Мэр

– Мне не в чем признаваться! – вспылил мэр.

– Значит, вам не следует соглашаться на особый порядок. Ваш интерес: требовать полных слушаний по существу.

Он сделал паузу, желая убедиться, понял клиент сказанное или нет.

– Второе: слушать дело с одним судьей, вручив ему ключи и судьбу, либо требовать назначения трех профессиональных судей. – Он улыбнулся: – Естественно, раздав каждому по кусочку мозаики. Пусть складывают.

Павлову показалось такое сравнение очень необычным и образным. Но мэр лишь недовольно морщился – от обилия новой, не нужной в обычной жизни информации, от слишком быстрого объяснения адвоката и даже от этой образности.

– Какая еще мозаика, Артемий Андреевич! – отмахнулся он. – Это для вас процесс всего лишь мозаика. А я знаю лишь одно. Я не ви-но-ват!

Павлов терпеливо слушал.

– Поэтому и выбирать мне нечего! Каждый честный судья должен меня оправдать! Ну а посему и признаваться мне, собственно, не в чем!

Мэр сжал кулак и обхватил его другой рукой, а Павлов понимающе кивнул.

В любых восточных единоборствах боец начинает выступление или бой с приветствия, которое заканчивается похожим жестом. Это означает готовность к бою и концентрацию энергии. Мэру эти секреты, видимо, тоже были знакомы.

– Что ж, будем биться… – Павлов вытянул руки перед собой, повернул их ладонями кверху и увидел, что мэр тоже понял этот жест доверия и открытости.

Формальность

Алена была готова задействовать тяжелую артиллерию, стереть их в порошок и… вдруг обнаружила, что двери перед ней закрываются – одна за другой. Кто ссылался на закон, кто делал вид, что оказать реальную помощь не в его власти, а кто соглашался принять свои меры, но и только. Время шло, а ничего не менялось. Ее даже не пускали на свидание к мужу!

– Вы ведь не зарегистрированы как супруги, – виновато объяснил Алене молоденький и явно симпатизирующий ей офицер СИЗО.

Раньше этот факт ни для чего препятствием не являлся.

А потом сюрприз преподнес вернувшийся с видом побитой собаки адвокат Кротов:

– Органы опеки сомневаются в возможности доверить вам ребенка.

– Что? – не поверила Алена.

– И это еще не все, – жестом попросил внимания Толик, – есть более серьезное препятствие: формально вы не супруги, а ребенок не может быть одновременно усыновлен двумя чужими друг другу людьми.

Алена начала возражать и осеклась. Толик не был виноват – именно так работала мысль аппарата: нет записи, нет и супружества. Но, чтобы принять взаимное решение о регистрации брака, ей надо было поговорить с мужем, а к Игорю ее не пускали, потому что она формально не являлась его женой.

Дурдом…

Оборона

Павлов готовился к процессу тщательно и последовательно – вплоть до составления ведомостей по эпизодам и лицам и графика развития событий.

Если в прокуратуре над обвинением корпели практически все сотрудники среднего и высшего звена – помимо оперативных материалов и поддержки ФСБ и милиции, – то защите пришлось обходиться своими силами, а главное, своим умом и возможностями. А уж возможности у адвоката, как известно, безграничные, хотя бы потому, что он не зажат рамками должностных инструкций и приказов.

Об этом часто приходилось говорить Артему – в самых разных аудиториях, а на вопрос о правах защитника он неизменно отвечал:

– Безграничные! Как воля, свобода и вера; как воображение, талант и характер; как надежда и даже искусство. Без них вы не станете адвокатом. Однако основных прав у адвоката всего два. Ходатайствовать и жаловаться.

Именно здесь слушатели, как правило, удивленно хмыкали, а кто-то не выдерживал:

– И это все?!

– Иногда еще можно делать заявления, – поправлялся Артем и тут же уточнял: – Протестовать, вопреки голливудским стереотипам, адвокат не может. Это прерогатива прокурора.

Было, правда, еще одно право, но о нем имело смысл говорить лишь адвокатам-стажерам, – работать на износ. Иначе, используя, прямо скажем, немногочисленные права, добиться результатов было сложно. Вот и сейчас двадцать семь томов уголовного дела по Лущенко были проштудированы за две недели. Пакет собственных документов, составленных и подготовленных Павловым в защиту мэра, тянул еще на два-три тома. Но только этим исход процесса не предрешался: был еще и подзащитный – проблемный, непростой и на все – чего ни коснись – имеющий свой собственный взгляд.

– Далее, – шел Артем строго по списку, – что выбираете: судью Колтунова или все-таки троих судей?

– Если Колтунов и пара Соломонов, то согласен, – кивнул мэр. – Но ведь может выйти вместо одного Колтунова – целых три. Что тогда?

– Верно, – согласился Артем, – и, скорее всего, Соломонов для вас никто подбирать не станет. А вот Колтуновых… к вашим услугам!

– А еще могут и Ляпкиных-Тяпкиных назначить, – поддержал мэр. – Специально на мое дело.

– Может быть и такое, – признал Артем, – но решение принимать вам.

Лущенко озабоченно цокнул языком:

– Да уж! В том-то и загвоздка, что решение принять сложнее всего. Мне же хочется на вас все свалить…

Артем лукаво улыбнулся:

– Ну да. Как в анекдоте. Адвокат спрашивает подзащитного: «Что я могу еще для вас сделать?» – а тот отвечает, потупив глазки: «Может, вину на себя возьмете?»

Лущенко впервые за день улыбнулся, а затем не выдержал и рассмеялся – громко, в голос. Даже ведущие неусыпное наблюдение и прослушивание оперативники насторожились.

– Да, забавно все это… Но все же, что нам делать?

– Работать, – уверенно кивнул Артем. – Ваши помощники уже передали мне все бумаги, что я просил. Там набралось еще на одно уголовное дело.

– В смысле? – насторожился мэр.

– В смысле по объему, – успокаивающе улыбнулся Артем. – У них двадцать с лишним томов, как они считают, обвинительных документов.

– Двадцать томов?! – опешил мэр. – Откуда столько компромата?

Никогда не игравший в подобные игры, он понятия не имел, как заинтересованы следователи в том, чтобы произвести на доверчивую публику впечатление: пятьдесят томов уголовного дела! Сто томов!! Сто пятьдесят!!! Кто – больше?!