Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой

А еще были поездки в Нью-Йорк на обычной машине в черном парике и темных очках, хотя довольно скоро оказалось, что и без очков меня в музеях и галереях Нью-Йорка мало кто узнает, вернее, не узнает совсем. Я купалась в безвестности, как раньше купалась во всеобщем восхищении. Я снова была Нормой Джин, только теперь знающей цену успеху и славе, я не хотела славы Блондинки, я хотела просто отдохнуть.

Удивительно, но я вдруг поняла, что мне очень нужен… Ди Маджио! Понимаете, странно, но я в равной степени нуждалась и в умном Артуре Миллере, и в грубом Джо Ди Маджио. Мечта о Миллере все больше приобретала реальные очертания, но первым, с кем я связалась, приехав в Нью-Йорк, был Джо.

За это время адвокаты обсудили положение дел со студийными адвокатами, Грин оказался прав, простой Мэрилин Монро слишком дорого обходился «Фоксу», чтобы студия могла себе позволить не обращать на меня внимания. Только фильм «Зуд седьмого года», вышедший на экраны в 1955 году, принес «Фоксу» большие деньги, остальные были убыточными. Это не могло не вызвать уступчивость студии.

Грин ликовал, мы создали свою компанию «Мэрилин Монро продакшнз», контракт такого не запрещал, и выдвинули «Фоксу» собственные условия, которые Занук сначала счел неприемлемыми. Я не желала сниматься на студии более чем в четырех картинах за следующие семь лет, к тому же требовала выбора и утверждения сценария, оплата должна быть не меньше, чем у других звезд, к тому же я требовала права сниматься и в фильмах собственной компании.

Занук над всеми этими требованиями только посмеялся. Он был уверен, что не играть я не смогу, будучи разведена с Ди Маджио, я потеряла источник содержания, а потому нуждалась в работе. Но он не знал, что Грин действительно решил субсидировать меня, пока компания не встанет на ноги.

Пока мой враг в «Фоксе» скрипел зубами, я отдыхала. Занук не учел еще одного: меряя всех своей меркой, он думал, что я очень дорожу образом белобрысой идиотки, принесшим мне такую известность. Даррил Занук забыл о том, что Блондинка – порождение в равной степени мое и студийное, образ вульгарной крашеной особы создали студийные костюмеры, гримеры, сценаристы и сам Занук, растиражировала его студия, а я сама давно мечтала от него избавиться, а потому за такую известность обеими руками не держалась.

Что касалось денег, то и тут Занук запамятовал, студия никогда не платила мне много, даже за последний фильм «Зуд седьмого года» обещанные сто тысяч долларов так и остались устным обещанием, что, кстати, позволило моим адвокатам напоминать о нечестности студии по отношению к актрисе, приносящей такие дивиденды.

Занук стирал себе зубы, а я в Нью-Йорке занималась своими делами. Пока конфликт не разрешен, не определены условия моей дальнейшей работы, я не могла сниматься ни у кого другого, но имела возможность не появляться на студии. «Зуд…» имел грандиозный успех, огромные картонные фигуры Девушки сверху с поднятой порывом ветра юбкой возвышались на каждом шагу, что позволяло мне вздыхать перед репортерами:

– Видите, что они со мной сделали…

К осени, посчитав прибыли и прикинув убытки, на студии были вынуждены признать, что с Мэрилин выгоднее договориться, причем без обмана. Начались переговоры, приведшие к нашей полной победе. Контракт был заключен на наших условиях: четыре фильма за семь лет, восемь миллионов гонорар, обещанные за «Зуд…» сто тысяч вернуть с извинениями и право на съемки в фильмах своей компании!

Но главным для меня стали даже не деньги и новые права, а известие, что Даррил Занук подал в отставку! Его место занял Бадди Адлер. Победить Занука!.. О таком Норма Джин, обивавшая пороги студии, не могла и мечтать! Я визжала от восторга и скакала по комнате на одной ножке. На таких условиях можно и в «Фокс» возвращаться.

