Меншиков

Новое учреждение отвечало также интересам Толстого, Апраксина, Головкина и других вельмож. В нем они видели средство обуздания своеволия Меншикова, ибо предполагалось, что Верховный тайный совет будет заседать под председательством императрицы, а его члены будут наделены равными правами. Каждый из них соглашался признать Меншикова равным, но все они противились его превосходству.

Склонность к созданию такого Совета проявляла и Екатерина, рассчитывавшая руководствоваться советами не одного только Данилыча. Это упрочило бы ее положение и внесло успокоение в ряды родовитой и неродовитой знати, роптавшей против роста влияния князя.

Из Верховного тайного совета наибольшие выгоды извлек Меншиков. Надежды вельмож на то, что императрица будет участвовать в работе учреждения, председательствуя дважды в неделю на его заседаниях, не оправдались – такое ей оказалось не под силу и потому, что она не обнаружила ни желания, ни склонности к государственным делам, и потому, что частые недомогания приковывали ее к постели. Меншиков быстро подмял членов Верховного тайного совета – Апраксина, Головкина, Голицына и Остермана. Сначала он добился права непосредственного доклада императрице по делам Военной коллегии, президентом которой он стал сразу же после смерти Петра, а затем и по остальным вопросам.

В дни работы Верховного тайного совета Меншиков, как правило, навещал Екатерину дважды: перед началом заседаний, видимо, «согласовывая» предстоявшие решения; и после окончания заседания, когда докладывал о принятых постановлениях.

Не подлежит сомнению, что Екатерина смотрела на мир глазами светлейшего. Это ее устраивало, ибо освобождало от необходимости вникать в утомлявшие ее дела.

Положение полудержавного властелина, в котором оказался князь, значительно расширяло поле его деятельности. Достаточно взглянуть на перечень лиц, толпившихся в приемной дворца Меншикова, чтобы убедиться, что состав визитеров стал более пестрым. В 1719 году выхода светлейшего ожидали преимущественно люди в военных мундирах: петербургский генерал-полицеймейстер Девиер, комендант города, советники и асессоры Военной коллегии. Теперь в приемной Меншикова генеральские мундиры перемежались со штатскими: это и президенты и вице-президенты коллегий, сенаторы, прокуроры, иностранные послы, губернаторы. Все они о чем-то докладывали и ждали распоряжений. Надобно было вникать в дела, простиравшиеся далеко за пределы военного ведомства. Но сил у князя поубавилось. В этом нас убеждают «Повседневные записки». Меншиков стал отправляться ко сну на час раньше, а вставать на час позже. Тогда он днем не отдыхал, теперь он почти ежедневно два-три часа «изволил почивать». Вполне возможно, что, укладываясь в постель в дневные часы, Меншиков выполнял рекомендацию упоминавшегося выше консилиума врачей. В их заключении было сказано: «Сон, который наилучше силы возвращает и человека увеселит, да изволит его светлость употреблять побольше прежних времен». [302]

302

Там же, д. 10, л. 2, 3.

За обеденный стол он теперь тоже садился реже, иногда отказывался от ужина. «Повседневные записки» за 1726 год отметили еще одно новшество: иногда за столом сидела вся семья.

Мы не знаем меню князя, но врачи рекомендовали ему воздержаться от употребления «очень соленых, пряных и всяких горьких еств, мяс копченых и соленых потрав», а также водки. Виноградное вино разрешалось пить по одной-две рюмки. В рекомендательном рационе Меншикова значились исключительно диетические блюда: ячневая, овсяная, рисовая, пшенная и гречневая каши без молока и с молоком, телятина и бульон из нее, мясные кисели и вареные овощи. [303]

303

Там же, л. 1, 2.

Иногда здоровье вынуждало Меншикова прерывать начатый рабочий день. 24 октября он встал, как обычно, в седьмом часу, вышел в «передспальню», но почувствовал себя плохо и возвратился отлеживаться и вновь вышел два часа спустя. Подобный случай повторился и 12 ноября с тем лишь различием, что в это утро понадобилось медицинское вмешательство – ему «пущали кровь». Никогда раньше Меншиков ни минуты не находился в одиночестве. Теперь шумная толпа его утомляла, и он искал уединения.

Продолжительных и жестоких недомоганий, подобных тому, которое ему довелось перенести в 1719 году, у Меншикова не было, но он по крайней мере дважды чувствовал себя нездоровым, по неделе – две не выезжал из дома.

Среди современников князь слыл едва ли не самым опрятным человеком. Тем не менее даже он мылся, как правило, раз в месяц. В течение 1726 года он был в мыльне двадцать шесть раз. Почти половина посещений падает на апрель и октябрь – месяцы, когда он болел. Мыльней в данном случае Меншиков пользовался не столько в гигиенических, сколько в лечебных целях – парился он по два-три часа. Помогало ли это ему или нет – не знаем. Документально подтверждается лишь одно – продолжительность его рабочего дня по сравнению с 1719 годом значительно уменьшилась не только за счет сна, но и за счет времени, уходившего на игру в шахматы и карты. Шахматы стали страстью светлейшего. В дни недомогания он многие часы проводил за шахматным столиком. Но и в обычные дни князя можно было довольно часто наблюдать за игрой и после обеденного сна и даже в утренние часы.

