Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских
Шрифт:

le hasard heureux, malheurex, malencontreux, providentiel, capricieux, innatendu etc;

coups tir'es du hasard.

Из приведенной сочетаемости видно, что le hasard в современном языке мыслится как очень активное начало с выраженной негативной коннтотацией (при возможности также быть и heureux). Hasard часто таит в себе опасность, мыслится одушевленным нечто, во власть которого человек часто отдается или отдает что-либо. Идея движения, выраженная в occasion, здесь не присутствует вовсе. Hasard можно лишь учитывать, в крайнем случае, можно попытаться исправить принесенный им ущерб, но никак не охотиться на него или использовать его в своих целях. Над occasion у человека есть власть, над hasard– нет. Hasard можно попытаться предвидеть, учесть, occasion

нет. У hasard и occasion, таким образом, совершенно различные «отношения» с человеком.

Французское слово chance (n. f.) – еще одно свидетельство того, что для данного типа национального сознания было характерно ассоциирование подобного рода высших сил и обстоятельств с идеей падения, выпадения и игрой в кости. Chance произошло от латинского cadentia – действительное причастие настоящего времени от cadere, «падать», употреблявшегося в латыни особенно для игры в кости.

В современном языке слово chance имеет следующие значения:

1) (с XIII века) сила, распоряжающаяся успехом или неуспехом в некоторых обстоятельствах; благоприятный или неблагоприятный исход событий;

2) возможность произойти случайно;

3) счастье, удача.

Слово chance во французском языке можно употребить следующим образом:

couvrir, faire cesser la mauvaise chance, mettre la chance de son c^ot'e pour r'eussir, pousser, mmpre la chance, avoir la chance, tenter, poss'eder, g^acher, perdre, diminuer, r'eduire, supputer, calculer ses chances;

la chance augmente, diminue, tourne;

coup, linge de chance;

une chance peut ^etre grande, maigre, mince, inesp'er'ee, inou"ie, incroyable, immence, 'enorme etc.

Сочетаемость этого слова явно свидетельствует о том, что это понятие мыслится неодушевленно и является объектом для человеческих действий, причем крайне разнообразных. Во французском языке chance можно прервать, оборвать, привлечь на свою сторону, испортить, потерять и пр. Некоторые употребления позволяют предположить, что chance имеет протяженность (rompre, faire cesser le mauvaise chance, и, возможно именно поэтому, ligne de chance – линия судьбы на руке, поскольку только у chance есть ассоциация с протяженностью). Действия, которые может совершать chance, направлены только на него самого: он растет, уменьшается, поворачивается. Сочетаемость с прилагательными показывает предпочтительность положительно коннотированной лексики, часто описывающей размер: большой, огромный, необъятный и этим потрясающий воображение: невиданый, неслыханный, невероятный и пр.

Прилагательные maigre, mince существенно выбиваются из предложенной трактовки (худой, тощий) и могут рассматриваться либо как рудименты персонифицированного образа, соотносимые с fortune, sort (худой значит плохой, как мы видим, не только в русском языке), что возможно, если учесть общую этимологическую подоплеку всех этих понятий, либо как некая перекличка с идеей протяженности. Итак, французское chance, выражающее по преимуществу идею удачи, подчеркивает активность субъекта, подчиненность ему, связано с идее протяженности, корреспондируется в первую очередь с sort и по специфической неодушевленности образа, и по этимологии. Производное от него malchance (n. f.) – антоним – литературно и малоупотребительно, сама по себе идея невезения будет во французском языке выражена при помощи отрицания chance. Слабость понятия malchance в целом подчеркивается особенностями синонимии, предлагаемой, в частности, Le Robert. Синоним d'eveine еще менее употребителен, чем malchance, a guigne, poisse – просторечны. Таким образом, мы видим, что образ неудачи, столь разработанный в русском языке, отнюдь не разработан во французском. Неудача не мыслится самостоятельно, а лишь как отсутствие везения, удачи. Удача же – это не то, что манипулирует человеком, а то, чем в большинстве случаев может манипулировать он сам.

Уникальное в этом ряду по своему происхождению слово, связанное с идеей удачи, – veine.

Veine (n. f.) произошло от классического латинского vena, обозначавшего всякого рода потоки, струйку воды, металлорудную жилу. Это слово используется также и в анатомии

в современных французском и русском значениях. В античности вены рассматривались как места сосредоточия жизни, a vena образно символизировало поэтическое вдохновение и суть вещей. Происхождение латинского слова неизвестно.

