Меня зовут Виктор Крид

А Ученика-то у меня – тю-тю, нету. Пришлось виновато разводить руками. И слать на х… Окинаву.

Но, оказалось, что к Юи Криду Красные уже приходили. Как к Главе Школы Синдо Рю. И его ученики, хоть в самой Битве не участвуют, но на Арене – частые гости.

Вот Дзен, и с этого края облом. И всё же, где б мне Ученика-то найти? Уже не для Битвы – туда я и сам съезжу… как-нибудь в следующий раз. А для самого себя. Для гармонии, почесывания ЧСВ и передачи ему багажа накопленных знаний.

***

Олимпиада-80. Всё же, она случилась раньше, чем мой нервный срыв. Бег с Олимпийским Огнём, Церемония Открытия, Возжигание Факела, песни, танцы, гимны… Грандиозное зрелище. А мне и полюбоваться-то некогда, я как сраный веник ношусь: то тут не готово, то там не доделано, то того встреть, то другого размести, то с этим обсуди, то с тем договорись… кошмар просто!

И вот, первый бой контактников из нашей команды… Честно, я так перед первой атакой на Британцев в первом ряду каре не волновался, как сидя на трибунах, на первом ряду, рядом с рингом. Да когда ко мне Шмидт со шприцем и Тессерактом шёл, мне так страшно не было, как в тот момент, когда рефери к лежащему телу подбегал.

Так-то, сам бой секунду продлился: наш парень просто сунул один раз короткий панч в голову оппонента, и тот слился. Обмяк и на пол лёг.

И какое же облегчение было, когда прокричали: «живой!». Думал, кончу в тот момент. Или кончусь.

И ведь так, Дзен его возьми, каждый раз! Каждый выход каждого члена нашей команды. На протяжении всех соревнований. Всей Олимпиады, Дзен!

К третьему августа, когда, наконец, Олимпийский Мишка воспарил-таки над переполненным стадионом, а советский хор спел ему «Досвиданья…», у меня не было уже никаких сил. Ни моральных, ни физических. Совершенно.

Я приехал в спорткомплекс Федерации, добрался до своего кабинета, взял чистый лист бумаги, первую попавшуюся ручку и написал на нём: *в правом верхнем углу*

“Тов. Сталину И.В.

От: Крида В.И.

*далее по центру*

Заявление:

Я заебался, я ухожу.

*с левого края под текстом*

3.08.1980 (подпись) Крид В.И.”

Сунул этот лист в руки ничего не понимающей Наташи. После чего собрал свои пожитки в спортивную сумку и “прыгнул” в Камар-Тадж, где буквально рухнул на пол комнаты Суо и отключился, стоило только закрыть глаза.

Сон только был какой-то странный: я снова смотрел на свое тело сверху. Откуда-то еще выше лился свет: яркий, теплый, приятный, чуть щекочущий. Он проходил сквозь “меня” и падал на мое тело. Он лился и лился, а под его воздействием в теле формировался, словно бы копировался другой “я”. Другой, но совершенно точь-в-точь такой же. Полная моя астральная, ментальная, эфирная или какая там еще копия. Совершенная и абсолютная, со всеми знаниями, навыками, привычками, с личностью и сущностью… И этот другой “я” начинал “прорастать” в тело, сливаться с ним, осваиваться, а тонкая серебряная нить, что соединяла с оставленным телом “меня”, истончалась, таяла. “Меня” начинало сносить и тянуть куда-то… Свет исчез.

Нет уж! Так не пойдет! Я уже оставлял свое тело и больше не хочу! “Я” что есть сил рванулся в свое тело, резким, мощным ударом выбивая из него того, другого “себя”. Вспышка, и я открыл глаза, рывком принимая сидячее положение. Быстро ощупал себя, вскочил, попрыгал, выполнил максимально быструю короткую связку “боя с тенью”, опустил руки и облегченно выдохнул, после чего расслабленно рухнул обратно на мягкий теплый пол комнаты Суо. Как раз открылась дверь, зашла она сама. Я поманил ее к себе, похлопал рядом с собой ладонью по полу и хитро подмигнул. Она ответно улыбнулась и легла ко мне. Дальнейший бурный и продолжительный супружеский секс выбил из головы остатки дурацкого сна.

