имели за плечами до 10 лет стажа полицейской службы. Это явилось многообещающим результатом для самого молодого слушателя курсов, да еще «аутсайдера», который числился в уголовной полиции, а не в государственной тайной полиции (гестапо), как большинство других слушателей. Как показывал опыт, такое успешное окончание курсов
могло выгодно сработать позже, при распределении на службу. Мне, например, можно было высказать три пожелания насчет места службы. Кроме того, это подавало надежду на скорое повышение.Итак, в марте 1943 г. я стал комиссаром уголовной полиции и кандидатом на руководящий пост в охранной полиции. Я собирался писать докторскую диссертацию по проблемам преступности среди молодежи, однако вскоре трудности военного времени вынудили меня отказаться от этой мысли, но, как я считал, не надолго.
Конечно, мне совсем не понравилось то, что меня после короткого пребывания в уголовной полиции Дрездена перевели в Верхнюю Силезию, где я должен был отслужить обычные «испытательные полгода». Верхняя Силезия считалась тогда чем-то вроде штрафной колонии, места ссылки. Как лучший выпускник курсов, я мог надеяться и на более престижное место. Мой выходивший за рамки обычного устный демарш перед начальником управления кадров всей уголовной полиции получил обезоруживающий ответ, из которого я узнал, что получение отличных оценок не всегда дает преимущества. Мне было разъяснено, что нехватка персонала в руководящем эшелоне уголовной полиции заставляет отозвать из города Гляйвица в Верхней Силезии последнего комиссара уголовной полиции со стажем. А поскольку тамошний начальник уголовного отдела — господин с тяжелым характером, то выбор пал на меня, так как известно, что я не дам себя в обиду. Это, конечно, меня слабо утешало в свете того, что мне, по-видимому, предстояло. Но, говорил я себе, шесть испытательных месяцев пройдут быстро, а после я уж найду себе другое применение и другое место службы.
Условия службы в Гляйвице оказались действительно малоприятными. Шеф был из выслужившихся шуцманов и представлял собой тот тип полицейских кайзеровской эпохи, которые полагали, что уже одним своим присутствием и грозным выражением лица они могут обеспечить повиновение и порядок. Какой-либо научной подготовки и даже интереса к знаниям у него не было. Формалист, мелкий несамостоятельный чиновник с замашками суверена, он не переносил, если другие в чем-то его превосходили. С ним трудно было ладить. Я вызвал его немилость уже тем, что мои результаты на занятиях спортом оказались лучше, чем у него, хотя что тут удивительного, я был на 40 лет моложе. Однако он воспринял это как посягательство на свой авторитет. Но вскоре мне представилась возможность подать рапорт с просьбой о переводе. В нашем полицейском участке произошли служебные неурядицы, при разбирательстве которых вышестоящие инстанции признали мою правоту, и я даже получил поощрение.
К этому времени мое личное дело комиссара уголовной полиции уже украшала пометка «годен к руководящей работе», что подтверждало квалификацию для занятия руководящей должности на более высокой служебной ступени. Когда мой рапорт о переводе рассматривался в Берлине, как раз поступил запрос из VI управления РСХА о направлении в его распоряжение квалифицированных руководящих сотрудников в связи с необходимостью расширения этого ведомства. В первую очередь имелись в виду кандидаты на руководящую работу. Все они имели высшее образование, в какой-то степени знали иностранные языки и уже давно оставили службу в своих родных местах в связи с переводом в другие полицейские ведомства.
В VI управление были переведены многие мои приятели с закрытых курсов, а вместе с ними и я, поскольку в это время рассматривался мой рапорт о переводе. Таким образом, теперь мы встретились как равные коллеги в стенах VI управления Главного управления имперской безопасности.
Рекогносцировка в джунглях разведывательной службы
Когда я в конце августа 1943 г. явился в VI управление РСХА и доложил начальнику группы «Западная Европа» Ойгену Штаймле о прибытии для дальнейшего прохождения службы, я ничего не знал о задачах и структуре этого ведомства, в полном названии которого имелось слово «заграница». Главное здание VI управления находилось в берлинском районе Шмаргендорф на Беркаэрштрассе, 32. Однако там размещалась только часть этого управления. Его служебные здания были разбросаны по всему Берлину и за его пределами. Во время учебы на курсах комиссаров уголовной полиции нас знакомили со структурой Главного управления имперской безопасности, однако о VI управлении нам никаких деталей не сообщили. Было только сказано, что если мы не имеем отношения к этому управлению, то нам и не надо что-либо знать о нем, а если появится необходимость — узнаем. Таким образом, у меня сложилось представление об этом управлении как о весьма важном учреждении. Поэтому я шел туда с большими надеждами.
При поступлении в VI управление я не имел ни разведывательной подготовки, ни соответствующего опыта. Единственными квалификационными данными явились мое высшее юридическое образование и сданный с отличием экзамен на комиссара уголовной полиции.
Мой шеф в течение многочасовой беседы рассказал мне о моей новой работе и познакомил с проблемами внешней политической разведки. Он хотел направить меня в реферат по Швейцарии и Лихтенштейну, руководитель которого и его заместитель должны были в скором времени оставить свои посты, поскольку получили назначение в оккупированные районы. Передо мной поставили задачу, как можно быстрее и полнее освоить работу, чтобы впоследствии возглавить этот реферат.