Меня зовут Дамело. Книга 1

— Боулинг «Храм Солнца» в «Трансвааль-парке»! [84] — Диммило торжествующе разворачивает лэптоп — его, Дамело, лэптоп. Кажется, пуская в свой дом посторонних, молодому кечуа не помешало бы запаролить комп. Ведь для белых людей не существует ничего святого, никаких уака. Стоит им оказаться в чужом доме, в душе, в мозгу, как они пробираются в каждый уголок, бесцеремонные и неудержимые, точно вода. Но иногда это оказывается полезным.

— Постой! — Дамело хватает лэптоп и, чертыхаясь, лупит по клавишам, проверяя догадку. — Великое Жертвоприношение…

84

«Трансвааль-парк» — спортивно-развлекательный комплекс в районе Ясенево на юго-западе Москвы, открытый в июне 2002 года и обрушившийся 14 февраля 2004 года, жертвами стали 28 человек, в том числе 8 детей — прим. авт.

Все верно, именно там три цикла назад свершилось то, что белые назвали катастрофой, а кечуа — Капак Хуча: мертвые взрослые и мертвые дети, погребенные в аквапарке, гигантском стеклянном колодце, превращенном в сенот, большая кровь, большая вода — всё, как боги любят. Новое уака в городе белых.

Инти будет там, туда он поведет Тату в День влюбленных, в день большой крови, чтобы сделать из нее богиню Луны, покровительницу любви и измены. Кто знает, не заберет ли он еще два, три десятка жизней во славу своей сестры и жены?

— Еба-а-ать… — потрясенно выдыхает Димми. Дамело кивает. Пусть боги плодородия, к которым белые взывают при каждом случае, спасут их от бога Солнца, от нового Капак Хуча. У соплеменников Диммило слишком короткая память и слишком большие аппетиты, чтобы отказаться от опасных уака. Белые всегда возвращаются туда, где поселилась смерть, и строят себе дома на крови. Храмы на крови. Боулинги на крови.

Богам нравятся увеселительные заведения, крещеные столь основательно. Дамело не остановить Инти. Он придет, чтобы убивать.

— Немного легкомыслия, заинька, — ласково тянет Сталкер, гладя напряженную спину индейца, щекотно обводя узлы мышц кончиками пальцев. — Димочка прав: ты чересчур серьезен. Ты даже серьезнее ваших богов. Бери пример со своих предков! Можно убивать детей, а потом жить долго и счастливо. Ну не спасешь ты этих несчастных, сгорит тот боулинг синим пламенем — все равно через пару лет про пожар забудут. Разве что родня будет по родительским субботам на кладбище таскаться. Букетики на животы усопшим ложить. — Губы ее кривит презрительная усмешка.

— Не может же он оставить все как есть? — Маркиза заходит с другого бока, прижимается щекой к плечу, смотрит снизу ласково и насмешливо. — Он мужчина. Мужчинам контроль важнее результата. Правда… заинька? — Последнее слово прямо сочится ядом. Дамело не уверен, что понимает, кому адресована провокация — ему или Сталкеру.

Маркиза-кухарка однажды призналась ему, что мечтой ее детства было собственное телешоу. И когда она, маленькая, играла в телеведущую, никто не мог ее перебить. Про Сталкера индеец и сам знал: переломить ее упрямство смог лишь один человек — он сам, Дамело.

— Без нас ему не справиться, — не замолкает Маркиза. — Мы ведь пойдем и поможем нашему мужчине, а, старушенция?

— Останься дома, — голосом сладким и теплым, словно карамель, текущая по лезвию ножа, отвечает Сталкер. — Пирожков напеки. Как родному внуку.

Сапа Инке везет на умниц, не знающих, когда остановиться.

Маркиза щерится, осматривая соперницу с головы до ног, точно для гроба обмеряет. Дамело и Диммило обмениваются понимающим взглядом: мир устроен так, что кобели дерутся, а суки убивают. Вдруг сучьи привычки помогут тем, кто попал в храм Солнца в день Великого Жертвоприношения, будто кур в ощип? Все-таки Маркиза и Сталкер — гончие Тласольтеотль, выбранные богиней за несгибаемое упорство, за готовность ползком ползти к добыче, на разъезжающихся лапах, с перебитым хребтом, с одной-единственной мыслью о мягкой, вожделенной глотке, в которую так и хочется вонзить зубы, хоть напоследок…

Дамело сидит над компьютером заполночь, листая страницы в поиске. Чего он ищет? Приглашения от золотого бога, зашифрованного под рекламное объявление? Почему нет? В мире высоких технологий встречаются и более удивительные вещи. Кечуа пялится в монитор, точно под гипнозом, но за разноцветным свечением видит только тьму и помнит только тьму, ничего, кроме сырости и мрака Хурин Пача, царства гниения всего, что умерло, и вызревания всего, чему предстоит родиться.

