Мерило истины
Шрифт:
— Ну, что за судьба такая у меня? У всех все хорошо, а у меня… нервов не хватает. Надо охрану себе начать присматривать. Чтобы ни один урод даже близко подойти ко мне не мог без разрешения…
Он вздохнул и посмотрел в окно. Седой дворник, закончив работу, снял свою лыжную шапочку, белым платочком вытирал розовую плешивую макушку и улыбался, глядя на результат своих трудов.
— Пень старый, нищеброд… — вдруг рассердился на дворника прокурор.
Нуржан и Евгений Петрович уселись в машину. Пересолин завел двигатель, и они вывернули с ресторанной парковки на проезжую
— Ничего не изменилось…
— А? — не отводя взгляда от дороги, откликнулся Евгений Петрович.
— Говорю, как было все, так и осталось. Когда мы Елисеева свалили, я думал… сдвиги какие-то будут… в обществе. А получилось — пошумели, и все. Одного подонка посадили, а все остальные и в ус не дуют.
— Ну, почему — «в ус не дуют»? — возразил задумчиво Пересолин. — Кое-кто и задумался, наверное.
— Только не прокурор.
— Придет время — задумается, — убежденно сказал Евгений Петрович. — Наше дело правое, Нуржанчик, и, значит, враг будет повержен. Помнишь ведь, как Олег это говорил, когда мы ему обо всей этой истории сообщили? Мы не бесправны. Права у нас есть, только соблюдения их нужно добиться. И мы добьемся.
Алимханов хотел что-то сказать, но тут у него зазвонил мобильник.
— Ага, Мария Семеновна, — сказал он в трубку. — Встретились с господином Степановым, да. Вы уже собрались? Скоро будем…
Спустя немногим менее получаса они въехали на территорию детдома. В директорском кабинете их уже ждали Мария Семеновна, занимающая теперь должность нянечки, и Никита Ломов, после закрытия его дела и освобождения из следственного изолятора восстановленный в звании, но переведенный в УВД другого района.
— А Витька Гогин где? — Спросил Нуржан, войдя в кабинет.
— Разве наша звезда не прилетела еще? — удивился и Евгений Петрович.
— Пока в Москве звезда, — улыбнулась Мария Семеновна. — Рейс отложили. Но к вечеру вроде как обещал быть, только недавно звонил.
— Ну, значит, начнем без него, — сказал Евгений Петрович и обошел стол, чтобы сесть на свое место директора. — Итак, соратники… На данный момент дела наши обстоят… не так, чтоб уж очень хорошо. Скорее даже — наоборот.
— Ладно, я сначала скажу, — вдруг прервал Евгения Петровича нахмурившийся лейтенант Ломов. — Извините, что перебил. Но высказаться мне необходимо. Для целостности картины, так сказать. Мне по моим каналам стало кое-что известно. На вас, Евгений Петрович, дело заводят. Даже два.
— О как, опти-лапти! — поднял брови Пересолин. — Быстро они спохватились…
Мария Семеновна промолчала, только вздохнула. Видимо, то, что сказал Никита, не являлось для нее новостью. Нуржан, покрутив головой, коротко и зло цокнул.
— И в чем же я обвиняюсь? — осведомился Евгений Петрович.
— Я пока не полностью владею информацией, — сказал Ломов. — То, что уже знаю наверняка: речь идет о сто двадцать пятой и двести восемьдесят пятой статьях.
— Оставление в опасности и превышение должностных полномочий, — уточнил Нуржан. — Негусто.
— Для начала — вполне сойдет, — мрачно прокомментировал Ломов. — А дальше уже будут крутить по полной. Как им ваше здание-то понравилось…
— Не только в здании уже дело, — высказалась Мария Семеновна. — Это наказание. За
то, что сопротивляемся.— Ну ладно, — с хлопком положил обе ладони на стол Евгений Петрович. — Теперь картина стала яснее, вот и давайте разбирать ее по частям, дорогие соратники… Эх, жаль, Олега нет с нами. С ним бы…
— Справимся сами, — проговорил Никита. — Маленькие, что ли? Он ведь говорил, что спокоен за нас. Потому что уже сделал самое главное: показал и доказал, что с этими сволочами можно бороться. И одолеть. Значит, по поводу обвинений все же особо переживать не стоит, Женя. С этим я помогу, отобьемся. Я уже стратегию более-менее набросал в уме. Вот, послушайте…
— Так что на самом деле произошло-то, Разоев? — в десятый, наверное, раз задал вопрос майор Глазов.
Громадный Мансур, сидевший напротив него за столом, угрюмо и упрямо молчал, склонив заросшую густым черным волосом крупную голову.
— Если верить показаниям свидетелей, вы обнаруживали явное стремление напасть на рядового Иванова; более того, вы уже начали наносить удар, — майор покосился на экран стоявшего перед ним ноутбука, — но вдруг ни с того ни с сего застыли на месте, а потом повернулись и отошли, как будто обо всем на свете забыли… Так вот, меня интересует: что произошло между вами и рядовым Ивановым? Он вам ничего не сказал, он вас пальцем не тронул. С чего это вы внезапно отказались от своих намерений?..
Мансур молчал и не шевелился.
— Это перед следователем военной прокуратуры можете в молчанку играть! — повысил голос Глазов, пристукнув ладонью по поверхности стола. — То, чего я от вас пытаюсь добиться, никоим образом вам угрожать не может. Вы ни в чем не обвиняетесь, Разоев, понимаете или нет?! Я провожу свое расследование! Для себя, Разоев!
Рядовой Разоев молчал.
— Послушайте, — чуть наклонился вперед Глазов, — вы ведь в курсе всех… странностей, что рассказывают об Иванове. Именно с целью разъяснить его личность я сейчас с вами и разговариваю. Никаких последствий, уверяю, для вас эта беседа иметь не будет.
Мансур поднял голову.
— А вы… вызовите его, да? И сами спросите. Чего вокруг ходить, а?
«Ты еще мне поуказывай, как работать, — подумал майор. — Вызову, когда надо будет…»
Вслух же Глазов сказал:
— Всему свое время. Сейчас я разговариваю с вами. И потом, к чему ж мне Иванова вызывать? Он-то как раз не дрался. Он разнимал дерущихся и пытался урегулировать обстановку в расположении… Ни у меня, ни у кого другого из командования к нему претензий нет и быть не может. Разве что поднять разговор об объявлении ему благодарности.
— А я дрался, да?
— Не дрались, — согласился Глазов, — действительно. Вот мне и хотелось бы выяснить, почему вы, рядовой Разоев, человек, как это у вас говорят, авторитетный, и вдруг спасовали перед новобранцем?
Мансур вздрогнул и, зло взглянув майору в глаза, с шипением задрал верхнюю губу, обнажив крепкие белые зубы. Но уже через мгновение взял себя в руки.
— Зачем спасовал, а? Что мне его бить, когда он все правильно сказал? — насмешливо выдал рядовой Разоев явную отговорку. — Тут все как бараны… Их на голос возьмешь, они тебе бабки отдавать будут и унитазы языками мыть. Разве это хорошо? Он мужские слова сказал.