Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой

Мне оставалось вернуться к Ди Маджио, что я сделала с видимым удовольствием.

Интересно, что в это время я совершенно сознательно создавала образ Блондинки, пестуя его, репетируя и репетируя, продумывая каждый жест, каждое слово, каждый взмах ресниц.

– Мисс Монро, у Вас несколько странная походка, это результат какой-то травмы?

Хотелось ответить:

– Идиот! Какая травма?! Это долгие часы репетиций и постоянное наблюдение за собой со стороны, пока походка не стала привычной.

Но говорить этого нельзя, я «наивно» распахнула глаза:

– Я всегда так ходила, а разве остальные женщины ходят иначе?

В Голливуде полным-полно тех, кто помнил, как бочком ходила Норма Джин, как она стеснялась каждого шага. Но сколь велика легенда, уже через пару дней всем казалось, что так и только так всегда ходила будущая Мэрилин. И о цвете волос никто не помнил, и о бугорке на носу, и о заикании тоже…

Я действительно часами торчала перед зеркалом, принимая разные позы, изображая разные мины, то удивлялась, картинно вскидывая брови, то лукаво улыбалась, но изумленно вскидывала брови… Знаете, Док, именно тогда у меня появился большой учебник анатомии: чтобы владеть лицом, нужно хорошо знать его мышцы. А еще, чтобы научиться гримироваться, ведь выглядеть нужно не только перед камерой. Для съемочной площадки грим несколько иной, он ярче и грубее, потому что просто хорошо накрашенные ресницы не будут заметны при съемке крупного плана и у героини пропадут глаза, да и губы не мешает сделать ярче и полнее…

Но в моем лице немало недостатков помимо удаленного бугорка на носу или исправленного прикуса. И в жизни губы можно сделать чуть полнее и аппетитнее, а ресницы гуще и длиннее. Есть множество приемов, каким меня научил гример Уайти Снайдер. Уайти – настоящий друг, безо всякого сексуального оттенка, среди моих друзей есть и такие. Он прекрасный мастер, а любому хорошему мастеру очень нравится, когда подопечные стремятся научиться хотя бы части его мастерства.

Я никогда не мешала Уайти гримировать меня на съемках, не вмешивалась в его работу, но за пределами площадки пользовалась его услугами не так часто, он не взял бы денег, и отблагодарить Снайдера трудно, но учил охотно. Помню изумление Уайти при виде того самого учебника по анатомии:

– Это тебе зачем?

– Хочу знать, из чего состоит моя собственная физиономия. Уайти, это кошмар, сколько здесь всего и как все сложно.

Он взял меня за подбородок и повернул к зеркалу:

– Смотри вот сюда. Этого достаточно.

Но мне было недостаточно, я хотела стать идеалом не только на словах у Занука, но и во всем остальном.

Идеальная Блондинка… Фигура, внешность, походка… Я уверенно обживала образ, и мне очень нравилась его сила. Блондинка могла не беспокоиться, что ей не продлят контракт: если этого не сделает «Фокс», с удовольствием сделают другие. Блондинке нельзя давать ролей на пару минут на заднем плане, зрители возмутятся и забросают студию гневными письмами.

Я получила роль секретарши в «Обезьяньих шалостях», снова глупую, пустую, довольно комическую. Казалось бы, мало, но пока было достаточно и этого, к главным ролям я пока не готова, ведь играть на площадке приходилось Норме Джин, а она очень боялась света софитов. Наташа возмущалась, твердя, что это не та роль, на которую стоило бы соглашаться, ведь настоящей актрисы достойна только драма или трагедия. Я очень хотела сыграть трагедию, но пока это получалось только в жизни, да и то не всегда. Неужели Наташа не видела, что я не готова?

Зато роль Блондинки получалась с каждым днем все лучше.

