Меншиков
Шрифт:
— Бе-едный! Круглая сирота — смеялся Яков Фёдорович, поглаживая хозяина по спине.
7
В 1716 году Пётр уехал «к пирмонтским водам» — лечиться. Перед отъездом наказывал Меншикову:
— Главное сейчас Данилыч — это укрепить Котлин-остров — гавань и прочее. Потому что неприятель потеряв Пруссию не без попытки на сие место будет. Так и считай…
Александр Данилович, соглашаясь, кивал головой, добавлял:
— И
— Так, — кивал Пётр, почти физически ощущая, как каждое его слово ладно и прочно укладывается в голове у Данилыча, самого всё-таки ревностного исполнителя его воли, самого надёжного человека. — Так. А где быть каналу, от Хрисанфова двора до Стрелиной, — продолжал Пётр, — чтоб нынешним летом оное вымерять, сколько будет слюзов и прочих устройств к тому делу, дабы в удобное потом время остановки не было. Это смотри тоже не упусти, — говорил он, пристально глядя в смеющиеся от полноты бурной жизни лукавые глаза Алексашки, и уверенно думал: «Этот не упустит, не потеряет золотого времени в праздных разговорах и бесплодных сетованиях, да и не растеряется при непредвиденных обстоятельствах».
— От Тосны до Волхова, — наказывал Пётр, — прикажи всё осмотреть и измерить: сколько слюзов будет потребно и сколько занадобится работных к тому. Теперь… — Потёр лоб, минуту подумал. — Каналы около Адмиралтейской крепости не забудь приказать вычистить, да землю чтобы не валили куда попало, а клали бы на валы, по данному мной чертежу. По наружному краю рва чтобы краны поставить, а земляные укрепления вымостить, как я говорил…
Долго шёл разговор, предельно понятный обоим, радостно волнующий ощущением того огромного, нового, в которое они, преодолевая препоны, шагали и шагали по целине.
И Меншиков принялся «вершить все дела». С купцами. 6оярами-«бородачами» был он строг, с равными себе — скор и находчив на твёрдое слово, с непокорными — краток и беспощаден. За великую честь считали вельможи принять его, угостить. Но приглашения Александр Данилович принимал разборчиво, весьма редко, у себя же в доме компании не водил.
Почти все залы своего обширного петербургского дворца Меншиков отвёл под канцелярии своих управителей, комиссаров, доверенных. С утра до темна возле широченного подъезда меншиковского дворца отстаивались кареты начальных людей, ведавших государственными делами.
— Командует всем государством! — перешёптывались сановники, кивая на двери генерал-губернаторского кабинета.
И Александр Данилович действительно, сам неутомимо трудясь, не давал никому ни покоя, ни спуску: одним поставщикам-исполнителям он напоминал о сроках, предупреждал, что о медлительности их принуждён будет донести государю; другим — что навлекут они на себя за неисправление гнев государя; иных наказывал сам, а усердных исполнителей щедро благодарил. И обо всех делах он аккуратно и очень подробно доносил государю.
Частенько писал Данилыч Петру и о «бесценном сокровище, о своём дражайшем хозяине» — царевиче Петре Петровиче, зная, что такие весточки очень желанны для любящего отца «Государь-царевич за лучшую забаву ныне изволит употреблять экзерцицию
солдатскую, — писал Петру Меншиков. — чего ради караульные бомбардирской роты непрестанно в большой палате перед Его Высочеством оную экзерцицию отправляют и правда, что хотя он сие изволит чинить по своей должности сержантской, однакож зело из того изволит тешиться. Речи же его: „папа, мама, солдат“».Читая и перечитывая такие письма Данилыча по многу раз вслух, Пётр млел, восторженно переглядывался с Екатериной.
— Совсем разбойником стал! — с ласковой грустью говорил о своём ненаглядном Петрушеньке. восхищаясь даже его недостатками.
Постройки в Петербурге. Кроншлоте, Ревеле шли успешно, и Пётр снова начинает ласкать своего Данилыча — осведомляется в каждом письме о его здоровье, присылает из Данцига фунт табаку… Александр Данилович теперь мог отвечать на эту ласку только почтительными письмами:
«Зело соболезную что, Ваше Величество в прямое состояние здоровья своего ещё не пришёл. Что же о моей скорби, и оная с помощью божией, почитаю, миновалась».
Сенат, представляющий «особу и власть царского величества», ещё во многом походил на старую боярскую думу, и Александр Данилович, вопреки наказам Петра, частенько «делал выходки» против медлительности, нераспорядительности этого нового учреждения.
Как-то на свадьбе у одного гвардейского офицера голландский резидент Деби спросил Меншикова, решён ли вопрос о хлебной пошлине. Меншиков ответил:
«Сенаторы не оканчивают никакого дела, проводят время в пустяках».
В июле 1716 года адмирал Апраксин, находясь в Финляндии, написал отчаянное письмо в Петербург, донося сенату, что войско его погибает от голода и что если ему сейчас же не пришлют припасов, то он возвратится назад.
Меншиков не преминул горячо упрекнуть господ сенаторов в нерадении.
Поднялся сильный шум.
— В казне нет денег! Все источники доходов исчерпаны!.. Нельзя же требовать от нас невозможного!..
— Нет! — возражал им Меншиков. — Вся причина в том, что вы, господа, забыли о государственных интересах. Статочное ли дело, чтобы в государстве не было средств снабдить армию!
— Как ты смеешь так говорить! — вспылил князь Голицын. — Забыл, что сенат представляет особу самого государя!
А Яков Долгорукий — так тот даже сдёрнул парик со своей плешивой сияющей головы и, прытко вскочив, широко разевая рот, полный неровных зубов, закричал:
— Мы имеем власть посадить тебя под арест!
— Ну и псы! — задумчиво и серьёзно сказал Александр Данилович, словно он был в сенате один. Вышел и… приказал:
— Забрать сейчас же из купеческих магазинов армейского провианта на двести тысяч рублей!
И только пыль — пахучая, хлебная — заклубилась над морскими причалами, когда на них начали сваливать густо подвозимый из магазинов припас.
— Грузить на суда и немедля гнать в Або! — сурово и твёрдо командовал Меншиков. лично руководивший отгрузкой припасов.
Поступок противозаконный, но мог ли Пётр осудить Данилыча за такое самоуправство, после того, как выяснилось, что этим он действительно спас целую армию?