Мемуары "власовцев"

Огромный лагерь «Лесная» расположен в лесу и был заполнен казаками и кавказскими народностями, возглавлявшимися генералом Султан-Гиреем. [31] Все беженцы жили в грязных бараках без всякой медицинской помощи. Подъезжая к лагерю, я заметил у ворот сложенные штабелями пустые гробы для будущих мертвецов. Моя первая забота была убрать их и организовать медицинскую помощь. Через две недели приехал на автобусе атаман Павлов для осмотра лагеря и окрестностей и дачи указаний для дальнейшей работы. Атаман сообщил мне, что ровно через неделю прибудет вооруженный отряд пеших и конных казаков под командой подполковника Лобасевича. «Примите их в лагерь. Пополните и сформируйте 1-й Сводно-казачий полк из шести пеших сотен и двух конных. Срок формирования — неделя». Формирование происходило легко. Винтовки были быстро доставлены немцами из трофейных складов. Пулеметы были со всех стран: бельгийские, французские, австрийские и русские. Патронов было достаточно. Снаряжение было так же достаточно. Не хватало только обуви поначалу. Все казаки друг друга знали. Измены не могло быть. Колеблющихся не замечалось. В полку организовали хор трубачей и песенников. В полку был назначен врач с образованием. Нашлось достаточное число офицеров и урядников, которые не забыли строевой службы. Не помню, когда был назначен день выхода 1-го полка, но опаздывания не было.

31

31 Гирей-Султан Клыч родился в 1880 г. в ауле Ульском Майкопского отдела Кубанской области (ныне аул Уляп Красногвардейского района Республики Адыгея). Закончил кадетский корпус и военное училище. Участник подавления революции 1905 г. Первую мировую войну начал ротмистром, командовал 3-й сотней Черкесского конного полка. Окончил войну в чине полковника, командиром этого полка, получив все возможные в его положении награды, включая орден Св. Георгия и оружие. Летом 1917 г. участвовал в корниловском выступлении.

25 марта 1918 г. по представлению командующего войсками Кубанского края за боевые отличия произведен в генерал-майоры. В Добровольческой армии — командир 2-й бригады 1-й Конной дивизии, а затем — начальник Черкесской конной дивизии («Дикой дивизии»), которая активно боролась с большевиками и отличилась репрессиями против иногороднего населения Кубани, симпатизировавшего большевикам. В 1920 г. после поражения и эвакуации ВСЮР в Крым, вместе с остатками своей дивизии перешёл с разрешения грузинского правительства границу Грузинской республики, где и был интернирован. Затем уехал в Крым, а оттуда по приказу генерала Врангеля в Карачаевскую область Северного Кавказа — для организации «бело-зеленых» отрядов. Командуя сформированными отрядами, в боях с Красной армией потерпел поражение и вновь бежал в Грузию. Весной 1921 г. эмигрировал за границу. В эмиграции стал одним из руководителей националистической «Народной партии горцев Северного Кавказа», боровшейся за отторжение Северного Кавказа от СССР и создание Северо-Кавказской республики. Являлся членом её ЦК, входил в состав «Комитета независимости Кавказа», состоявшего из руководителей грузинских, армянских, азербайджанских и горских националистов. Во время Второй мировой войны вместе с другими кавказскими и закавказскими националистами организовал ряд «Национальных комитетов» и принял активное участие в формировании воинских горских частей. В начале 1943 г. созданная им Кавказская дивизия была переведена в Италию, где в мае 1945 г. была интернирована англичанами. 29 мая в числе 125 кавказских офицеров он был доставлен в Юденбург, передан органам НКВД и этапирован в Москву. Вместе с генералом Красновым и другими казаками по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был приговорён к повешению и казнен 16 января 1947 г.

Центральное здание бывшего Новогрудского воеводства при Польше было занято германским гебитскомиссаром (начальником области) и окружено окопами полного профиля. Вокруг стояли броневые машины. Продовольствие привозили тоже бронемашины. Подходящая шоссейная и узкоколейная железная дороги были партизанами минированы и завалены деревьями. Партизаны пользовались механическими пилами и вырезали окружающий лес. Вот в каких условиях находились дороги, подходящие к Новогрудку. Перед выходом в поход я получил в подарок от донцов коня с седлом, который служил мне до похода в Здуньска Воля (Польша). Переход до города Новогрудки был 25 километров. Походная колонна растянулась на три километра. Двигались медленно и осторожно целый день. Приходилось останавливаться. Во время перехода шла все время оживленная ружейная и пулеметная перестрелка со снайперами, сидевшими на деревьях окружавшего нас леса. На дорогах рвалось много мин, местами мы были обстреляны из минометов. Партизаны были хорошо снабжены оружием из Красной армии. За время перехода было убито 2 казака и 10 ранено. В темноте мы наконец подошли к окраинам Новогрудка. Нас встретило 3 бронемашины, которые указали дорогу к гебитскомиссариату. Около большого здания, построенного буквой «Н», нас ждал гебитскомиссар и просил зайти в кабинет для переговоров. В кабинете гебитскомиссар предложил мне быть его гостем и поместиться у него в доме. Прибывшие казаки разместились в ближайших домах по квартирам. Вокруг комиссариата были вырыты окопы полного профиля и стояли бронемашины. Казакам разрешили переночевать только одну ночь, а на утро не должно было оставаться ни одного казака, кроме меня и моего штаба. Город Новогрудок должен был быть очищен. С этим распоряжением я не согласился и предложил оставить со мной учебную команду в 150 человек. После долгих споров комиссар согласился со мной. Отвел большую гостиницу на базарной площади. Первый этаж был предназначен для учебной команды, а второй для штаба. На следующий день учебная команда под начальством есаула Пострулина расположилась в гостинице на первом этаже. С этого дня началась творческая работа Казачьего Стана.

Основание Штаба формирования казачьих войск в Новогрудке положило начало Казачьего Стана. Об этом событии было доложено верховному руководителю казачества генералу П . Н. Краснову. Специально два посланца (офицера) были отправлены на квартиру генерала, которая находилась на даче под Берлином. Сообщить об этом Походному Атаману я не мог, т. к. не знал его точного места нахождения. Полковник Павлов был в то время на южном фронте в Подольской губернии и Бессарабии, где с частью казаков прикрывал отступление германской армии. В Новогрудке установилась спокойная жизнь. Германский начальнике Белоруссии в Минске был очень доволен действиями казаков. Казаки выполняли все его просьбы через Штаб формирования. Делали походы по всей Белоруссии, поэтому я решил обратиться с просьбой уравнять казаков во всех отношениях (денежном, пищевом и обмундированием) с германскими солдатами. На мою просьбу последовало распоряжение назначить для меня самолет, чтобы я мог прилететь в Минск для доклада. На следующий день я вылетел с аэродрома Лида и через 20 минут прилетел в Минск. На аэродроме меня ожидал автомобиль, который и доставил меня к дому начальника Белоруссии. Дежурный офицер провел меня в кабинет начальника. Встретил меня начальник очень любезно и спросил, не обстреляли ли меня партизаны. Леса Белоруссии все были усеяны партизанами. Полет мой был над лесами. В селах и городах мужское население отсутствовало, кроме стариков и калек, которые оставались дома.

После приветствия начальник спросил, в чем нуждаются казаки. Я отвечал о равных правах с германским солдатом в смысле снабжения всеми видами довольствия. Начальник обещал всем удовлетворить. После окончания моих просьб начальник взял меня под руку и повел в столовую, где я увидел богато приготовленный стол и стоящих за стульями офицеров, которым он меня представил как казачьего полковника. После представления начальник сел на председательское место, предложив мне место с правой стороны. За обедом произносились тосты за здоровье атаманов и казаков. Для меня вся эта церемония была полной неожиданностью. После обеда все перешли в соседнюю гостиную, где разрешалось курить. Прошло пять минут, открылась дверь и вошел начальник. Все стали и прекратили курить. Начальник раскрыл папку и начал читать приказ о награждении меня двумя орденами серебряной шестиконечной звезды на зеленой ленте двух степеней и передал мне для раздачи казакам 30 орденов. Солдаты разнесли всем белое вино, и начальник провозгласил здравицу за казаков. Все присутствующие кричали «УРА». По окончании описанного торжества ко мне подошел летчик и сказал, что самолет готов к вылету в Новогрудок. Я с большим удовольствием согласился лететь. Торжества меня утомили. Я был счастлив, что буду скоро среди своих казаков. Полет в Лиду, а оттуда 20 километров по лесным дорогам в автомобиле в Новогрудок прошел благополучно, хотя караван наш, состоящий из 10 машин с вооруженной охраной (в одиночку было запрещено передвигаться по лесным дорогам), и был обстрелян снайперами с деревьев. Раненых не было.

