Мент. Ликвидация

— Зря вы так, Георгий Олегович! — довольно произнёс Зимин. — Помните, я говорил про своего друга в петроградской уголовке?

— Конечно.

— Так вот, я дал ему телеграмму, в которой описал все обстоятельства дела, в том числе упомянул и о злополучном пластыре. Он ответил почти моментально. Попросил изучить состав клея, которым был обмазан пластырь. Мы с товарищем Черкесовым посидели и после ряда анализов смогли установить, что преступник использовал для пластыря самодельную смесь, состоявшую из картофельного крахмала, пшеничной муки и столярного клея.

— И что это может нам дать? — нахмурился я. — Прикажете искать тех, кто покупал эти вещи… Боюсь, придётся проверять половину мужчин в городе.

— К чему такой пессимизм, товарищ Быстров?! — удивился Аркадий Ильич. — Мой приятель интересовался составом клея неспроста.

— Вы получили от него ответ?

— Ждём с самого утра. Вот увидите — мой друг ещё никогда меня не подводил.

— Хотелось бы, — несколько уныло сказал я.

Нет, если петроградский эксперт действительно может сказать что-то толковое, изучив состав клея, это, конечно, здорово! Однако сейчас меня охватил приступ крайнего скептицизма.

Я думал, такое бывает только в кино, потому что как только встал и сказал, что мне пора по делам, явился дежурный, держа в руке телефонограмму из Петрограда, адресованную Аркадию Ильичу.

Оказывается, не у одного меня пошаливали нервишки. Эксперт просто вырвал телеграмму из рук дежурного и, не показывая никому, стал молча читать. Я с интересом наблюдал, как его взгляд бегает по строчкам.

Закончив, Аркадий Ильич засиял как медный колокол.

— Ну вот, а вы ещё сомневались! — торжествующе объявил он.

— Ни в чём я не сомневался, — приврал я. — Что сообщает ваш друг?

— Мой друг сообщает, что кражу с помощью точно такого же клея совершили в Эрмитаже ещё до революции. Приятель очень хорошо помнит эту историю, поскольку именно его привлекали тогда как эксперта-криминалиста.

— Понятно. И что это нам даёт?

— Дело в том, что кражу тогда раскрыли. Правда, наука оказалась ни при чём. Вора выдал скупщик краденого, к которому тот обратился. Преступника арестовали и посадили в тюрьму. Приятель нашёл в архиве то дело. На наше счастье, оно сохранилось.

— То есть ваш друг считает, что ограбление в Эрмитаже и в нашем музее провернул один и тот же человек?

— Именно, — кивнул Аркадий Ильич. — Работал специалист старой школы, причём с характерным почерком. Ничего не менять не побоялся — решил, что вряд ли кто из нашего маленького и тихого Рудановска сможет провести параллели с преступлением, которое произошло несколько лет назад аж в самом Санкт-Петербурге, простите — Петрограде…

— Имя, сестра, имя! — простонал я.

— Простите? — нахмурился эксперт.

— Это из «Трёх мушкетёров», кажется, — спохватился я. Вот уж чего не помню, так есть ли эта фраза в классическом произведении Дюма или отсебятина от сценаристов. — Итак, кто этот злополучный преступник, есть ли его фотокарточка и описание? — продолжил я. — Ну, раз дело сохранилось.

— Всё это имеется и уже отправлено к нам. Если вкратце, преступника зовут Виктор Витольдович Войнарский. Уроженец…

— Стоп! — воскликнул я. — Войнарский?

Фамилия показалась мне знакомой. Где-то недавно я её слышал.

— Да, Войнарский, — кивнул Аркадий Ильич.

— Тогда я знаю, где его искать, — весело сказал я. — Если быть точным, знаю, кто нам поможет — директор музея. Уж он-то обязан знать адрес, по которому проживает его сотрудница — Изольда Витольдовна Войнарская. Подозреваю, что наш Виктор Витольдович доводится ей братом. И очень рассчитываю на то, что он не успел удрать из города.

Глава 19

Косвенными путями удалось установить, что Войнарский — действительно брат Изольды Витольевны и, что пределов города он не покидал. Вот уже почти месяц гостит у сестры, ведёт спокойный образ жизни: не пьёт, не гуляет, женщин не водит. Не вчерашний уголовник, а просто образцовый гражданин какой-то, «руссо туристо, облико морале».

Горячий Леонов был готов мчаться арестовывать Войнарского хоть сейчас, но я слегка охладил его пыл.

— Не гони лошадей. У нас на Войнарского ничего нет кроме похожести почерка на ограбление в Эрмитаже.

— А как же обыск?! — воскликнул Пантелей.

— Я бы на него не рассчитывал. Войнарский — стреляный воробей. Даже не сомневайся: картина спрятана в таком месте, что ни ты, ни я, ни Гром днём с огнём не сыщут, — сказал я

— Георгий Олегович! — вспылил Пантелей. — Вы что — сомневаетесь, что это его рук дело?

— Я в совпадения не верю. Особенно в такие, но Войнарский — преступник со стажем, его на мякине не проведёшь. Будет упорствовать до конца. Ещё раз скажу: предъявить ему нечего. Ни отпечатков, ни следов, ни свидетелей…

— Что же тогда делать? — окончательно растерялся Пантелей и растерянно посмотрел на меня.

— Предлагаю установить круглосуточную слежку за братом и сестрой Войнарскими.

— Думаете, сестрица тоже… того? — нахмурился Леонов.

— Войнарская прекрасно осведомлена об уголовном прошлом брата и его специализации. Но никому ничего не сказала.

— Наверное, считает, что мы тут, в провинции, щи лаптем хлебаем, — усмехнулся Пантелей.

— Если бы не Аркадий Ильич, она бы ушла недалеко от истины, — горько произнёс я.

— Так может того: чтобы времени на слежку не терять, надавим на сестру, — быстро нашёлся мой зам.

— Ты её видел?

— Ну видел.

— Как думаешь, долго такую придётся колоть?

Собеседник приуныл. Мадам Войнарская явно не относилась к числу впечатлительных женщин. На понт её точно не возьмёшь.

— Пожалуй, я погорячился, Георгий Олегович, — признал он.

Организацию круглосуточного наблюдения Леонов взял на себя. Сказал, что лично отберёт толковых милиционеров.

А мне сообщили радостное известие: наконец-то Ремке пришёл в себя и чувствует достаточно хорошо, чтобы его навестить.

Я в какой степени даже почувствовал вину: замотался в горячке и не каждый день интересовался его здоровьем. Надо делать выводы на будущее, товарищ начальник.

Уточнив через лечащего врача, что можно принести раненному, и нет ли какой нужды в лекарствах, я закупился в небольшой нэпманской лавке и с гостинцами отправился в госпиталь.