Меншиков

— Да, ловко, мин херр, мы этого пашу в угол припёрли, — обращался Данилыч к нему. — Теперь как пить дать пропустит он «Крепость» до Цареграда. Виляй не виляй, а раз этакая морская сила в гости пожаловала, — мотнул в сторону кораблей, — тут уж… знай честь, утирай, паша, бороду!

— Не иначе, — соглашался Пётр. — Похоже, что мы все лазейки паше теперь разом прикрыли!

Оба они, стоя на юте «Петра», любовались необъятным простором, меняющим краски перед закатом: море из зеленовато-голубого переходило в резко-синее, бледное, чистое небо загоралось ярким предвечерним румянцем. Серебристые лёгкие волны ластились к борту.

— Хор-рошо, мин херр! — с тоской, из глубины нутра, выдавил Алексашка.

— И не говори, — вздыхал Пётр, глядя на синюю ширь, вольно и спокойно лежавшую среди покатых гор, окружающих бухту. — Век бы глаз не сводил!..

Лёгкий, свежий ветерок с прибрежья нежно перебирал локоны парика, ласково водил ими по щекам, подбородку Данилыча; море отражалось в его глазах, и от этого они становились ещё голубее; томная поволока придала им какое-то таинственно-мечтательное выражение. Он упивался близостью к морю, жадно всматривался в его прозрачную глубину и… всё время оглядывался на корабли… Здесь, на море, они выглядели не такими громоздкими и неповоротливыми, как на Дону, — казались тоньше, красивее, как картинки, вставленные в богатую раму.

«Как приятно, — думалось, — созерцать такие вот плоды своих тяжких, долгих, упорных трудов, неусыпных забот… Поработали действительно крепко… и вот… получилось… Ка-акую дулю туркам под нос поднесли!..»

Облокотился на борт, приложил руку к щеке.

— Эх, мин херр, — мечтательно протянул, — и полетит наша «Крепость» по Чёрному морю…

— Н-да-а! — вымолвил Пётр. — По-ра-ботали в Воронеже хорошо!

…Убедившись, что уже ничто не может помешать послу Украинцеву отправиться морем в Константинополь, Пётр приказал сняться с якоря. Дул юго-восточный ветер. Эскадра приняла его правым бортом и взяла курс на Азов.

В сентябре Пётр прибыл в Москву.

Внезапное появление русского военного корабля на константинопольском рейде ошеломило турецких правителей. Узнав к тому же в подробностях, как русские проводили этот свой сорокашестипушечный линейный корабль из Дона, мимо Керчи, в открытое море, турки и вовсе переполошились. Всё это существенно укрепило позиции русского посла, но не помешало турецким уполномоченным затянуть переговоры. Только в начале июля 1700 года Украинцеву удалось окончательно склонить турок к миру. По договору, заключённому на тридцать лет, Азов с вновь воздвигнутыми фортами признавался русской крепостью. Русские, кроме того, освобождались от уплаты ежегодной дани — уничтожались, наконец, последние остатки татаро-монгольского ига. «Хану крымскому, — записано было в мирном трактате, — дани от Московского государства не требовать».

Таким образом, борьба между Россией и Турцией временно прекратилась. Россия стала твёрдой ногой на берегах Азовского моря и положила конец набегам кочевников.

Но выход из Азовского моря в Чёрное был заперт другой турецкой крепостью — Керчью. Чтобы брать Керчь, нужен был флот посильнее. Такой флот ещё строится. Стало быть, пока рано думать об осаде Керчи. А потом… И азовское и черноморское побережье всё равно не открывают ведь путь в европейские страны, так как на выходе из Чёрного моря — тоже крепчайший турецкий замок.

«Значит, надо, — решает Пётр, — и, пожалуй, время уже пробиваться на Балтику».

И он начинает деятельно готовиться к неизбежной для России войне за выход к Балтийскому морю: распускает стрелецкое войско, издаёт указ о создании постоянной регулярной армии, отрабатывает составленный Головиным единый строевой устав армии, сам непосредственно наблюдает за приёмом рекрутов, комплектует полки, дивизии, генеральства и непрестанно, неутомимо следит за подготовкой офицеров из своих, русских людей…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

а другой день после торжественного, «с преизрядным фейерверком», празднования мира с Турцией, 19 августа 1700 года, была объявлена война Швеции.

По старинному обычаю, с Постельного крыльца прочитали царский указ: «…идти на свейские города ратным людям войною…»

Накануне было сидение у государя в Преображенском. Были: Меншиков, Апраксин, Фёдор Головин, Автоном Головин, Фёдор Ромодановский, Вейде, Аникита Репнин.

Переводчик Посольского приказа Шафиров, из евреев, налитой, подвижный, словно шарик, стоя в углу у печи, громко, на всю палату, читал сочинённое им «Объявление всем государям о войне России со Швецией».

— «Хотя шведы наружно обнадёживали царя всяким приятством и спокойным соседством, — не по-русски окая, выкрикивал Шафиров, близоруко щуря тёмные маслины-глаза, — и для усыпления сего прислали торжественное посольство с просьбой присяжного подтверждения договоров…»

«Умная бестия, — думал, глядя на него, Алексашка. — Ка-ак чешет! Это про него ведь государь как-то сказал: „По мне будь крещён или обрезан — едино, лишь будь добрый человек и знай дело“. Н-да-а… Этот дело знает… Пётр Павлович Шафиров!.. Хм-м! Состоял при шведском посольстве. Был в тени. Теперь вылезет…»

— «Но тайно швед всякие умыслы против царя чинил, предлагал короне польской союз и нападение на царя общими силами, — гремел Шафиров, водя ястребиным носом чуть не по самой бумаге, — а посланник его в Константинополе мешал миру всякими мерами».

— Вот голос! — наклонившись к Апраксину, шептал Меншиков. — Любое стадо гусей перекричит.

— Подожди! — взял его за локоть Фёдор Матвеевич. — Слушай!..

— «И понеже швед, под видом дружбы, мыслил искоренить царя, — продолжал Шафиров, — то его царское величество уповает, что по всем правам все признают, что царь должен был заботиться о безопасности своего государства и шведу объявить войну».

— Дабы в такое состояние его привести, — добавил Пётр, — чтобы он коварных и ловительных ухваток впредь не мог исполнять.

Шафиров быстро подбежал, подкатился к столу — записать.

— В конце прошлого года, — говорил Пётр, обращаясь к собравшимся, — были у меня посланцы польского и датского королей… Теперь можно об этом сказать…

И Пётр рассказал, как он тайно вёл переговоры, сначала с Августом в Раве, потом с посланцами польского и датского королей здесь, в Москве, о заключении наступательного союза против Швеции. До заключения перемирия с турками он не хотел нарушать мира с Карлом [19] . И в договорах с Польшей и Данией, которые он заключил, так и говорено особой статьёй, что Россия вступит в войну с Швецией только тогда, когда с турками заключит мир или на довольные лета перемирие. Сообщал Пётр и о том, что он обязался немедля после заключения мира с Турцией вступить в Ингрию и Карелию…

19

...нарушать мира с Карлом. — Шведский король Карл XII (1682 — 1718), крупный полководец. Основные события жизни Карла XII связаны с его участием в Северной войне 1700. — 1721 гг.