Во время съемок меня вдруг сразил приступ аппендицита. Если честно, он был не настолько силен, чтобы делать операцию, но на студии намекнули, что пребывание в больнице пойдет только на пользу моему имиджу. Публика только что сочувствовала мне, превратившейся из сироты в девушку, заботившуюся о больной матери, сочувствие не мешает подогреть операцией.

Это было уже сумасшествие, потому что невинный вопрос о том, не будет ли шрам от операции слишком большим, тут же превратился в легенду о записке, приклеенной на мой живот, мол, доктор, постарайтесь сделать след от операции как можно меньше. И снова сказалось всеобщее сумасшествие, о записке совершенно серьезно рассказывали репортерам даже те, кто прекрасно знал, что ее не было, причем рассказывали, будучи совершенно убежденными, что собственными руками отклеивали листок с моего живота!

Доктор, я стала просто образцом действия пиара.

У Блондинки аппендицит! Ах, Мэрилин едва не погибла! Ее чудом спасли на операционном столе! Бедная девочка, на долю которой и без того выпало столько трудностей, больна!

Студию и больницу просто завалили тысячами писем с пожеланиями скорейшего выздоровления, а у дверей дежурили репортеры. Доктор, делавший мне операцию, мгновенно стал почти спасителем нации.

А я сама никак не могла решить, в каком же виде предстать перед репортерами при выписке – со следами страданий на лице и в полном блеске. Позвала на помощь Уайти Снайдера. Тот тоже задумался, но потом решительно взялся за грим:

– Нет, плохо выглядеть нельзя, ты же надежда нации!

«Надежда» выпорхнула из больничных дверей столь ослепительно красивой, что все ахнули. Ну уж позировать перед камерами я умела со времен работы у мисс Снайвли! Репортеры явно пожалели, что не захватили с собой по десятку камер, потому что менять пленки было некогда. Еще Норму Джин часто просили:

– Не так быстро, детка. Я не успеваю щелкнуть затвором.

Я показала, на что способна! Пинаповских фотографий Блондинки, которая и после перенесенной тяжелейшей (никому в голову не пришло, что это не так!) операции выглядит лучше некуда, сделали сотни. На следующий день Америка радовалась, что их любимица (а я уже была таковой для очень многих) не просто выжила (словно мне делали операцию не аппендицита, а по крайней мере на сердце), но и прекрасно выглядит.

– Мисс Монро, как скоро Вы вернетесь в строй?

Господи, все репортеры идиоты или это только мне попадались такие?!

– Как только позволят врачи, но я буду просить их об ускорении.

Подозреваю, что врачу пришлось дать с десяток интервью, рассказывая, как Блондинка вела себя во время операции (под наркозом). Я стала просто национальной героиней, наверняка врачам не пришлось уговаривать никого из пациентов, которым требовалась подобная операция. Если уж Блондинка решилась!..

Возле дома дежурили репортеры, но я заперлась, чтобы прийти в себя, да и что им говорить, снова и снова утверждать, что полна сил и энергии, нет уж, пусть пострадают в неведении.

Долго страдать не пришлось, роскошный подарок всем сделал Ди Маджио, появившись на пороге с букетом цветов. Джо не ожидал увидеть толпу любопытных репортеров и пришел в ярость, но отступать было некуда. Пресса просто обезумела: у постели любимицы Голливуда (да, теперь я звалась так!) дежурит легендарный капитан «Янки»! Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, потому сразу заподозрили подвох, подстроенный пиар-ход.

Ди Маджио не придумал ничего лучше, как начать опровергать. Я пока помалкивала, прекрасно понимая, что чем яростнее слухи опровергают, тем больше им верят. Так и случилось, когда я со скромным видом попыталась подтвердить слова Ди Маджио: «Нет, нет, что вы…», все решили, что детка смутилась. Смущение у актрисы Голливуда, бывшей старлеткой, – это из области фантастики, репортеры все прекрасно понимали, но журналисты – это одно, а зрители – совсем другое. Я называю это законом идиотизма, когда верят в то, во что разумный человек верить не может.