Меняя историю

Мы посидели ещё часок, обсуждая современную литературу и мои планы на будущее, после чего Полевой начал собираться. Я расплатился с официантом, вызвал для Бориса Николаевича такси и отправил писателя домой.

Надеюсь, мой план удастся, иначе придётся придумывать другой. Я решительно настроился на контакт с руководителем Белоруссии. Своё место под солнцем я уже занял, моё имя мелькает то в писательских, то в музыкальных кругах. Настало время заняться страной, и кандидатура Петра Машерова в моих планах была приоритетной. Как историк, я помнил, что неплохо себя зарекомендовал и первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов. Но это был запасной вариант, если с Машеровым всё же ничего не выгорит. А могло получиться и так, что Пётр Миронович, когда я открою перед ним все карты, возьмёт и сдаст меня соколам Андропова. Кто ж его знает, чужая душа – потёмки. Хотелось верить, что до этого не дойдёт.

Ночь я провёл в гостинице, пока в Переделкино ночевать в одиночку не очень тянуло. Да и мотаться на электричке туда-обратно лишний раз не хотелось. А на следующий день мои мысли оказались сосредоточены на съёмках «Марсианина». На «Мосфильме» меня ждал Тарковский, где, как выяснилось, мне предстояло сняться в одной небольшой роли.

Едва переступив порог павильона, превращенного в Центр управления полётами, я буквально нос к носу столкнулся с Джеком Николсоном. Тот лениво потягивал горячий кофе, удручённо качая головой.

– Факинг кофе, – бормотал голливудский актёр.

Похоже, бодрящий напиток явно оставлял желать лучшего. Хорошо, хоть не цикорий ему предложили, хотя, как я успел заметить, некоторые сорта предлагаемого в СССР кофе по вкусовым качествам уступали даже цикорию.

– А, здравствуйте, Сергей Андреевич! – приветствовал меня Тарковский, оторвавшись от руководства хаотично двигавшейся по площадке массовки. – Идите тоже возьмите у костюмера белый халат, а потом я объясню вам вашу роль. Она несложная, буквально пара фраз.

Костюмер Антонина Васильевна вручила мне белоснежный халат, однако с застиранным пятном на левом подоле, и я направился к режиссёру за инструкциями. Выяснилось, что мне предстоит сыграть помощника генерального конструктора. Я вспомнил, что действительно был такой эпизодический герой в моём сценарии, который заявляется к своему шефу, протягивает ему папку и говорит: «Андрей Викторович, тут Соснин просил вам передать свои новые расчёты по орбите „Победы”. Говорит, это срочно, сам он скоро подъедет, а к его приезду вам желательно ознакомиться с расчётами».

Понятно, что пиши я роман хотя бы лет на двадцать позже, то ни о каких папках речи бы и не шло. Всё-таки в 90-х уже знали, что такое Интернет и сетевая передача данных. А тут, чтобы не забивать голову зрителю, расчёты по старинке приносят в папочке, вот Тарковский и решил отдать мне роль этого папконосца.

Начальника ЦУПа играл народный артист СССР Михаил Ульянов. Наверное, это был чуть ли не единственный человек на съёмочной площадке, с мнением которого Тарковский более-менее считался. Интересно, а с Николсоном Андрей Арсеньевич тоже будет пальцы гнуть? Пока, правда, голливудский актёр отдыхал, присматривался к происходящему. Как рассказал мне его переводчик, Николсон приехал в нашу страну только из-за Тарковского, которого чуть ли не боготворил. Ему предстояло сыграть американского астронавта в международном экипаже космического корабля «Победа». В соседнем павильоне уже был готов макет рубки управления, где актёров будут снимать сидящими в креслах.

Но самое интересное ожидало их впереди. Клушанцев придумал, как поместить «космонавтов» в состояние невесомости без использования тросиков и лесок. Когда Павел Владимирович мне озвучил свою идею, я чуть не треснул себя по лбу. В принципе, я знал о том, что невесомость можно создать в обычном самолёте во время свободного падения, как-то видел это и в научно-популярном фильме. Так вот, Клушанцев и предложил задекорировать салон самолёта Ил-76 под космический корабль, загрузить актёров с оператором, а если надо, то и режиссёр может слетать. Самолёт летит по параболе, и в момент «спуска с горы» возникает эффект невесомости. В это время актёры, обряженные в одежду космонавтов, парят по салону так, как нужно режиссёру, а оператор всё это дело фиксирует на плёнку.

