Мера прощения

11

Повод навестить Крысенко у меня был. Вчера, как доложил мне Фантомас, между старшим электромехаником и дневальной произошла небольшая перепалка. Дрожжину не удалось узнать, из-за чего поссорились, потому что, заметив его, Крысенко и Нина быстро помирились. Что ж, придется показать себя сверхусердным начальником.

Не знаю почему – врожденное это или приобретенное на работе, – но у всех электромехаников выражение лица такое, словно засунули два пальца в розетку или только что вынули, причем трудно понять, какое из них соответствует хорошему настроению, а какое – плохому. Меня встретили без особой радости: наверное, только что пальцы были вынуты из розетки.

– Иван Петрович, мне доложили, что дневальная нагрубила тебе.

– Нет-нет-нет! – Электромеханик замахал обеими руками, будто отгонял помехи, затруднявшие проходимость его слов к моим ушам. – Это я с утра был не в духе. Ну и побурчал немного на нее. Девушка она очень хорошая...

Пока он произносил панегирик в Нинину честь, я оглядел каюту. Либо она убирается плохо, либо отменный ты свинтус, Иван Петрович. Что ж, жить в грязи не запретишь. Зато слишком горячая защита дневальной насторожила меня. Наверное, он влюблен в Нину, хотя Фантомас утверждает, что Крысенко любит свою жену, по крайней мере, боится ее сильнее, чем тока высокого напряжения.

– ... Претензий у меня к ней – никаких, – заканчивает Кулон. – Не обижай ее старпом, хорошая девушка.

– Ты так уговариваешь меня, точно я растерзать ее собираюсь! – сказал я. Всегда надо самому обвинить себя в преувеличенном преступлении, какое собираешься сделать, тогда с тебя снимут подозрение.

– Нет, конечно... – смущенно бормочет он, и его смущение лучше всяких слов говорит, что подозревали меня в еще худшем.

– Думал, может, стесняешься сказать мне, потому что мало знакомы.

Кулон понял намек.

– Так давай, – он щелкнул пальцем по горлу, – познакомимся получше.

– Сейчас схожу за бутылкой...

– У меня есть... Коньяк с кофе – пойдет?

– Еще бы!

Он вынул из стола две малюсенькие электропечки, электрокофемолку, пакет с зернами кофе, ящичек с песком, две джезгвы и две фарфоровые чашечки. Заварив кофе на электропечках, он подержал джезгвы в песке, а потом перелил напиток в чашечки и добавил коньяка. Делая это, рассказывал, где научился готовить такую благодать.

– Стояли мы в Турции, долго, месяца полтора. Неподалеку от порта была кофейня. Ну, я и познакомился с ее хозяином, помог ему кондиционер отремонтировать и еще кое-что по мелочи. После этого целыми вечерами на дурняк кофе пил. Он научил меня готовить кофе по-турецки.

Наверное, хитрый турок научил, чтобы избавиться от нахлебника. Что ж, спасибо ему: давно я не пил путевый кофе.

Налив коньяк в чашечки, Кулон спрятал бутылку и открыл настежь дверь каюты. Потом нажал что-то под крышкой стола, и из двух динамиков, закрепленных в противоположных верхних углах каюты, полилась классическая музыка. Впервые встречаю на флоте любителя классики. Впрочем, каких только выродков не встретишь среди моряков.

– Дверь зачем открыл?

– Пусть все видят, что мы пьем именно кофе. Когда не прячешься, никто не заподозрит, что коньяк употребляешь.

Заподозрить, конечно, трудно. Особенно если учесть, что половина экипажа перебывала здесь на кофепитии. И еще труднее догадаться – от кого надо прятаться, ведь остальные не лучше. Впрочем, Кулону положено быть со сдвигом по фазе.

Я отпил маленький глоток из фарфоровой чашечки. Через пару минут мое сердце забилось, как удав с защемленным хвостом. Повстречайся мне хитрый турок, расцелую.

– Сигаретой не угостишь? – спросил я. – Забыл свои в каюте, а люблю под глоток хорошего кофе глоток хорошего дыма.

– Пожалуйста! – Он наклонился и выдвинул нижний ящик стола, битком набитый блоками сигарет. – Тебе какие – «Феникс», «Вега»: «Ту», «Опал», «Родопи»?

– Любые, – ответил я, справившись с удивлением. – А зачем столько набрал?

– Да знаешь, у меня жена – хорошая у меня жена, порядок любит – не разрешает курить. Как в порт приходим, так у меня «сухой» и «бездымный» закон. Еле выдерживаю до отхода в рейс! А отпуск не люблю – жуть!.. Но жена у меня славная – ничего не скажу.

– Значит, по выходу из порта ты первым делом затариваешься в артелке сигаретами?

– Ага! Жена ведь не догадывается, что там есть курево. Кто-то ей наябедничал, но я успел предупредить Клиппера, и он сказал, что я сигарет – ни-ни, только продукты беру.

– Ну, ты хитер!

Кулон засиял в довольной улыбке.

Вообще-то хитрость – привилегия дураков, но я не встречал человека, который это обвинение не принял бы за комплимент.

– С куревом у меня постоянно неприятности, – пожаловался он. – Представляешь, в прошлый рейс, в самом начале... да, как раз только Суэц прошли... прибегает ко мне помполит, чуть ли не за грудки хватает и орет: «Показывай!» Я не врубился сразу, глазами хлопаю: что ему от меня надо? Оказывается, он решил, что я на сигареты наменял тряпок у арабов. Ну, дубина!

– Говорят, большая сволочь был.

– Я бы не сказал. Помполиты – они все такие – шибко правильные. Мы с ним потом, как с тобой, кофейка попили, поговорили по душам. Неплохой мужик. Правда, на следующий день заявил, что должен доложить куда следует о моих пьянках. Ну и правильно, работа у него такая.

Господи, кого только земля не носит! Или море. Впрочем, иваны петровичи достойны своих помполитов. Когда встречаю баранов, любящих кнут, готов пойти на все, лишь бы выбиться в пастухи. А может, поэтому и страна у нас такая, что все пастухи – выходцы из баранов? Ведь раб, добившийся свободы, может быть только надсмотрщиком.

– А за что его третий помощник грохнул?

– Не знаю. Вроде бы тоже хороший парень. Наверное, не поделили что-нибудь. Ты бы видел, как третий помощник в кают-компанию заходил! Остановится в дверях и спокойно так говорит: «Приятного аппетита всем, кроме первого помощника».

– Может, из-за женщины?

– Не-е! Женщины все заняты были. Помполит и на меня из-за женщин наезжал, думал, что я с камбузницей. Но я объяснил ему, что человек женатый и всякими там глупостями не занимаюсь. Посоветовал ему за штурманами понаблюдать. Он не так понял, на старпома напал, а камбузница-то со вторым – ха-ха-ха!..

Меня передернуло от его хохота. Во-первых, не ожидал, что он умеет смеяться, не вязалось это с его отключенной физиономией; а во-вторых, смех был какой-то неживой, словно записанный на магнитофон и прокрученный через динамик с порванным диффузором.

– Зато третьего механика и дневальную он сразу вычислил. Они, правда, и не скрывали. Я его, конечно, попросил, чтобы машинное отделение не трогал. Пообещал он мне и, действительно, оставил Андрея в покое. Мы – «машина» – не то, что вы – «палуба», за своих умеем постоять...