Мендель

Далее, в 1848 году, завершив курс богословия, с глубоким почтением нижеподписавшийся получил от своего Высокопреподобного господина прелата разрешение готовиться к экзаменам на степень доктора философии. Когда же в следующем году он укрепился в намерении экзаменоваться, то ему было вручено предписание занять место супплента императорско-королевской гимназии в Цнайме, каковому зову он последовал с радостью…»

Кажется, все просто: поступил в монастырь — сам просился туда; учился самоотверженно богословию, самообучался естествознанию. Чуть было не стал доктором теологии, но вдруг в Цнайме открылась вакансия, и штатгальтер сказал: «Подать сюда Менделя!» — словно больше некого было подать. А он человек, обученный смирению. Он идет с радостью исполнять новую миссию, хотя посылают его преподавать не естествознание, не ботанику, которой он увлекался, а литературу — латинскую, греческую и немецкую. И математику.

Для Освальда Рихтера и монсеньера генерального викария ван Лиерде эти строки автобиографии не в пример предыдущий были бальзамом для ран душевных. Кстати, и доктор Алоис Шиндлер, племянник патера Грегора, «добрый католик», даже не попытавшийся уберечь от печки дядин архив, в том же духе говорил еще в 1902 году в речи памяти Менделя:

«Быть может, еще в пору искуса, когда он немало времени проводил в монастырском саду на вольной природе Божьей, разум и внимание Менделя были привлечены к естественным наукам, в особенности — к ботанике, ибо «…среди всех явлений природы ничто не влияет столь властно на дух и сердце, как изобилие растительного царства: растения — как уже давно их назвал поэтический дух народа — это платье земли, которое наподобие пестрого ковра опоясывает ее скалистое тело, смягчает неподвижность форм и оживляет ландшафт».

Процитировав сей пышный пассаж, Алоис Шиндлер тотчас сослался в речи на первоисточник: Карл Мюллер, «Книга растительного мира». Шиндлер подчеркнуто придерживался хорошего тона.

…Итак, в Цнайме открылась вакансия, и прелат Напп, поскольку он — как мы помним — был «К.К. Gymnasial-Studien-director fur Mahren und Schlesien», дабы дело не страдало, подсунул штатгальтеру заготовленный рескрипт и, сорвав с места почти готового доктора богословия, отправил его на иное поприще.

Но здесь приходится сделать поправку.

В 1849 году Его Высокопреподобие Напп был уже отстранен от должности директора всех императорско-королевских гимназий провинции. И что интересно, это произошло именно в 1849 году: в год разгула в Австрии контрреволюции, в период «закручивания гаек» и накануне заключения конкордата с Ватиканом, по которому католическая церковь приобретала невероятную власть в стране.

Противоречиво? Да. И официальные мотивы отставки нам не известны.

Но зато известно, что в дни революции высокий церковный и государственный сановник, кавалер высших орденов империи Напп и подчиненные ему монахи-августинцы, особенно чехи, вели себя так, что это по меньшей мере должно было вызвать недовольство властей, взбешенных восстанием Венгрии, баррикадными боями в Вене и Праге, студенческими демонстрациями и делегациями, колесившими по стране, крестьянами, которые не дождались утверждения учредительным рейхстагом новых законов, явочным порядком срывали с себя ярмо барщины и феодальных податей.

Революция поставила на край пропасти весь феодально-бюрократический габсбургский режим. Пришлось увольнять в отставку наиболее ненавистных чиновников, сочинять конституции, заигрывать с буржуазией и крестьянами, расстреливать из пушек рабочие кварталы Вены, впускать в Венгрию армию Паскевича и даже менять императоров: Франц-Фердинанд отрекся в пользу Франца-Иосифа.

И когда режим все-таки удержался, счеты стали сводить со всеми.

Шестидесятишестилетний Наш, прелат и «Gymnasial-Studien-director», конечно, и близко не подходил к баррикадам. И его монахи тоже. И вряд ли они перестали на время революции молиться и служить мессы. Но они все же посмели проявить неподобающие им симпатии.