Тарковский, видимо, малознакомый с физикой, сначала было поднял Клушанцева на смех. Но затем, пообщавшись с консультантом фильма, Героем Советского Союза Алексеем Леоновым, отнёсся к этой идее более серьёзно. Оказалось, что советские космонавты уже тренируются по подобной методике, о чём знал и Клушанцев. Так что сейчас вроде бы параллельно пробивал в Министерстве обороны самолёт для нужд съёмочной группы.

– Приготовились! Режим тишины, – разнеслось по съёмочной площадке, и разноголосица тут же смолкла.

– Мотор!..

– Сцена шестнадцать, – звонко пропела Верочка, щёлкая «хлопушкой».

– Камера!

Начался процесс съёмки очередной сцены. Тарковского почему-то не устраивало, как Ульянов в роли начальника ЦУПа распекает подчинённых.

– Мало экспрессии, мало, Михаил Александрович! Я вас прошу, побольше напора, голос должен звенеть, от работы всего коллектива зависит, удастся ли спасти советского космонавта или он так и пропадёт на этом злосчастном Марсе!

После третьего дубля мне стало скучно, и я решил побродить по «Мосфильму». Заглянул в соседний павильон, переоборудованный под командирскую рубку космического корабля, посидел в одном из кресел, представляя себя космонавтом. Ну а что, Тарковский при желании мог меня не в эпизод засунуть, а дать более достойную роль, сделать, к примеру, членом экипажа корабля «Победа».

«Гляди-ка, раскатал губу, – одёрнул я сам себя. – Славы захотелось, уже и в актёры метишь? Будь проще, и люди к тебе потянутся».

Потом мне надоело сидеть и в кресле пилота, и я отправился в другие павильоны. В одном снимали какую-то передачу для телевидения, в другом – музыкальный клип с группой «Самоцветы», как мне шепнул на ухо местный звукорежиссёр. А в третьем шли съёмки картины «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил». Ну конечно же, вот и Володя Высоцкий, перемазанный гуталином, он играл арапа. Я как раз попал в перерыв между съёмками, когда члены съёмочной группы могли выпить чаю или перекурить. То есть Золотухин и Петренко, к примеру, занялись чаепитием, а Высоцкий пошёл в курилку, и на выходе из павильона мы с ним столкнулись нос к носу.

– Ого, какая неожиданная встреча! – прохрипел бард.

– Здорово-здорово, тебя в гуталине и не узнать.

Мы обнялись, при этом у меня на щеке появился тёмный отпечаток, на который мне тут же указал Высоцкий и помог стереть отметину носовым платком.

– Рассказывай, какими судьбами?

– Да у нас тут в соседнем павильоне фильм снимается по моему сценарию. «Марсианин». Может, слышал?

– А как же, сам Тарковский снимает.

В голосе Высоцкого мне послышалась лёгкая ирония, да и губы скривились в слабом подобии улыбки. Мало ли что там у них было. Может, ничего и не было, просто, скорее всего, оба считают себя звёздами, а двум гениям терпеть друг друга рядом весьма затруднительно, не ужиться, хотя в истории кино полно противоположных примеров. Как бы там ни было, вероятно, именно по этой причине Тарковский не приглашает Высоцкого в свои фильмы.

– В общем, я там сегодня ещё небольшую роль играю, вот и соответствующий реквизит выдали, – подергал я воротник своего халата.

– Гляди-ка, растёшь, – расплылся в улыбке Высоцкий. – Книжки пишешь, песни сочиняешь, теперь вон и в актёры подался.

– А ещё мне дачу в Переделкино выделили, – не удержался я, чтобы не похвалиться. – Рядом с Окуджавой.

– Да ладно! Увидишь Булата Шалвовича – привет передавай. Уже обмыли новоселье?

– Жена ещё дачу и не видела, привезу её, покажу, надеюсь, одобрит выбор. Мне, во всяком случае, понравилась. Там раньше жил писатель Всеволод Иванов, который написал «Бронепоезд 14–69», и «Александра Пархоменко» сняли по его книге.