Скорее всего, он увидит Хурин Пача уже завтра. Диммило, старый друг, отправится прямиком в заоблачный рай. Зато Сталкеру и Маркизе светит поле шлюх и долгое-долгое искупление грехов. Роковой ошибкой стала для них влюбленность в Последнего Инку. Влюбись обе дурехи в кого другого, столь же неподходящего и равнодушного, лишь бы не в чужака, в своего, из их мира, мира белых — змеиная мать не имела бы власти над этими душами. Но теперь они последуют за возлюбленным в его инкский ад, даром что белые. Орфей наоборот, вот ты кто, Дамело.

Амару, посредник между мирами, сидит, положив башку на клавиатуру, словно кот.

— Хочешь, я залезу к ним в животы [85] и никуда они не пойдут, останутся дома? — предлагает он под утро.

Дамело отмахивается: не хватало ему защищать своих гончаков. Все, чего он хочет сейчас — выпить кофе. И лучше, чтобы это не выглядело драмой. «Вот мой последний глоток перед жуткой смертью, друзья».

* * *

Завтра наступило сегодня. К утру снег растаял, превратившись во дворах в жидкую грязь, а на ребристых крышах — в зачерненную сажей воду. Нечистая капель злобно молотила по окнам, точно пыталась разбить стекло. По небу, не прикрывшись ни единым облачком, плыл Инти-небожитель, отбрасывая длинные синие тени. Под его взглядом Дамело съел свой последний завтрак в мире живых — привычно-горчащий кофе и ни крошки сдобы на столе, лишь выпученные зенки глазуньи.

85

В некоторых провинциях Перу верят, что двуглавые змеи Амару забираются в женщин, вызывая боль в животе — прим. авт.

Кечуа любил поздние завтраки на своем чердаке, залитом солнцем, такие редкие, неспешные, полные неги. Жаль, что насладиться напоследок нервов не хватило. Впереди для себя и подруг Дамело видел не сырую темень небытия, а самый настоящий ад — три лучших места в партере.

Жизнь его окончится в тот самый момент, когда Сапа Инка восстанет на своего божественного предка и попытается сорвать церемонию нисхождения Мамы Килья в средний мир. И конечно, ни один загробный судья не поверит: индеец не ведал, где он, с кем он, против кого он. Потомок Инти не мог не знать, что он в храме Солнца, у жертвенника, крещеного кровью, а не в дешевом боулинге, где за три страйка [86] наливают стакан халявного пива. Последыш царского рода не спутал бы Саввушку Едемского с золотым богом, как не спутал бы поддельный тотемный столб с настоящим, даже будь фальшивка правильно кривовата, посечена осадками и грозна на вид — она всего лишь фальшивка. Лубок для туристов.

86

Страйк — удар при игре в боулинг, выбивающий все десять выставленных кегель — прим. авт.

В овражисто-холмистое, бесприютное, открытое всем ветрам Ясенево четверка богоборцев отправляется без понтов и романтики, на такси. В машине девицы жмутся к Дамело, их руки ползают у индейца под свитером, комкают футболку, оттягивают ремень джинсов, два блестящих, жарких рта наперебой вылизывают губы Дамело, пока хладнокровный столичный таксист и Димми, сразу занявший пассажирское место, усиленно делают вид, будто ничего не происходит.

Кечуа, не сопротивляясь, поворачивает лицо вправо, принимая поцелуй одной, и скашивает глаза влево, ловя улыбку другой. Сталкер и Маркиза переигрывают, пережимают. Чтобы обмануть бдительность Инти, совершенно незачем сходить с ума, седлая бедра его потомка в такси, елозя языками у Сапа Инки в ушах, создавая стереофонический эффект мокрого хлюпанья. Они договаривались всего-навсего сделать вид, будто едут в клуб, не представляя, кто их там ждет. ЧТО ждет их, одуревших от праздничного драйва. А устраивать оргию на заднем сиденье — перебор. Спутницы Дамело похожи не на проституток, ублажающих размякшего клиента, не на клубных девочек, едущих в модное местечко повеселиться за чужой счет, нет, они похожи на две ипостаси Лилит, вышедших замуж за Самаэля и Асмодея, за две ипостаси сатаны. И приступивших к главному занятию медового месяца, не доезжая до мотеля.

А, все равно. Пусть наиграются всласть перед тем, как подохнуть. Пусть померяются друг с другом, раз уж помериться со своей главной игрушкой женщинам Тласольтеотль явно и бесповоротно нечем.

Там, куда они едут, нет ничего, кроме ветра и солнца. Ледяные ясеневские поля, грязно-белые, в потеках трасс холмы, голые перелески, пятна тел и машин на снегу — зимний московский Брейгель. Диммило не глядя сует водителю несколько купюр и пулей вылетает из оскверненного такси, а Дамело и его дамы еще долго выбираются, вываливаются из задней дверцы сплетенным клубком конечностей, шарфов, спутавших шеи попарно, сползших с плеч курток — и, разумеется, флюидов похоти, почти материальных в морозном воздухе. Видавший и не такое водила газует, не дожидаясь надоевшего «Спасибо, шеф!» Впрочем, Диммило настолько зол, что ни благодарить, ни извиняться не настроен, а язык Дамело по-прежнему занят.