Во французском языке с XIII до начала XVIII века слово veine употреблялось лишь в анатомическом смысле, затем метафорически оно стало обозначать «цепь поколений», а выражение ^etre de grosse veine обозначало «принадлежать к старинному и благородному роду». После XVIII века слово начали употреблять с заимствованным из латинского смыслом – поэтическое вдохновение. Идея вдохновения связывалась с двумя составляющими – предрасположенностью и удачей. Эти значения, зафиксированные в соответствующих выражениях, устарели, как и сами соответствующие идиомы. Из всех этих идиом уцелела, пожалуй, одна – ^etre en veine de, что означает «быть расположенным к…». Значение удача, безусловно, доминирует в современных контекстах и употребляется, очевидно, под влиянием других членов синонимического ряда и применительно к азартным играм: ^etre en veine означает иметь удачу во время игры. Обособленность слова veine в этом синонимическом ряду выражается также и в следующем удивительном факте: словари не фиксируют его сочетания ни с одним прилагательным и всего лишь с двумя глаголами – avoir и ^etre. Из этого следует, что из всех синонимов это слово самое «слабое», не разработанное образно, не подкрепляемое многообразными возможностями употребления.

Сопоставительный анализ двух описанных лексических ареалов

Очевидно, что и для французов, и для русских образ, идея падения/выпадения являются важными, если не ключевыми. Для французов – исконно, так сказать, от рождения, для русских – по частичному заимствованию.

В русском языке идея выпадения «размазалась» по группе, обозначающей разные иррационально произошедшие события. Мы говорим: выпадает счастье, участь, случай, шанс, возможность, обрушивается горе, неудачи, сваливается несчастье, выпадает жребий, сваливается состояние, обстоятельства, нежданно негаданно свалилась огромная любовь и так далее. Глагол, связанный с образом падения/ выпадения, обозначает внезапность, неожиданность события, его непредсказуемость. Выпало, свалилось – как раз и означает, что никто этого не ожидал.

Во французском языке идея падения/выпадения не столько выражается глагольно, сколько запрятана во внутренней форме существительных, обозначающих термины судьбы и случая.

О чем это свидетельствует или какая прототипическая ситуация стоит за идеей судьбы и случая, чем это объясняется и какие имеет культурные последствия?

Первая историческая подоплека, которая проглядывает за связью падения/выпадения и представлениями о судьбе и случае, безусловно, связана с ситуацией гадания, посредством которого протоевропейцы и европейцы определяли будущее. Но будущее не в широком смысле, не в том, о котором могут рассказать карты, гадание по руке, звезды или печень кролика (6), а в том, что касается ближайшего будущего. Так, посредством жребия или бросания монетки или костей и древние римляне, и прочие европейцы нередко выбирали на должности, отправляли в опасное путешествие, на войну, жребий же определял очередность на состязаниях и гладиаторских боях и так далее. Таким же свойством обладали и кости, различные комбинации которых подсказывали людям, как им поступить. Смысл здесь в том, что посредством жребия или костей с людьми разговаривали оракулы, боги, подсказывая им правильное решение. Не желая брать ка себя ответственность, правители и предводители бросали жребий, тем самым как бы оправдывая себя в принятии непопулярного решения, намекая: «Это не я так захотел, это боги». Жребий помогал узнать, определить будущее, олицетворяя собой соединение судьбы и случая воедино.

Этот способ определения участи практиковался так часто, что, оставаясь актуальным до сих пор – мы и теперь иной раз тянем жребий или бросаем монетку, задал рамки понимания того, описанию чего мы посвятили несколько глав.

Описанная ранее Фортуна, ронявшая с небес на голову людей символы ремесел, короткая или длинная соломинка, указывающая на избранность, – все это давно отпечаталось в сознании и мировоззрении в виде архетипических образов, в виде концептов, задающих координаты мифа, как старинного, так и современного.

Почему плеяды блестящих мыслителей, столь обильно обсуждавших судьбу и случай, не изменили подоплеки понятия? А потому, что никто индивидуально не может изменить миф или создать его просто по своей воле. Миф создается коллективно, а мыслители и философы никогда в обществе не были в большинстве.

Важным здесь является вопрос о том, кто именно на самом деле бросает кости, подсовывает жребий, какой бог – хороший или плохой?

Ответ на него не прозвучал однозначно ни у европейцев, ни у заимствовавших этот образ цивилизаций, но, тем не менее, эта трактовка концепта судьбы сама по себе имела и имеет существенные последствия.

Поделиться с друзьями: