Мент. Одесса-мама
Шрифт:
Я слабо верю в совпадения, и потому, взяв адрес, после заготконторы направился на её квартиру.
Проживала курьерша в обычной одесской коммунальной квартире. Стоило лишь преступить порог, как я окунулся в невообразимую смесь кухонных и бытовых ароматов, сопровождаемых детскими криками и плачем.
Вдоль коридора была протянута длинная верёвка, полная женщина в халате развешивала на неё постиранное бельё, а рядом крутился мальчонка лет трёх в длинной рубашке по щиколотки.
В зубах у женщины была зажжённая папироса, и было в этой фемине что-то от матроса пиратского корабля
— День добрый! — поздоровался я.
Женщина нехотя повернулась в мою сторону, отвечать на приветствие при этом не стала, лишь угукнув как филин.
— Я ищу вашу соседку — Марию Будько.
Женщина смерила меня неодобрительным взором, зачем-то произнесла громко вслух невидимому собеседнику.
— Опять к Машке какой-то кобель пожаловал!
Репутация курьерши оказалась безнадёжно подпорченной.
Показал удостоверение, но на женщину оно не произвело особого впечатление.
— Вон её дверь, предпоследняя по коридору, — буркнула она и потеряла ко мне всяческий интерес.
Лишь мальчонка уставился на меня как на привидение, открыв беззубый рот.
Я подмигнул ему, он смутился и спрятался за полой халата.
Дверь, ведущая в «апартаменты» гражданки Будько, была тонкой до прозрачности, при желании я мог бы проткнуть её пальцем.
На стук никто не отозвался. Я постучал ещё раз. Результат прежний. Ну ладно, справимся сами. Я толкнул дверь. Она со скрипом отворилась.
Когда я вошёл в комнату, то сразу понял, почему курьерша Мария не ответила мне и больше никому никогда не ответит.
Кто-то задушил её тонкими чулками, оставив тело остывать на разобранной металлической кровати.
Глава 16
Первое, что бросалось в глаза — обстановка. Она была скудной, я б даже сказал — убогой. Абсолютно голые стены, словно в больничке: ни обоев, ни фотографий, ни украшений.
Мебель тоже не впечатляла. Два старых табурета с облупившейся краской, рассохшийся комод, над которым висело мутное зеркало.
Кровать, а вернее — металлическая койка, которая словно перекочевала в квартиру из армейской казармы, и колченогий шкаф с дверцами, висевшими на одном честном слове.
На этом меблировка в комнате и заканчивалась.
Маломальский уют создавали разве что весёленькие ситцевые занавески на давно немытом и засиженном мухами окне.
В остальном всё было очень грустно, да и наличие в комнате трупа не добавляло в этот «натюрморт» веселья.
Я не эксперт и потому мог определить время навскидку с точностью плюс-минус несколько часов. Могу сказать точно — покойная была мертва примерно сутки.
Её не били, над ней не надругались. Кто-то, кого она знала и потому спокойно подпустила к себе, воспользовался этим и задушил.
Это требовало определённого хладнокровия и, нехилого авантюризма — убивать человека, зная, что вокруг куча соседей, которые слышаткаждый твой шорох и вздох. А потом ещё долго лежать возле мёртвого тела, выжидая удобный момент, чтобы покинуть комнату.
Я проверил окно — оно было заперто изнутри. Убийца вышел точно так же, как и вошёл: через дверь. То есть его могли видеть и запомнить…
Но он всё-таки рискнул и совершил убийство.Почему? Не боялся, что его опознают? Или настолько бедовый, что ему море по колено и горы по плечу?
Интересное сочетание хладнокровия и рискованности. Хотя, я могу ошибиться и в действительности всё было продумано до мелочей.
Я вновь вернулся к трупу.
Когда-то женщина была весьма привлекательной, но смерть исказила черты её лица, а вывалившийся из рта опухший язык мог вызвать у неискушённого человека приступ тошноты.
За время службы в органах я успел наглядеться много всякого, однако даже у меня, опытного и искушённого в подобных вопросах человека, возникло острое чувство жалости: ведь она могла ещё жить и жить, быть может, нашла настоящую любовь, стала бы матерью…
И какая-то сволочь в один миг всё перечеркнула, затянув на шее тугой узел.
Если мне почему-то дали ещё один шанс, пусть в другом теле и другом времени, почему-то мне кажется, что Маше Будько повезло гораздо меньше.
Я с грустью посмотрел на неё.
— Прости, что опоздал. Всё, чем я могу тебе сейчас помочь — только найти того, кто это сделал. Я найду, Маша…
Я уже знал ответ на вопрос, почему её убили. Волей или неволей она навела бандитов на квартиру Акопяна, а после ограбления стала опасной. Машу задушили, зачищая хвосты.
Беглый обыск в комнате не принёс особых результатов. Несчастная жила скромно, ценных вещей я не обнаружил, да и были ли они — эти ценные вещи?
Лишь одна находка привлекла к себе моё внимание: почти измазанная палитра с театральным гримом. Вряд ли Мария использовала его как косметику…
Не желая раньше времени подымать панику, я снова вышел в коридор, тщательно притворив дверь за собой. Никто не должен увидеть мёртвое тело, пока я этого не решу.
Женщина с папироской развешивала на верёвке следующий тазик с постиранными вещами. Вот только пацана поблизости не наблюдалось. Оно и к лучшему.
Я привлёк её внимание деликатным покашливанием.
— Скажите, а Мария увлекалась самодеятельностью? Ну там играла в театре, танцевала в кружке, пела?
Женщина фыркнула.
— Скажете тоже! Наша Маша — прошмандовка, а не артистка. По мужикам она скачет, а не по сцене.
Грим действительно смотрелся в её комнате инородным предметом. Можно предположить, что он принадлежит кому-то другому… Например, убийце, который случайно его забыл.
А зачем ему мог понадобиться театральный грим? Для ответа на этот вопрос не надо команды игроков из «Что? Где? Когда?» и минуты на размышление. Даю ответ досрочно: убийца умеет менять внешность.
— То есть вы хотите сказать, что у Марии много любовников? — спросил я.
Соседка флегматично пожала плечами.
— Это вы лучше у неё спросите, со сколькими мужиками она путается…
— Обязательно, но пока что мне хотелось бы выяснить у вас: кого из кавалеров Марии вы знаете.
— Господи, — раздражённо выпалила женщина, — ну чего вы ко мне причепились?! Думаете, раз из уголовки, так можно к законопослушным гражданам с вопросами приставать? Неужто на нашей Машке свет клином сошёлся?