***

Глава 71

***

Неделю я только спал, ел и отдавал накопившиеся супружеские долги. Даже собственными тренировками не занимался. Часами мог просто сидеть на камне и бездумно смотреть вдаль остановившимся рассеянным взглядом.

Суо в такие часы меня не беспокоила. Даже не подходила.

Похожее состояние у меня было в сорок третьем, когда мы с Эриком, тогда уже Эриком, осели в Швецарии, и вдруг оказалось, что всё. Просто всё. Безумная гонка наперегонки со смертью закончилась. Мы «добежали» и больше «бежать» не надо.

Это дикое, на самом деле, состояние. Ну, кто когда-либо испытывал что-то подобное, тот поймет. А кто не испытывал, тому не объяснишь эту гулкую, звенящую пустоту в голове. Эти «фантомные порыва» немедленно сорваться и куда-то бежать, а следом за ними понимание – что бежать никуда-то и не надо. Накатывающее облегчение с привкусом беспомощности.

А через неделю мне в руки попалась газета. Не знаю, как она оказалась в Камар-Тадже, может Суо принесла, может кто-то из её учеников. Обычная газета, даже не Советская, и не свежая, какими меня снабжали в Москве. Не вникал в подробности того, кто следил за этим, но на журнальном столике в моём рабочем кабинете, всегда, каждый день была свежая пресса. И обязательно несколько разных изданий. Я, иногда, честно говоря – довольно редко, когда выдавалась свободная минутка, брал почитать какую-нибудь. Правда, «свободная минутка» выдавалась совсем не часто.

Вот и тут, заметил лежащую газету и прихватил её со стола, следуя на улицу. Совершенно не запомнил, что было за издание. Да мне, в принципе, было и не важно.

Я открыл её и замер, бараньим взором уперевшись в фотографию Высоцкого… в траурной рамке. Оказывается, он умер прямо во время проведения Олимпиады. И его хоронили чуть ли не всей Москвой. А я-то, забегавшись, даже и не знал об этом.

Нельзя сказать, что мы с ним были близки. Нет. Сталкивались несколько раз на «Мосфильме». Нас представил друг другу Брюс в семьдесят третьем. У них какой-то совместный фильм был. И позже, несколько раз мы с Суо выбирались на его выступления, два раза ходили в театр на Таганке.

Я помню, как пытался затащить его к себе в ученики, увлечь Боевыми Искусствами, спортом… но Владимир Семёнович совершенно этим не интересовался. Позднее, я продавил ему один официальный большой концерт в Спорткомплексе Федерации, в большом зале.

Ну, как продавил? Просто попросил его выступить, а всех официальных лиц, что приходили, пытаясь отговаривать, намекали на проблемы, неприятности, нежелательность… слал лесом. Допосылался до того, что в день концерта, в зал пришёл САМ.

Ну, что сказать? Иосиф Виссарионович тогда, после концерта, сказал: «Хорошие песни. И поёт хорошо. Талантливый человек. Но, товарищ Крид, полегче, пожалуйста, с товарищами из Исполкома – люди ведь на работе».

Это было в семьдесят шестом… Правда, ситуацию для Владимира Семяновича это не сильно поменяло. Ведь те слова Сталин сказал тогда мне, а вот, что он сказал тем самым товарищам, с которыми просил быть «полегче»…

Да я и сам понимаю, что Владимир Семёнович, хоть и гений, но немаленькая часть его творчества – опасна. Слишком много свободы в его мыслях и его стихах.

Но это не главное. Концерты, цензура, сложности… все с чем-то подобным в жизни сталкивается. Кто-то может пробиться, кто-то нет, это обычно. Но я ведь хотел спасти ему жизнь. Собирался вколоть «сыворотку». Он же ведь тридцать восьмого года рождения, под «диету Эрскина» не попал.