Мемуары
Шрифт:
– В дверь! – приказал имперский лейтенант. – И можешь попрощаться с белым светом. Больше ты его никогда не увидишь! – если честно, то этот имперский грубиян успел довольно сильно меня достать. Я решил напоследок немного подгадить ему настроение. Присмотревшись, я прочитал табличку на его нагрудном панцире. Там было написано «Фрустих»…
– Ладно, господин Фрустих, – сказал я. – Надеюсь, что Вашу гнусную рожу я тоже больше не увижу.
Это был риск, и немалый. Но, я просто ничего не мог с собой поделать. Уж очень мне хотелось этому офицерику немного попортить кровь. Ну и попортил… Себе. Удар перчаткой практически застал
– Я покажу тебе, как над законной властью глумиться!
– Эй, лейт! Может, ну его? Сам же знаешь, Императору он нужен живым. Не фиг из-за какого-то там повстанца карьеру себе портить! – вмешался один из сержантов.
Если честно, то я был этому сержанту благодарен – наши парни уже напряглись в ожидании моего приказа открыть огонь, а мне тревога и стрельба раньше времени были как-то не нужны.
– Твоя правда, сардж! В тюрьме ему и так влупят по самое «не балуйся», – сказал Фрустих.
Избивать он меня прекратил, а я почувствовал, как расслабились пальцы на гашетках у наших десантников.
Имперцы отконвоировали меня во дворец, а там и на территорию тюрьмы. Фрустих сдал меня на руки начальнику тюрьмы. У «вертухаев» полных доспехов не было, да они им были и не нужны – тюремная охрана отлично обходилась лёгкими бронежилетами и касками. Вооружены они были винтовками «E-11» и шоковыми дубинками. И то бластерами они явно, пользовались не очень профессионально – ну, сами посудите, как заключённый может сбежать из самого императорского дворца? Да никак! Я, правда, собирался это правило нарушить, но, ведь имперцы же об этом не знали, так что вид у них был весьма и весьма расслабленный.
Меня привели в приёмное отделение, где уже выстроился очередной «комитет по встрече» – пара здоровенных амбалов и довольно-таки привлекательная девица. Естественно, что все были упакованы в бронежилеты и держались донельзя вызывающе. Первым делом они заставили меня раздеться. Ну что ж, в последнее время никаких комплексов по этой части у меня не было, так что я совершенно спокойно снял с себя комбинезон. На коже не замедлила выступить «гусиная кожа» – мало того, что в комнате было мягко говоря, прохладно, так они на меня ещё и пялились.
– Трусы тоже! – приказала девица.
– Нефиг тогда пялиться, – не выдержал я.
– А ты что, против? – спросила девица. – Я бы на твоём месте радовалась – как никак, последний шанс покрасоваться перед женщиной… Может, даже, если ты мне понравишься, то… твои последние дни здесь будут не такими тяжёлыми…
– Как-нибудь обойдусь, – буркнул я, но трусы снять мне всё-таки пришлось.
Я где-то читал, что, если заставить человека, а, тем более, мужчину, раздеться догола, то он полностью теряет самообладание. Типа, так нашего брата можно сломать самым эффективным образом. Естественно, что ломаться я никак не собирался – у меня было одно дельце, и я должен был его выполнить, при этом постаравшись не погибнуть.
Голого, меня загнали во флюороскоп. Я сохранял ледяное спокойствие – мой радиомаяк, будучи в выключенном состоянии,
был совершенно невидим для рентгеновских лучей. После проверки мне выдали специальную тюремную униформу – неудобную и некрасивую. Она состояла из ядовито-зелёных брюк, ядовито-зелёной куртки с номером и такого же «приятного» цвета футболки.– Отвести его в блок А1260! – приказал громилам начальник тюрьмы. – Был у нас один Джедай, а теперь двое будут сидеть. Может, они хоть друг с другом общаться будут?
– Неплохая идея, – ответил один из громил. Я искренне порадовался за него – оказалось, он был не простым тупорылым исполнителем, а даже умел разговаривать. Кроме того, меня порадовало ещё и то, что меня должны были подсадить в камеру к Изабелле де Круа, что, разумеется, здорово облегчало мою задачу.
Блок А1260 находился на минус первом этаже, и нам не пришлось спускаться на лифте. Это тоже не могло не радовать – в случае чего, лифт мог превратиться в отличную ловушку для нас с Изабеллой де Круа. Да и путь на свободу был не таким уж далёким…
Лестница была не очень широкой, и не очень узкой – я и мои сопровождающие шли без особых проблем. Два человека расходились на ней свободно, а три – уже с трудом. На самом этаже стоял блокпост, состоявший из трёх рядовых вертухаев и сержанта. Все трое носили «E-11», а в оружейной стойке я заметил ещё и флечет . Естественно, что попадать под выстрел из этой портативной гаубицы мне что-то не хотелось…
– А-а! Новенький! – сказал сержант. – И куда его? – обратился он к моим конвоирам.
– Шеф приказал в ту же камеру, где сидит та пленная, которую привёз Дикс.
– А разве это можно – сажать двух Джедаев в одну камеру?
– Забей. Что они нам сделают?
– Ну, ладно… – с некоторым сомнением в голосе произнёс сержант.
Меня, закованного в наручники и кандалы, провели по длинному коридору, по обе стены которого тянулись массивные двери с экранчиками глазков. Камера, в которой содержалась Изабелла де Круа, находилась в конце этого коридора. Охранник, с помощью чип-карты, открыл дверь. Его коллега грубо втолкнул меня в камеру, добавив напоследок:
– Ну, счастливо посидеть!
Я, мысленно пообещав при первом удобном случае заняться воспитанием этого охранника, влетел в камеру. Там было довольно-таки темно, но я успел увидеть, что в ней кто-то есть. А в следующую секунду я в этого кого-то врезался. Это была девушка – я успел понять это по мимолётному прикосновению. Раздалось приглушённое восклицание по-французски, и я сразу же понял, кто это…
– А тебя за что взяли, незнакомец? – раздался до боли знакомый голос.
– Во-первых, меня не взяли, я сам пришёл. А во-вторых, я пришёл за тобой. Сама посуди, ни один капитан не заслуживает уважения, если он позволят имперцам захватывать и расстреливать свои лучших людей.
– Капитан?! Это ты?
– Нет, – совершенно спокойно ответил я. – Это тень отца Гамлета.
– Как это? – не поняла Изабелла де Круа. Кажется девушка ещё не успела так глубоко продвинуться в изучении творчества У. Шекспира.
– Не беспокойся, это действительно я. Я здесь, чтобы вытащить тебя отсюда…
– Но, как?!
– Легко. Сейчас… – и я попытался кончиками ногтей рассечь зажившую только сегодня утром кожу на запястье. Не удалось – ногти у меня были слишком тупые и короткие… – У тебя ногти случайно не вырывали ?