Ярослав Кршиженецкий обратил внимание на обнаруженное в монастырском архиве письмо патера Ансельма Рамбоусека патеру Матеушу Клацелу, которому — как мы помним — Мендель позднее задолжал свое трехмесячное жалованье. (Клацел накануне событий был отпущен аббатом на родину — это практиковалось, а у него была больна мать.)

Рамбоусек сообщал, что весной 1848 года из Брюнна в Вену выехала депутация революционных студентов и патриотов (то есть чешских патриотов, сторонников национального возрождения). В депутацию вошли двое чехов-монахов из общины святого Томаша — Филипп Габриель и Франц Теодор Братра-нек, одна из наиболее ярких в монастыре фигур, в то время личный секретарь аббата.

«Неделю спустя, — рассказывал Рамбоусек в письме, — приехала ответная депутация из венских студентов и гвардейцев [33] . Нам предстояло расквартировать 20 человек. Прелат сделался среди них весьма популярен, особенно после того, как однажды вошел в трапезную в широкополой фетровой шляпе и с великолепной студенческой трубкой в руке…»

Собственно, сам Напп всего только позволил двум «братьям» участвовать в революционной депутации, а всем остальным — принимать венских студентов, и еще проявил себя как радушный хозяин. Но так себя вели далеко не все аббаты и высокие чиновники — столпы церкви и трона. Весьма вероятно, что его отставка была связана именно с этими событиями…

[33]В данном контексте — «национальных гвардейцев» — буржуазной революционной милиции.

Сам Грегор Мендель — по свидетельствам — встретил события 1848 года радостно. Он был сыном барщинного крестьянина, а революция хоть и потерпела поражение, все-таки смела остатки феодальных институтов, тяготевших над сословием, из которого Мендель вышел.

…Вернемся к Наппу. Он отстранен и в судьбе школьного дела города Цнайма не может быть теперь заинтересован по службе. Однако он заинтересован судьбой Менделя, своего меньшего собрата и ученика, вызвавшего его восхищение способностями и трудолюбием. Эмеритальный директор гимназий и училищ хоть он и не у дел, но все же персона. Связи и авторитет не утрачены совсем, и желаемого он может добиться.

Но вот новая загвоздка: судьба Менделя по окончании Богословского института уже устроена. Рукоположенный в священники двадцатисемилетний каноник получил превосходный приход в Старом Брюнне, и, конечно же, хоть он и отрекся от собственности, какие-то деньги за труды по Службе Спасения должны были попадать в его кошелек. (Кстати, о приходской службе почему-то в биографии не упомянуто.)

Следует не забывать еще такого обстоятельства: Мендель чувствовал себя обязанным помогать родителям деньгами, а более того, возместить младшей сестре Терезии жертву, принесенную семь лет назад. Сейчас для этого самое время: Терезии исполнилось двадцать. Право, приход в центре Брюнна должен приносить, пожалуй, несколько больше, чем шестидесятипроцентный супплентский оклад.

Есть документ, поясняющий причины происшедшего, — официальное письмо прелата епископу графу Шафготчу. Вот оно:

«Ваше Милостивое Епископское Преосвященство!

Высокий Императорско-Королевский Земельный Президиум декретом от 28 сентября 1849 года за № Z 35338 почел за благо назначить каноника Грегора Менделя супплентом в Цнаймскую гимназию. Сообщая об этом Вашему Милостивому Епископскому Преосвященству в соответствии с возложенным на меня долгом, осмеливаюсь лишь присовокупить, что оный каноник образ жизни имеет богобоязненный, отмеченный скромностью, воздержанием и добродетельным поведением, его сану полностью соответствующим, сочетающимся с большой преданностью наукам;

к попечению же о душах мирян он, однако, пригоден несколько менее, ибо стоит ему очутиться у одра больного, как от вида страданий он бывает охватываем непреодолимым смятением и сам от сего становится опасно больным, что и побуждает меня сложить с него обязанности духовника.

Напп».

Таким образом, нам становятся известными некие любопытные детали событий, происшедших, когда новоиспеченный каноник попытался исполнять обязанности приходского священника. Позволим себе, однако, не ограничиваясь цитированием документов, поразмышлять над этими уже известными читателю деталями.