Вернулся я в Новогрудок около 6 часов вечера. Все казаки готовились к Пасхальной заутрене, которая была назначена на 8 часов утра в местном соборе. Население боялось прийти раньше, т. к. партизаны нападали. После молебна перед строем казаков, был парад войскам. Все было выполнено образцово. По окончании парада все казаки были приглашены в столовую Учебной команды на чарку водки и кусок кулича. Св. Пасха была встречена торжественно и пьяных не было. Начальник Новогруцской области (гебитскомиссар) приехал поздравить казаков.

Между тем работа в Штабе усилилась. Начало прибывать много казаков и офицеров из Франции, Германии, Югославии и Западной Европы. Нужно было быть разборчивым в приеме. К счастью, основание положили казаки, которые фильтровали прибывших людей. Была образована комиссия под председательством кубанского казака полковника Бедакова для проверки военных знаний и документов. Прибыл из Парижа мой товарищ кубанский казак полковник Кравченко и был назначен начальником штаба Походного атамана. Он умело распределял полки по бригадам: 1-й и 2-й полки вошли в 1-ю бригаду полковника Силкина; 3, 4, 5, 6 и 7-й — во 2-ю бригаду полковника Всртепова; 8-й Донской, 9-й Кубанский и 10-й Терско-Ставропольский — в 3-ю бригаду полковника Медынского. В дальнейшем были перемены. Офицеров прибыло очень много, пришлось создать офицерский резерв на положении казаков под начальством моего друга полковника Евгения Михайлова.

Творческая работа Штаба формирования продолжалась около шести месяцев до возвращения с Южного фронта полковника Павлова. Расположение Штаба формирования стало беспокоить германское командование, и неблагоприятный доклад германского офицера ротмистра Майделя послужил назначением на мою должность уважаемого полковника Маркевича, который прибыл ко мне в штаб и, пробыв в Штабе 15 дней, собрался и уехал в Берлин, сказав, что эта должность не по его силам.

Спустя два месяца прибыл с Южного фронта полковник Павлов, занял помещение Штаба формирования, а мне приказал переехать в лагерь «Лесная» и продолжать формирование 8, 9 и 10-го полков. Это назначение было для меня понятно, чтобы не мешать ему работать. Во время формирования третьей бригады в лагере «Лесная» полковник Павлов захотел лично проверить боевую способность казаков, собрал конный отряд и выехал против партизан. О выезде своем никому не сообщил, и немецкая жандармерия приняла по ошибке отряд Походного Атамана за партизан и открыла стрельбу. Одна шальная пуля попала в голову атамана, и он медленно упал с седла. Пуля была стремительной. О смерти атамана я узнал на походе из лагеря «Лесная» в Новогрудок. Спешным порядком о случившемся был уведомлен генерал П . Н. Краснов, и по телеграфу войсковой старшина Доманов был назначен Походным Атаманом. Во время смерти атамана Павлова в Штабе формирования был приехавший из Берлина кубанский Войсковой атаман генерал Науменко. [32]

