Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских
Шрифт:
Влияющее – констатация того, что каждому из выделенных понятий приписывается статус причины, которая имеет тенденцию к ретроспективной оценке. Непосредственным событиям обычно приписывается статус следствия.
Неконтролируемое – констатация того, что действие каждой из выделенных сил происходит помимо воли человека и может проявиться в любой момент. Можно считать, что опасность или риск поддаются контролю, однако и то, и другое вопреки прогнозам способно проявляться с неожиданной стороны и обладать неожиданным качеством. Невозможность стопроцентного контроля связана с неисчерпаемостью ситуации рациональным анализом.
Универсальное означает «действующее на всех», а также то, что след этих понятий мы находим в других понятиях (на это мы каждый раз будем указывать в ходе нашего исследования).
Общие представления о понятии «судьба»
Каждое из выделенных слов трактует некое общее понятие, несколько варьирующееся в зависимости от конкретного обозначающего его слова (в синонимическом ряду внутри одного языка). Понятие это является общим также
Поговорим подробнее о разработке понятия судьбы в многочисленных мифологических, религиозных, философских и этических системах. Во всех этих системах судьба понимается как некое активное действующее начало, предопределяющее жизнь человека. Применительно к понятию судьбы действуют все приведенные нами общие признаки лексической группы в целом. Судьба – это высшее, внешнее, влияющее, неконтролируемое, универсальное, но вдобавок и имманентное, и главенствующее. Судьба, как правило, является начальницей таких своих «подданных» как случай, удача и риск. «Представления о судьбе принадлежат к наиболее коренным категориям культуры, они образуют глубинную основу имплицитной системы ценностей, которая определяет этос человеческих коллективов, сердцевину жизненного поведения принадлежащих к ним индивидов» (5). Понятие судьбы – не только коренное, но и древнейшее ключевое понятие, которое, несмотря на смену представлений человека о мире, а также и изменений в самом мире, не исчезает из смыслового пространства языков и культур, дает доступ к прояснению картины мира, свойственной этим культурам, и отличается высокой стабильностью и значимостью (6). Это понятие отличается высокой степенью отрефлексированности в общеевропейской культуре, оно обсуждалось всеми без исключения философскими школами и религиозными конфессиями, в частности, по интерпретации именно этого понятия как ключевого и происходили размежевания и сближения. Так, фатализм, признающий действие иррационального и темного начала, противопоставляется рационализму, механистически объективизирующему предопределение и трактующему судьбу как сцепление причин и следствий (7). В кальвинизме и исламе представлена теологическая точка зрения, утверждающая, что судьба происходит от Бога, волей которого все изначально предопределяется, оспаривающаяся, как и предыдущие, провиденциализмом, утверждающим присутствие свободы воли человека и рассматривающим событие как результат сочетания божественной воли и воли человека (8). Несмотря на то, что каждая из перечисленных концепций имеет свою датировку, подобное отношение к судьбе присутствует в различных культурах и по сей день и свободно проявляется не только в философских дебатах, но и в повседневном общении. Анализ имеющихся точек зрения позволяет утверждать, что, по крайней мере в исследованных культурах, нет однозначной императивной точки зрения на судьбу и подход к этому понятию выбирается индивидуально в рамках заданных культурной традицией возможностей, которых, по всей видимости, три:
1. миропонимание, признающее судьбу в качестве самостоятельного начала мира;
2. миропонимание, определяющее судьбу как составляющее других начал;
3. миропонимание, отказывающее судьбе в статусе реальности и допускающее использование соответствующего слова (слов) в метафорическом значении (6).
Важно еще раз отметить, что слова, передающие понятие судьбы, не терминологичны, относятся к общеязыковому фонду обоих исследуемых языков, используются во всех имеющихся речевых регистрах и крайне частотны в своем употреблении.
А о чем свидетельствует естественный язык?
Русское семантическое поле провидение, судьба, участь, доля, рок
По данным славистики, мифологические образы Доли, Лиха, удачи, богатства и пр., отражающие представления о неких абстрактных функциях, образуют единый уровень и являются древнейшим слоем мифологических праславянских понятий. Они представлены рядом мифических существ, среди которых наиглавнейшими являются следующие:
1. Суд (Усуд) – существо, управляющее судьбой. Суд посылает Сречу или Несречу – воплощение счастливой и злой доли. В дни, когда Усуд рассыпает в своем дворе золото, рождаются те, кому суждено быть богатым. Когда же Усуд рассыпает в хижине черепки, рождаются бедные.
2. Суденицы – мифические существа женского пола, три сестры, которые входят в дом при рождении ребенка. Младшей 20 лет, старшей – 30–35. Они бессмертны, приходят издалека, в полночь на третий или пятый день после рождения ребенка, чтобы наречь ему его судьбу. Суд вершит сначала старшая, обрекающая ребенка на смерть, затем средняя, предрекающая ему физические недостатки, и затем младшая, самая милостивая, определяющая, сколько ребенку жить, когда идти к венцу и с чем в жизни столкнуться. Считалось, что они писали судьбу ребенку на лбу, что делает понятным выражение «так ему на роду написано» (СМ).
Понятия доли и судьбы в общем значении (то есть не снабженные дополнительными признаками злая доля, лихо и пр.) рассматривались как производные от деятельности вышеназванных существ. Понятие судьбы, нечастотное в фольклоре (9), понималось либо как приговор суда, который вершит персонифицированный дух Усуд, либо как сам этот дух. Доля персонифицировалась лишь в случае конкретизации ее.
