Мерецков

Отправились в войска не на комфортабельной редакционной «эмке», на которой Ортенберг приехал из Москвы, а на открытом «виллисе». Гостя это не удивило. Он слышал и об этой привычке Кирилла Афанасьевича. Генерал требовал, чтобы командиры и политработники, в каких бы чинах они ни находились, ездили на фронт в открытых машинах. Если он встречал на дороге «виллис», на котором была надстроена «башня», останавливал и выговаривал:

— Почему прячетесь? Солдат должен вас видеть, а вы его…

Мерецков в открытой машине поеживался от пронизывающего ветра, то и дело прикрывая лицо рукавицами. Он терпел, и гостю пришлось показать свою выдержку.

В пути Ортенберг спросил командующего фронтом:

— Что, последняя проверка? Последние приготовления? Мерецков объяснил, что вплоть до 11 января, чтобы скрыть от вражеской разведки готовящуюся операцию, войскам было запрещено приближаться к исходным позициям. Вышли они только в эту ночь, надо посмотреть, как устроились, как готовятся к атаке.

Прибыли в 327-ю стрелковую дивизию полковника Полякова. Она стояла на главном направлении удара, восточнее рощи Круглая. Заехали на КП дивизии, потом на командный пункт полка — они были почти рядом. Там вовсю кипела подготовка к наступлению. Здесь надолго не задержались, торопились на передовую, в ротные и взводные блиндажи и землянки, где солдаты должны были провести ночь перед штурмом… В обратный путь отправились за полночь по запутанным лесным дорогам. Шофером руководил сидевший с ним рядом адъютант Мерецкова капитан Борода. Проехали немало, пора уже быть командному пункту, а его все нет. Остановились. Мерецков вылез из машины. Огляделся, спросил адъютанта:

— Борода! Правильно мы едем? Куда?

— Едем правильно! — бодрым голосом ответил капитан и после небольшой паузы добавил: — А куда — не знаю…

Громкий смех нарушил ночную темень лесной глухомани. Поняв, что заблудились, Мерецков поменялся с адъютантом местами.

— Поехали, — сказал водителю и по каким-то заметным одному ему приметам вывел машину на верный путь…

Спустя много лет после войны Давид Иосифович навестил больного маршала Мерецкова на его даче. Он полулежал на диване и тихим голосом с грустью говорил о былом. Чтобы его развеселить, Ортенберг напомнил о той ночной поездке с Бородой. Маршал и впрямь развеселился. Он сказал, что с того времени фраза Бороды «Едем правильно, а куда — не знаю» стала на его фронте присловием, ее повторяли, плутая по тяжелым волховским дорогам…

* * *

12 января в 9 часов 30 минут около 2700 орудий и минометов Волховского и Ленинградского фронтов одновременно начали артиллерийскую подготовку. В ходе ее штурмовые группы и инженерные подразделения приступили к проделыванию проходов в заграждениях перед передним краем обороны гитлеровцев.

Через 1 час 45 минут под прикрытием огневого вала войска первого эшелона 2-й ударной и 8-й армий атаковали противника. Враг встретил наступающих сильным огнем. Стремительной атаки не получилось. Продвижение вперед частей волховчан проходило медленно и неравномерно. Несмотря на, казалось бы, мощную артподготовку, у фашистов сохранилось немало огневых средств и живой силы. Это из-за того, что в артподготовке участвовало большое количество 76-мм орудий и 82-мм минометов, которые не могли оказать эффективного воздействия на прочные дзоты.

Потребовалось дополнительно вести огонь по сохранившимся огневым средствам противника как массированным сосредоточением его, так и применением орудий прямой наводки, на что было затрачено много времени.

Немцы упорно сопротивлялись, особенно в опорных пунктах Липка, Рабочий поселок № 8, роща Круглая и Гайтолово. Однако постепенно упорство врага было сломлено. В течение первого дня бойцы 327-й дивизии овладели рощей Круглая, где гитлеровцы оставили убитыми и ранеными свыше тысячи солдат.

