Меридон (др.перевод)

– А где живет тот человек? – спросила я. – Управляющий?

– Уилл Тайяк, – сказал Джеймс. – Он из очень древнего рода. Они здесь дольше, чем Лейси. Его кузен стал первым управляющим, когда умерла твоя мать. Но потом с ним случилось несчастье, и Уилл переехал сюда из другого поместья и принял его дела. Он живет в доме управляющего.

Джеймс указал на один из маленьких квадратиков чуть в стороне от главной улицы. Извилистая синяя линия означала, что позади дома протекает через лужайку речка Фенни.

– А к югу от дороги и от деревни идут поля, – сказал Джеймс. – Некоторые под паром, мы каждый третий год оставляем их под траву. На некоторых выращивают овощи – там очень солнечно. Но большей частью поля пшеничные. Это поместье знаменито высокими урожаями пшеницы.

Он помолчал.

– Из-за этого были войны, – сказал он. – В прежние времена, пока мы не учредили корпорацию. Были бунты и поджоги, когда Лейси продавали пшеницу за границу, моря голодом своих работников. Но все изменилось, когда мы учредили корпорацию и стали делить прибыль. Поля поднимаются так высоко по склону, как может взойти с плугом лошадь. Выше земля годится только на то, чтобы пасти овец. Здесь край холмистый, отсюда до Южной Гряды растет низкая сочная трава, а весной тут тысячи мелких цветов и орхидей. Бабочки летают огромными стаями – мелкие голубые и желтые. Жаворонки поют громко-громко, и кроншнепы водятся.

Он замолчал.

– Вам тут нравится, – сказала я. – Почему вы тут не живете?

Он покачал головой.

– Я собирался жениться на твоей матери и построить для нее дом, – сказал он. – Когда ее не стало, я не смог здесь жить.

Он на мгновение умолк.

– Я часто приезжаю, – сказал он. – Уилл Тайяк знает о работе на земле больше, чем я когда-либо выучу, но мне нравится приезжать и приглядывать: как идут дела.

Я кивнула, глядя на свою землю, распростертую на карте Джеймса, как лоскутное шитье из богатых тканей.

– Тебе надо будет изучить эту землю, – тихо сказал он. – Теперь ты здесь, и тебе надо будет освоиться, понять, что тут сажают, какие люди здесь живут и работают.

Я смотрела на карту. Мне казалось, что передо мной лежит мое будущее, а не просто поля.

– Наверное, я так и сделаю, – сказала я.

– Может быть, захочешь проехаться, все осмотреть? – предложил Джеймс. – Уилл Тайяк сказал, что приедет сегодня и повезет тебя прокатиться, если ты пожелаешь. Он лучше всех тебе тут все покажет, и он всех знает.

Я взглянула на Джеймса, и он увидел пустоту в моих глазах.

– Хорошо, – сказала я. – Я поеду.

– И, Сара… – сказал Джеймс, когда я шла к двери.

Я обернулась:

– Что?

– Ты хотела здесь оказаться, и вот ты здесь, – мягко сказал он. – Позволь себе радоваться хорошему. Я не скажу «забудь прошлое», потому что это безумие, это отрежет от тебя былую жизнь и тех, кого ты любила. Но – откройся Широкому Долу, Сара. Если ты станешь смотреть на него как на то, что пришло к тебе слишком поздно, плохо будет только тебе.

Я помолчала.

Он был прав. Боль и холод внутри меня не исчезнут, не излечатся огромной тоской и мучением.

Но я была упряма. И зла.

– Это все? – спросила я.

– Да, – сказал он, сдаваясь.

Я ждала в своей комнате, пока не увидела, как по аллее подъезжает бурая лошадка. Когда я спустилась на конюшню, Уилл был уже в деннике и пытался надеть на Море уздечку.

– Я велел Сэму не тревожить его, – приветливо сказал он поверх двери. – Ему с конем было нелегко, да и сам конь волновался. Вид у него испуганный. С ним дурно обращались?

– Да, – ответила я. – Он вообще-то не любит мужчин.

Уилл улыбнулся.

– А я вообще-то не люблю гунтеров, – сказал он. – Стало быть, оба мы сделали исключение.

Он подтянул подпругу и вывел Море.

– Где-то у нас тут было дамское седло, – сказал он. – Сэм может его для вас сыскать, если вы предпочитаете ездить боком.

Я покачала головой и забрала у него повод Моря.

– Нет, – сказала я. – Я в бриджах, так что могу сесть по-мужски. Я надевала амазонку, только когда… – я прервалась и про себя выругалась. – У меня нет амазонки. Наверное, надо будет завести и ездить все время боком.

Уилл кивнул и придержал повод Моря, пока я забиралась в седло.

– Я подумал, не съездить ли нам к Гряде, – сказал он. – Чтобы вы поглядели на поместье с высоты птичьего полета. День погожий. Видно будет до самого Селси и южных островов.

Я внутренне сжалась от упоминания о Селси, но на моем лице ничего не отразилось.

Уилл сел на лошадь и поехал первым по гравию дорожки, мимо террасы и розового сада, лежащего по правую руку от нас, на каменистую дорогу с глубокими колеями.

Колея была такой старой, что, казалось, ушла в землю и стала ее частью. Желтые камни в ней влажно мерцали, канавки по обе стороны дороги тоже были светло-желтыми, с пятнами черного торфа.

– Песчаная почва, – сказал Уилл, проследив за моим взглядом. – Для земледелия в долине лучше не придумаешь.

Нас затеняла от весеннего солнца путаница веток над нашими головами. Молодые листья окутывали их зеленым туманом, изгороди и лес выглядели так, словно кто-то накинул серо-зеленый кисейный шарф на черные кости ветвей. Море насторожил уши, слушая стук копыт по сырым камням.

Справа от нас высились старые деревья, густо росшие до самой канавы вдоль дороги. Огромные буки с серыми стволами и толстые узловатые столбы дубов. Стоявший возле первого поворота большой каштан склонил ветви низко над тропой, его листья, растопыренные, как пальцы, зеленые и крохотные, торчали из скорлупок почек, коричневых и липких, как тянучка. В глубине леса, на пригорке, стояли стройные сосны, и от запаха их сока воздух становился сладким, как обещание летнего тепла. На верхних ветках пели птицы, подобравшиеся к солнцу, насколько могли, а под деревьями лежал ковер из старых листьев с яркими пятнами примул и белых фиалок.

– Это парк, – сказал Уилл, указывая хлыстом. – Для красоты. Земли Холла, мы тут рубим деревья, только чтобы разобрать валежник. Но тут полно дичи. Кролики, фазаны, зайцы, олени. С тех пор, как поместье превратили в корпорацию, у нас тут не действуют законы о дичи. Жители деревни охотятся, как хотят, добывая пропитание. На продажу мы дичь бить не разрешаем. Иногда сюда приходят браконьеры из Петерсфилда или Чичестера, но мы за этим следим. По очереди караулим и выгоняем их с нашей земли. Однако большей частью нас никто не тревожит.