Подытоживая
сказанное, отметим важнейшие и специфические, как мы увидим дальше, черты славянских мифологических представлений о судьбе.1. Судьба определяется путем устной дискуссии и затем записывается на лбу человека. Суденицы разговаривают, в отличие от древнегреческих парок, совершающих свое дело в полном молчании.
2. Определяющие судьбу суденицы, злая, не очень злая и добрая, вступают в конфликт, но именно последнее слово оказывается решающим.
3. Сказанное ими не может быть изменено.
4. Отдельно рассматривается вопрос о богатстве и бедности человека, который решается по прихоти Усуда.
Исследователи в области истории русского языка и культуры (10) отмечают повышенную глагольность лексико-семантического поля судьбы в русском и вообще в славянских языках, то есть связь этих понятий с действием. Все имена судьбы являются отглагольными дериватами: судьба – судить, доля – делить, рок – речь. Слова участь и счастье восходят, по их мнению, через девербатив «часть» к праславянскому глаголу со значением «кусать». Слово жребий восходит к глаголу со значением «резать» (ЭСРЯ). Семантика судьбы включает некоторые специфические глагольные значения: судьба – результат завершенного действия – имеет признаки перфекта, мотивирующего трактовку судьбы как неотвратимого, свершившегося, состоявшегося факта. В связи с этим в описании поведения судьбы присутствуют два аспекта: ее поведение знаково (судьба пишет, чертит, обозначает, назначает, судит, речет, предрекает и пр.) и активно (она делит, отделяет, разделяет, обрекает, заводит, ломает, играет и пр.). Но кто совершает действие деления, суда, разрезания? Сама судьба? Нет. Человек? Тоже нет. Некто. Исторически – те, кого мы назвали. Вчера и сегодня – те, у кого есть власть, боги, Бог, начальники, хозяева.
При более детальном анализе современного употребления этого понятия выделяется четыре ипостаси судьбы:
1. судьба как высшая сила;
2. судьба как данное Богом;
3. судьба как путь;
4. судьба как строительный объект.
Судьба в первой ипостаси – одухотворенное существо женского пола, рациональное, но и в большой степени эмоциональное, переменчивое, активно действующее. В ортодоксальной концепции воля Бога противопоставляется своеволию судьбы. Мы говорим: быть игрушкой в руках судьбы, находиться в руках судьбы, бросить на произвол судьбы, насмешка, улыбка судьбы, судьба разлучает, гонит, наказывает, смеется, жадничает, капризничает, одаривает, балует, решает, казнит, судит, хитрит, каверзничает, ей может быть что-либо угодно или неугодно, своим перстом она указует путь, она выносит приговоры, гневается, иронизирует, улыбается, может сжалиться или казнить и пр. Рациональная роль судьбы часто связана с идеей театра: она распределяет роли, отводит место и пр. Все это оставили нам в наследство сестры Суденицы. Но не они одни. На наше представление существенно повлиял и французский контекст, пересечение с которым мы увидим, когда будем анализировать соответсвующие французские понятия. Повлиял в XIX веке благодаря стараниям Пушкина, Тургенева, Толстого. То, что человек перед лицом судьбы, как правило, пассивен, его связывают, разъединяют, посылают, забрасывают, обрекают на что-либо, и в этом случае человек – игрушка в руках судьбы, часто обиженная, обкраденная, испытывающая гонения и пр., – как раз следствие глагольности. Из этой же глагольности логично следует и ответное глагольное поведение человека – он судьбу благодарит, доверяет ей, подчиняется ее воле и пр. Возможен и третий вариант взаимоотношений человека с судьбой в русском языковом сознания, хотя подобные отношения описываются достаточно скудной идиоматикой: человек может быть не согласен со своей судьбой, бороться с ней, идти ей наперекор, против нее, смеяться ей в глаза, испытывать ее терпение и пр. Это заимствованные, то есть не родные, как мы увидим далее, контексты.
Из всех приведенных контекстов выводится четкая коннотация, сопровождающая понятие судьбы в этом значении: это эмоциональная, своевольная, капризная, активная, агрессивная женщина, лицо, голос и руки которой дополнительно акцентированы, которая своевольно, по-женски, часто не соразмеряясь с идеей справедливости, ведет со слепым (!) человеком свои игры, благоприятные или неблагоприятные для него. Благие ее действия описываются значительно скуднее (одарила, помогла, свела, защитила), нежели негативные, что и понятно, ведь две сестры Суденицы были злые, и только одна добрая. Такой облик судьбы отражает и развивает на другом, языковом, уровне заданные мифологические черты, о которых мы говорили ранее.
Эту же плодотворную идею и образ развивают и контексты, в которых судьба мыслится как неодушевленный предмет, вещь, то, что дается, дарится, то, чем наделяется человек, в этом смысле может явиться также и объектом приложения сил человека: ее можно искать, ей можно следовать, ее можно потерять, найти, встретить. В этом же смысле она выступает как некий текст, шифровка (то, что на роду написано), ее можно угадать, разгадать, прочесть, строить, выстраивать. Таким образом, здесь за судьбой закрепляется коннотация материального, хорошо структурированного и поддающегося структурированию предмета, о котором можно рассказать, поведать и который находится в статическом положении.