Войска 67-й армии Ленинградского фронта, преодолев заграждения на обрывистом обледеневшем южном берегу Невы между 2-м Городком и Шлиссельбургом, смогли вклиниться в гитлеровскую оборону на глубину до трех километров.

Во второй и третий дни в сражение были введены дивизии второго эшелона 2-й ударной армии. В ответ противник в ночь на 14 января перебросил сюда свой резерв — две дивизии из района Киришей. Немцы попытались контратаковать, но были отбиты.

К исходу 14 января войска Волховского и Ленинградского фронтов находились уже в двух километрах друг от друга. Части противника, оборонявшие Липки и Шлиссельбург, оказались, по существу, изолированными от остальных своих сил, действовавших в районах 1-го и 2-го Городков, Синявина и в лесу юго-восточнее от него.

15—17 января войска 2-й ударной и 67-й армий настойчиво продвигались навстречу друг другу.

Мерецков отдал приказ наступающим частям сосредоточить усилия в направлении Рабочих поселков № 1 и № 5, с тем чтобы соединиться там с войсками Ленинградского фронта.

Завязались ожесточенные бои за эти поселки, образующие коридор между 2-й ударной и 67-й армиями, который противник использовал для связи с группировкой, оставшейся на побережье Ладожского озера. Гитлеровцы дрались с остервенелым отчаянием. Однако их положение было уже безнадежным…

В полдень 18 января в районе Рабочих поселков № 5 и № 1 части Волховского и Ленинградского фронтов соединились. К концу дня южное побережье Ладожского озера было полностью очищено от немецко-фашистских войск.

Блокада Ленинграда на суше прорвана. Враг отброшен от Ладожского озера, освобожден Шлиссельбург. Правда, пока отвоеван лишь узкий коридор от Волховского фронта к Шлиссельбургу, полоска торфяного болота шириной от восьми до одиннадцати километров. Тем не менее с Ленинградом была восстановлена сухопутная связь, и, какой бы узкой она ни была, эта дорога заменила «Дорогу жизни», поскольку лед на Ладоге снова стал водой.

Это — победа! Очень значимая победа.

Эту победу советских вооруженных сил историки отнесут к числу выдающихся событий Великой Отечественной войны. Ее военно-политическое значение состояло прежде всего в том, что было разорвано кольцо, которым немецко-фашистские варвары пытались задушить ленинградцев. Для фашистов стало очевидным, что одна из главных целей наступления на советско-германском фронте — захват северной столицы СССР — недосягаемая цель.

Освобождение

Вечером 18 января 1943 года ленинградское радио предупредило слушателей, что в ближайшие часы ожидается важное сообщение. По городу распространялись слухи о прорыве блокадного кольца. Никто не ложился спать, всех томила надежда — надежда на скорый конец страданиям.

И вот долгожданное сообщение вырвалось из радиорепродукторов: «Блокада прорвана! Мы давно ждали этого дня. Мы всегда верили, что он наступит. Мы были уверены в этом в самые черные месяцы Ленинграда — в январе и феврале прошлого года. Наши погибшие в те дни родные и друзья, те, кого нет с нами в эти торжественные минуты, умирая, упрямо шептали: "Мы победим"».

А утром следующего дня из 1500 громкоговорителей вместо тревожного стука метронома [95] зазвучали стихи:

…О, дорогая, дальняя, ты слышишь? Разорвано проклятое кольцо! Ты сжала руки, ты глубоко дышишь, в сияющих слезах твое лицо. Мы тоже плачем, тоже плачем, мама, и не стыдимся слез своих: теплей в сердцах у нас, бесслезных и упрямых, не плакавших в прошедшем феврале. Да будут слезы эти как молитва. А на врагов — расплавленным свинцом пускай падут они в минуты битвы за всё, за всех, задушенных кольцом…

95

Радиосеть несла информацию для населения о налетах и воздушной тревоге. Звучал метроном: быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный — отбой.