32

32 Науменко Вячеслав Григорьевич родился в 1883 г. Окончил Воронежский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище и два класса Николаевской военной академии (1914). С марта 1915 г. — старший адъютант штаба 1-й кубанской казачьей дивизии. В 1917 г. — начальник штаба 4-й кубанской казачьей дивизии. Полковник. В Добровольческой армии с 1918 г. Командир Корниловского конного полка, а затем бригады в 1-й конной дивизии генерала Врангеля. Генерал-майор в ноябре 1918 г. — по представлению генерала Врангеля. В декабре становится начальником 1-й конной дивизии и в то же время избирается Походным атаманом Кубанского казачьего войска. В 1919 г. — командир 2-го Кубанского конного корпуса в составе Кавказской армии генерала Врангеля. В Русской армии в сентябре 1920 г. принял командование конной группой генерала Бабиева после гибели последнего. Генерал-лейтенант Генерального штаба. В эмиграции — бессменный Походный атаман Кубанского казачьего войска. Во время Второй мировой войны временно исполнял должность (вместо генерала П . Н. Краснова) начальника Главного управления казачьих войск. После войны выехал в США и умер в доме Толстовского фонда под Нью-Йорком 30 октября 1979 г. Автор книги (сборник материалов и документов) «Великое предательство» (Нью-Йорк, 1962), посвященной выдаче казаков в Лиенце и других местах (1945–1947).

Через неделю после убийства атамана Павлова новый атаман полковник Доманов назначил меня на станцию «Дворец» для пополнения полков.

Активность партизан сильно увеличилась. Отступление германских войск началось по всему фронту, и всем казачьим частям было приказано отходить на Варшаву и далее на полигон «йуньская Воля». Отход казаков должен был происходить по боковым дорогам, т. к. главные дороги были заняты германскими войсками. Переходы приходилось делать большие и отражать нападения партизан. Во время переходов приходилось чинить мосты и всякие переправы. Красные войска следовали по пятам германских войск, а, кроме того, самолеты противника атаковали походные колонны казаков.

До Праги под Варшавой отходившие казаки со своими семействами шли сравнительно спокойно. Отступление германских войск происходило быстро. Отход казаков замедлялся, т. к. обозы, груженные всяким ненужным хламом и мебелью, требовали пропускать их в первую очередь. Казачьи повозки после долгих переходов приходили в негодность, приходилось производить починки на походе, что тоже замедляло движение. Довольствие продуктами питания производилось в случайно оставленных складах. Удачная получка продуктов зависела от степени сообразительности и находчивости начальников колонн. Управлять колоннами становилось все труднее и труднее, т. к. не хватало опытных колонновожатых. Отличительное свойство казака держаться своих станичных атаманов спасло многих от потерянности. Казаки одной станицы были как родные.

К колоннам казаков начали присоединяться беглые красноармейцы, которые после нескольких переходов показали себя хорошими русскими воинами, но нужно было быть осторожным с провокаторами, которых советское командование спускало на парашютах.

Так называемые «приблудные» мои личные вестовые Яшка и Федька — иногородние, жившие на Дону, служили нам верой и правдой до передачи нас англичанами советам. Моих вестовых знал почти весь Казачий Стан. Когда мы проходили по территории Польши, смелость советских партизан стала все больше увеличиваться. Крестьяне польских деревень трудно распознавали по одежде беглых красноармейцев от казаков. Перед проходом по польским деревням казаков советские провокаторы запугивали население и советовали уходить временно в лес и уводить с собой коров, лошадей, свиней, даже кур. Дороги, подходившие к деревням, минировались. Приходилось из соседней деревни посылать на разведку население с подводами или вести подводы по обочинам дороги. Каждая колонна охранялась конной и пешей сотней казаков с пулеметами разных систем.

Все мелкие формирования приходилось производить на походе. Это можно было делать только с казаками — людьми военными по рождению. Дисциплина между казаками сохранялась строгая. Никогда не приходилось даже повышать голоса. Я чувствовал по себе, что казаки следили за каждым моим движением и за каждым моим словом. Внешне я не показывал своего волнения, которое иногда охватывало меня. Казаки были мрачны и задумчивы. Думали о том, куда их повезут начальники. Я был аккуратно одет в русскую форму, что очень нравилось казакам. Моя высокая стройная кобылица, хорошо вычищенная, производила большое впечатление. Погода во время похода была хорошая. Каждую минуту можно было ждать столкновений. Перед вступлением в одну из деревень ехавшая за мной подвода с пулеметом подорвалась на дорожной мине. Силой взрыва оторвало заднюю часть лошади и забросило ноги в подводу. Ездовой повозки остался невредим. Такие случаи повторялись довольно часто, поэтому приходилось двигаться по полю, оставляя дорогу свободной.