Конечно, годы брали свое. Но дело не только в этом: изменился ритм жизни при дворце. От Петра I исходили импульсы, приводившие все в движение, и Меншиков был лишь исполнителем его воли, правда, инициативным, но все же только исполнителем. Екатерина таких импульсов была лишена.

Отдав должное памяти супруга соблюдением годичного траура, она будто бы спешила наверстать упущенное: балы и маскарады чередовались с празднествами по случаю выдачи наград, смотрами гвардейских полков. Продолжая традиции, императрица совершала частые прогулки по Неве, сопровождавшиеся пушечной пальбой, присутствовала на спуске галер. Развлечения продолжались до глубокой ночи. 1 мая на Екатерину был возложен польский орден Белого Орла. Празднества закончились в семь часов утра. 7 мая двор «веселился» до трех часов ночи. 30 июня она пировала на именинах графа Сапеги до четырех утра. Публичные развлечения дополнялись камерными, происходившими ежедневно во дворце, в кругу гофдам, камергеров, гофмейстеров и прочих придворных. Ночь и день в укладе ее жизни поменялись местами. Получить аудиенцию у императрицы стало делом трудным даже для светлейшего.

Кстати, вместо ассамблей была введена новая форма придворных развлечений. Именным указом 11 января 1727 года велено еженедельно по четвергам в пятом часу пополудни собираться в дом ее императорского величества «на курдах или съезд». Судя по указу, куртаги отличались от ассамблей: для них был отведен специальный день, в то время как устройство ассамблей не имело строгой периодичности; куртаги созывались при дворе императрицы, в то время как ассамблеи – поочередно у вельмож; наконец, ассамблеи были более демократичными – на куртаги приглашались русские и иностранные министры и посланники, а также чины не ниже полковничьего ранга. С ассамблеями куртаги роднило присутствие дам и право находиться в собрании «кто сколько похочет». [304]

304

Там же, д. 237, л. 1.

Не раз бывало, что Меншиков приезжал во дворец в 11 часов дня, но Екатерина «изволила почивать». Князь коротал время в дежурной для генерал-адъютантов, подвернется партнер – он сыграет в шахматы, навестит Елизавету Петровну, зайдет в Дворцовую канцелярию, но, так и не дождавшись, отправлялся домой либо все-таки встречался с императрицей часа через дватри. 28 сентября он прибыл во дворец сразу же после заседания Верховного тайного совета. Хотя наступил двенадцатый час, но Меншиков попал на прием только в третьем – императрица изволила «опочивать». Вряд ли ей нездоровилось, ибо накануне, 26 сентября, она «веселилась» во дворце князя до 3 часов ночи.

Располагал ли Меншиков еще какими-либо планами социальных и административных преобразований?

Дать утвердительный ответ позволяет одна фраза из проекта духовной Петру II: «Ваша императорское величество сами изволите видеть, что восприняли вы сию машину недостроенную, которая к совершенству своему многова прилежания и неусыпных трудов требует». [305] Следовательно, намерения что-то устраивать и перестраивать в государственном механизме у Меншикова были, однако что и как – мы не знаем. Теперь уже ничто не сдерживало ни честолюбивых замыслов полудержавного властелина, ни его жажды к стяжанию. Еще до образования Верховного тайного совета он исхлопотал себе пожалование города Батурина, которого тщетно домогался у Петра. Добился он и указа, прекращавшего расследование его злоупотреблений. Все начеты и долги, числившиеся на нем, были закрыты. Претендовал он и на получение чина генералиссимуса, но преждевременная смерть Екатерины помешала этому. Вынашивал он и план стать герцогом Курляндским.

305

РГАДА, Госархив, Разряд XI, д. 63, л. 7.

В честолюбивых планах Александра Даниловича неудачная попытка овладеть курляндской короной, о которой еще будет рассказано, – была всего лишь досадным эпизодом, впрочем не оставившим большой горечи, ибо другая, более важная мечта, осуществление которой перекрыло бы все неудачи вместе взятые, завладела светлейшим. Претворяя ее, он действовал предусмотрительно, и казалось, что на этот раз никакая случайность не могла помешать ему.

После смерти Петра I Меншиков был самым решительным противником воцарения Петра II. Тогда он имел множество сторонников из числа вельмож, выдвинувшихся в годы преобразований. Понадобилось лишь два года, чтобы перед глазами изумленных единомышленников Меншиков стал самым ярым пособником передачи трона двенадцатилетнему юнцу. Причина тому – намерение женить Петра на своей старшей дочери Марии.