Грин перепугался, решив, что я откажусь от своей компании, пришлось его успокаивать. Если честно, то я была бы не против, но предавать Милтона не хотелось.

К этому времени ему и так стало нелегко. Нет, существовавшая только на бумаге компания пока не требовала никаких забот, и Милтон занимался фотографиями, но не успела у него закончиться война со студией в Голливуде, как началась другая – тайная – в Нью-Йорке, тоже со студией, только актерской, но тоже из-за меня. Схлестнулись те, кто претендовал на меня и мое имя, но не студии, а Страсберги и Милтон. Они просто не переносили друг друга!

Знаете, Док, в чем главная ошибка людей, имевших со мной дело? Меня все считали глупой и неспособной понять, что происходит, а если потом я вдруг поступала как-то «не так», проявляла разумный подход и даже хитрость, поражались. Почему все думают, что я не понимаю, когда меня пытаются использовать, тянут куда-то не туда или загоняют в рамки? Я понимаю, что я слишком пассивна и иногда просто ленива, чтобы давать отпор, заступаться за себя. Именно поэтому мне очень нужен рядом человек, который делал бы это, нужен защитник.

Таким защитником попытался стать Ди Маджио, но он слишком буквально понял свою роль, попытавшись разогнать от меня всех. Защитником мог бы стать Артур Миллер, но он был слишком занят своей собственной персоной, никогда не считая меня равной, а потому не полагая себя обязанным защищать. Но об Артуре и его защите позже, пока о Страсбергах.

У меня началась новая жизнь, кроме смены места жительства я сменила почти всех окружающих людей, я Вам уже рассказывала. В Нью-Йорке познакомилась со многими очень интересными людьми, со многими восстановила знакомство или сделала его более крепким. Но теперь меня окружали не дельцы от кино, а настоящие интеллигенты. Ди Маджио с ними было неинтересно, он предпочитал в таком обществе не появляться, такие насмешники, как Трумэн Капоте, например, в бейсболе не разбирались совершенно, а на неприятности вполне могли нарваться.

Я познакомилась, например, с Карлом Сэндбергом, чью биографическую книгу об Аврааме Линкольне изучила по совету Артура Миллера почти досконально. В это мало кто мог поверить, но это так.

А вот Карен Бликсен, путешествовавшая по Америке со своей книгой, пожелала познакомиться со мной сама! Очень интересная дама, одни умные темные глаза чего стоят. И книга об Африке у нее великолепная, она столько пережила, столько прочувствовала, столько знает…

(Рисунок утерян, что на нем было изображено, не известно. –Прим. пер. )

Это не рисунок моего детства, нет. Мне попала на глаза книга Карла Сэндберга «Рутамята», она детская, но совершенно замечательная.

Уже очень поздно, и я хочу спать даже без горсти таблеток снотворного, но все равно расскажу Вам о Карле Сэндберге. Почему мне в детстве не прочитали его «Рутамяту»? Без этой книги невозможно детство. Если Вам тоже не читали, немедленно найдите ее и прочтите своим детям. Док, у Вас есть дети? Если нет, запомните Карла Сэндберга и его «Рутамяту» и обязательно подарите малышам, когда будут.

Он добрый, он очень, очень, очень добрый. И стихи у Сэндберга замечательные.

Впервые о Карле Сэндберге я услышала от Артура Миллера. Он отзывался о биографии Авраама Линкольна, написанной Сэндбергом, почти восторженно. Если вспомнить, что я сама была в восторге от Миллера, то это лучшая рекомендация. Немедленно по совету Артура купив толстенную биографию, принялась читать. Если честно, то я редко дочитываю всю книгу до конца, для меня главное не то, что произойдет, а как это происходит и почему. Ведь если вдуматься, то к чему знать окончание какой-то истории, интереснее понять ее героев и пытаться представить себе, что же может произойти с ними дальше.