Мерлин

— Хм, — пробормотал Вортигерн. Я видел его затруднительное положение. Он не желал мне зла, а теперь, увидев меня лицом к лицу, жалел, что вообще ввязался в это дело. — Ладно, может быть, если он и впрямь сын Талиесина, то знает, как справиться с нашей бедой?

Ответ я адресовал Иораму:

— Пусть прежде Иорам нам объяснит, почему каждую ночь камни осыпаются и дневная работа идет прахом.

Иорам надул щеки, но не произнес ни слова.

— Давай, давай, — настаивал я. — Если ты не можешь сказать, отчего рушится стена, как ты можешь с полной определенностью утверждать, что лишь моя кровь способна ее укрепить?

Он злобно зыркнул на меня и с возмущенным видом повернулся к своему повелителю, но Вортигерн сказал твердо:

— Мы ждем, Иорам.

— Это уже известно, — произнес фальшивый друид. — Каждую ночь, пока строители спят, злой дух этого места расшатывает основание и раскидывает камни. Сколько бы ни воздвигли за день, к утру все лежит в руинах. — Он набрал в грудь воздуха и закончил снисходительно: — Поэтому средство одно — кровь рожденного от девы прочно скрепит камни, и злой дух нас больше не потревожит.

— Злой дух в тебе, Иорам, — сказал я, — а здесь никакого злого духа нет, как никто не рожден от девы, за исключением Одного.

Вортигерн хитро улыбнулся:

— Скажи нам, мудрый Мирддин, в чем же причина?

— Земля здесь кажется прочной, но под ней — озеро, заполненное водой. По этой причине земля оседает под весом камней, и стена рушится.

— Лжешь! — выкрикнул Иорам. — Это уловка, чтобы спасти себе жизнь!

— Истинность моих слов легко доказать, — спокойно отвечал я. — Вортигерн, пошли людей, пусть выроют яму, и ты убедишься в моей правоте.

Пеллеас, который все это время стоял рядом со мной, не знал, успокаиваться ему или пугаться.

— Вы уверены, хозяин? — прошептал он.

Вортигерн тем временем уже кликнул работников.

— Я знаю, что делаю, — отвечал я. — Погоди, это еще не все.

Я указал место, и работники сразу принялись копать. Яма все углублялась, и с каждой выброшенной лопатой земли лицо друида все больше расплывалось в злорадной улыбке. Казалось, до воды так и не дойдут.

Однако, когда глубина ямы достигла человеческого роста, один из работников ударил железной киркой и попал в камень. Камень раскололся. Работник вытащил кирку, чтобы ударить снова, и в яму хлынула вода. Пришлось строителям быстрее выбираться наверх, чтобы не захлебнуться.

Приближенные Вортигерна в изумлении следили, как бурлящая вода поднимается к краям ямы.

— Молодец, Мирддин! — вскричал Вортигерн, потом резко повернулся к Иораму и вопросил: — Что скажешь на это, льстец?

Отвечать было нечего. Иорам прикусил язык и злобно смотрел на меня. Его товарищи, сгрудившись вокруг, вполголоса сыпали бранью и бессильными заклятиями, которые никак не могли мне повредить и, словно стрелы, падали у их ног. Теперь я понял, в каком упадке пребывает искусство бардов, и сильно опечалился.

Талиесин, прости своих слабых братьев, если сумеешь. Невежество распространяется по всем четырем ветрам, истина изгажена.

Вортигерн велел мне требовать награду, и я ответил, что не возьму у него ни золота, ни серебра.

— Тогда возьми землю, друг, — предложил он.

— И землю не возьму. — Я ничего не хотел у него брать. Да и как взять то, чем он не вправе распоряжаться?

— Ладно, будь по-твоему. Но вечером уж непременно пожалуй ко мне на трапезу. А там, — глаза его недобро сверкнули, — будет веселье.

Мне отвели шатер для отдыха. Я лег спать и проснулся, когда слуга принес воды для мытья. Затем нас проводили в зал и усадили за высокий стол рядом с Вортигерном. Друиды по-прежнему были здесь и все так же ярились. Лица их были черны от злобы и гнева. Они не сели за стол, а устроились у очага.

— Привет тебе, друг Мирддин! — вскричал Вортигерн при виде меня. В руку мне тут же вложили гостевой кубок. — Вас Хайль! Твое здоровье! Пей, друг! И снова наполни чашу!

Я выпил и протянул чашу слуге. Ее снова наполнили, но я не стал пить и опустился рядом с королем. Пир был замечателен исключительно количеством приготовленного. Вортигерн и его приближенные отличались зверским аппетитом, но весьма неразборчивым вкусом. Яства подавали самые простые — черный хлеб, жареное мясо. Все было приготовлено хорошо, но совсем без приправ, и никак не украшено.

Вортигерн с жадностью набросился на еду; сгорбившись над миской, он зубами рвал мясо с ножа. Бедняга, в нем не было ни капли благородства. И зачем только он полез в короли?

За едой он молчал, потом, закончив, утер рукавом лицо и обратился ко мне:

— Ну что, теперь выпьем и поразвлечемся, Мирддин?

Пеллеас, прислуживавший за трапезой, чтобы быть ближе ко мне, насторожился и бросил предостерегающий взгляд, но Вортигерн не готовил мне западни.

Верховный король кликнул главного барда. Иорам с опаской вышел вперед.

— Не думай, что я забыл твое коварство, друид, — произнес Вортигерн.

— Если ты ищешь коварство, — мрачно отвечал Иорам, — взгляни лучше на того, кто сидит от тебя по правую руку.

— Довольно клеветы! — рявкнул король. — Не желаю больше тебя слушать. — Он призвал начальника телохранителей и объявил перед всеми собравшимися: — Эти люди, которым я доверил свою жизнь, оказались обманщиками. Они хуже предателей. Достань меч и убей их сию же минуту.

В этих словах был весь Вортигерн — решительный, безжалостный, стремящийся склонить на свою сторону влиятельного человека, который может оказаться полезным. Меч со звоном вышел из ножен.

Все это явно делалось для меня, потому что Вортигерн повернулся и произнес:

— Эти слепые колдуны желали твоей крови, пусть теперь не сетуют, что я пролью их.

Я ничем не мог им помочь — Вортигерн уже принял решение. Однако пусть хотя бы поймут, кого собирались уничтожить.

— Лорд Вортигерн, я хотел бы получить обещанную награду прямо сейчас.

— Клянусь любым твоим божеством, Мирддин, ты ее получишь. Чего ты желаешь?

— Я хочу поведать сказание, — промолвил я. — Пусть перед смертью увидят, что такое истинный бард.

Вортигерн рассчитывал на нечто более экзотическое, однако милостиво улыбнулся и велел принести арфу. Я встал перед столом и настроил струны, свита Вортигерна тем временем собралась вокруг. Кажется, я еще точно не знал, что буду рассказывать, но пока я перебирал струны, подбирая мелодию, слова сами стали складываться на языке, и стало ясно: я здесь не случайно, и слова придут.

Прислонив арфу к плечу, я обратился к Иораму:

— Ты пренебрег высоким бардовским искусством прошлого, так выслушай истинное сказание. — И, возвысив голос, сказал: — Слушайте и вы все!