Мент. Ликвидация
Шрифт:
Он даже зажмурился от удовольствия.
– Мне уже отовсюду звонили, тобой интересуются. Корреспондент из Москвы завтра приезжает, хочет о тебе и нашей милиции большой материал делать. Оказывается, не только в столицах преступников под корень выводят.
Тут я занервничал. Пиар, штука, конечно, полезная, но не в нашей профессии. Чем меньше народа знает тебя в лицо, тем спокойнее и для работы полезней.
– А я этому журналисту и другую историю подгоню: как ты пропажу картины Серова раскрыл.
– Так не я ж один! — снова простонал я. — Спасибо нашему криминалисту Аркадию Ильичу Зимину, Пантелею
– Да знаю я! — даже рассердился Малышев. — И про Зимина твоего, и Леонова и про собаку с вожатым — про всех в газете напишут. Пусть вся страна знает, каких пинкертонов у себя вырастили!
– Заодно стоит обратить внимание, что и Аркадий Ильич и Константин Генрихович — из старых спецов. Надо педалировать вопрос, что нельзя разбрасываться такими кадрами.
Малышев запнулся.
– Ты это к чему, Быстров?
– К тому, что многих спецов попросили из милиции и угрозыска, а это неправильно, в корне неверно! Я бы даже сказал, что не по-большевистски! — горячо заявил я. — В стране разгул бандитизма, а мы сами себе палки в колёса ставим. И этот вопрос надо выносить на самый верх.
– Ну, это ты, брат, загнул!
– Ничего я не загнул! Сами судите: своих квалифицированных кадров мало, опытного сыщика или эксперта надо готовить много лет. Только бандиты — они ведь не ждут, пока мы научимся. Они убивают и грабят здесь и сейчас. Так какого рожна мы позволяем себя такую роскошь, как увольнение из органов тех, кто в профессии как рыба в воде?! Не спорю. Среди них могут оказаться враги советской власти, недоброжелатели и прочий несознательный элемент. Но нельзя же скидывать всех и сразу, как какой-то балласт! Нужно с каждым работать, выяснять его истинные мотивы и намерения.
– Опасные речи ведёшь, Быстров, — покачал головой Малышев.
– Ничего не опасные! Я не о себе забочусь, мне на мою шкуру наплевать! За дело переживаю! Даже если человек косо смотрит на новую власть, но при этом хорошо выполняет свою работу — зачем ему пинка под зад давать? Пусть трудится, смену себе обучает, Глядишь, со временем и сам перекуётся.
– А ты я вижу оптимист, товарищ начальник милиции!
– Я реалист, товарищ Малышев. Если бы не удалось переманить на свою сторону Лаубе, который потом помог вернуть в органы Зимина — хрен бы нам светил, причём без палочки. Такое вот моё мнение, и именно это я в первую очередь изложу вашему корреспонденту.
– Допустим, корреспондент — не мой. А что касается твоего мнения… Знаешь, а ведь я его поддержу, — внезапно сказал Малышев. — И партия в лице товарища Камагина тоже поддержит. Ты, наверное, будешь удивлён, но он не так давно говорил мне ровным счётом то же самое. Так что будет уверен, твоя позиция правильная и по-настоящему большевистская.
Он бросил на меня пристальный взгляд.
– Ты ведь ещё не член партии?
– Пока нет.
– Значит, готовься. Будем твою кандидатуру выдвигать. Негоже таким молодцам в комсомоле перехаживать. Пора расти.
– Спасибо за доверие, товарищ Малышев, — сдавленным голосом сказал я.
Никогда бы не подумал, что предложение вступить в партию вызовет у меня такой отклик. Хотя… наверное, потому
что в моём времени как-то не попадались мне на пути те самые настоящие коммунисты, чьи образы были запечатлены в кино.А для тех, кто сейчас меня окружал, фраза «коммунисты — вперёд» — не была пустыми словами и действительно означала то, что именно ты должен идти в первых рядах: сражаться с врагом, строить мирную жизнь, ловить преступников, в конце концов.
– Нечего благодарить! — улыбнулся тот. — Заслужил!
Правда, потом сменил милость на гнев, когда я достал новый список, подготовленный завхозом, и стал излагать его требования.
Разумеется, и на сей раз мы составляли его по старому проверенному принципу: проси по максимуму, чтобы получить хотя бы по минимуму.
В конце Малышев даже вспотел.
– Быстров, ты не начмил — ты какой-то куркуль! По твоей милости город скоро на паперть пойдёт с протянутой рукой!
– Это случится гораздо быстрее, если вы не выполните наши скромные запросы, — деловито пояснил я.
– Ничего себе — скромные! — возмутился Малышев. — Откуда такие заявочки на двадцать процентов от суммы, изъятой у «Мужества»?! Ты представляешь о каких деньгах идёт речь и какая от них может быть польза государству?!
– Представляю, — важно кивнул я. — Поэтому и прошу всего двадцать процентов. У меня люди копейки получают, семьи кормить не на что. Опять же дыр по хозяйству столько, что диву даёшься, как народ ещё не разбежался! А ведь брать кого-то с улицы и учить — себе дороже. Так что я так… по-скромному.
– Пять процентов! — нахохлился Малышев.
– Пятнадцать!
– Семь!
– Пятнадцать!
– Десять!
– Одиннадцать!
– По рукам, — сдался Малышев.
Он вытер вспотевший лоб.
– Тебе б не в милиции работать, а на базаре торговать.
– И придётся! — запальчиво бросил я. — Если другие требования не удовлетворите — всем отделением на базар уйдём.
– Ты же меня без ножа режешь! — простонал Малышев.
– Так лучше мы — без ножа, чем те, кого мы ловим, с ножом, — резонно заметил я. — С транспортом как вопрос решать будем? С прошлого моего заявления без подвижек осталось.
– Будет! Будет тебе транспорт! — взъярился Малышев. — Последнее исподнее с себя продам, чтобы тебе лошадей и экипажи выделить.
– И овёс! — не преминул вставить я.
Собеседник посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
– Уйди, Быстров! — простонал он. — Уйди, пока я тебя не убил, чем-нибудь тяжёлым!
– Уйду, — согласился я. — Но положительную резолюцию на моё заявление черканите, пожалуйста.
– Нет, я тебя определённо пристрелю, а потом сам застрелюсь, чтобы твой Леонов ко мне не приставал! — загрустил Малышев. — Ладно, давай твои бумаги — подпишу.
Я с максимальной деликатностью положил перед ним заранее подготовленные документы. Разумеется, кое что мы туда включили, действуя исключительно партизанскими методами, только товарищу Малышеву не стоило этого знать.
Покончив с формальностями, мы пожали друг другу руки, и я вышел из кабинета.
За дверями меня ждал истомившийся завхоз, носивший фамилию известного детского писателя. На его книгах я когда-то рос.
– Давай, Житков, действуй, пока начальство не передумало, — приказал я, отдавая бумаги.