Мерло красное или Мурло страстное
Шрифт:
— Не съехались? — его вопрос вернул меня из пустых воспоминаний.
— Нет. За время службы, его родители переехали под Питер. Поэтому сразу после дембеля он вернулся не в Щербинки, а к ним. Мне же из-за экзаменов вырваться удалось через полтора месяца. Ущемленная его молчанием я приехала без предварительного звонка…
Владимир взялся промазывать кремом вторую мою руку. Пересел и задал вопрос: — И что произошло?
— А к тому времени он закрутил роман с соседский девчонкой. Назвал невестой и очень быстро обрюхатил.
И молчу, потому
— И это все? Больше никаких влюбленностей, далее голый расчет?
— Нет… Затем семь лет отчаяния и боли, которые школа и дополнительные занятия с детьми глушили, но не особенно. После незначительное прозрение и соответствующая паника — я одна, да как же так?! И следом два года безрезультатного поиска достойного человека.
Мой тяжелый вздох он оборвал новым вопросом: — Нашли?
— Нет. Мое отчаяние завершилось поимкой хоть какого-нибудь жениха, лишь бы мужиком был. — Голос незаметно стал глухим, все же обиду на Максимилиана я затаила нешуточную и до сих пор с ней не разобралась. А зря… — Мужиком он не был, во всяком случае, со мной. Все это время он спал с одной из моих учениц, а дождавшись ее 18-летия, объявил: «ухожу!»… И ушел, правда, не сразу… — смешок перешел во вздох.
— Вы его останавливали? — не угомонился босс с очень нежными руками. Что ж в счет его мучений не буду скрывать, свою не сложившуюся семейную жизнь.
— Как раз, наоборот, на развод подала я. А далее… раздел имущества в его пользу и мой возврат домой с небольшим приобретением.
— Каким?
— А… с болячкой на нервной почве. Вот и вся моя любовь. — Я бросила взгляд на часы, которые милосердное начальство сняло перед процедурами, и заметила. — Босс, вам пора идти.
— Выгоняете?
— Да, время. — Пожаловалась я. — Выгоняю и с огромной неохотой, у вас прекрасные прохладные руки. Но мы здесь не для этого, собирайтесь.
— Жаль…
— А зря сожалеете. — Я повернула к нему голову и улыбнулась. — Вы сейчас удостоитесь нового взгляда на развитие журнала под другим углом.
— Надеюсь. — Мужчина медленно поднялся с кровати и, осмотрев меня, улыбнулся той самой очаровательной улыбкой.
— Будьте уверены, и про слона не забывайте. — Я подмигнула, вытягиваясь на белой простыне с довольной улыбкой: запах спрея уже не раздражает, ожоги не пекут, живот не урчит и глаза сами собой закрываются.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Он, прихватив вещи, ушел принять душ и переодеться в ванную. Вышел минут через тридцать, к этому времени я опять задремала. — Татьяна?
— Мммм?
— Я проведаю вас через час, может быть через два. А пока не ушел, вы чего-нибудь хотите? — забота, прозвучавшая в его голосе, мне определенно понравилась.
После почти полного расслабления чуть не ответила: вас, ваши прохладные руки опять на мою многострадальную шкурку, ваш голос и ваш интерес, а еще мартини и для фона песня Френка Синатры
«Strangers in the Night». Размечталась, подвела я итог и, прочистив горло, ответила:— Нет. Но уверена, что к вашему появлению пара тройка желаний появится.
— Хорошо, тогда я вас оставляю.
— Желаю хорошо провести вечер.
— Спасибо. Отдыхайте.
Дверной замок щелкнул, и я провалилась в сон с песчаным берегом и серебрящимся морем.
Пункт 27: не бойся, что не получится. Бойся, что не попробуешь
Сон снился потрясающий, я в волнах Средиземного моря путешествую под белым парусом. Солнце клонится к закату, над волнами легкий ветерок, а самое замечательное рулевой поет и вместо чего-нибудь лирического или романтического, пробивающего на смех или слезы слышится противное подвывание Иглесиаса:
Push push back upon it (girl)
Make me believe you want it
Push push back upon it (girl)…
На самом деле парень поет нормально, а местами его голос что-то будоражит внутри тоскливое и печальное, но сейчас единственное, что он успел растревожить так это меня, и мою не выспавшуюся вредность:
— Да?! — от моего недоброго хрипа абонент по ту сторону замешкался. А затем голосом Олега промурлыкал:
— Хм, на дворе такой приятный вечер, а ты не довольна…
— Ага. Вечер очень приятный… особенно тут, на море.
— Где тут, на море? — не понял он.
— Я в Тель-Авиве в шикарном гостиничном номере.
Он некоторое время думал, прежде чем задать простой вопрос с непростым подтекстом:
— И ты там… одна?
— Одна.
— Ммм, это интригует. И что ты там делаешь одна? — он явно курил, стоя на балконе, как и в прошлые наши беседы. Слышался лай собак, звук подъезжающих машин и отголоски детского плача у соседей внизу.
— Аха, — согласилась я, озираясь по сторонам глухого номера. — Но еще интереснее, что на мне.
— Что?
— Кружевные черные…
— Да-да-да… продолжай!
— В креме. — Выдыхаю я игриво.
— В креме?! Мое воображение рисовала ванную с пеной, но в креме тоже не плохо. — Произнес он и затянулся сигаретным дымом. — А в каком?
— Противоожоговом.
— Не понял.
— Сгорела. Лежу к верху кружевом в ожидании, когда со спины сойдет припухлость и покраснение. И крем на мне вовсе не сливочный.
— Так ты обгорела… — расстроено протянул он. — А я так мечтал тебя увидеть…
Кто о чем мечтает, а он все о том же — встретиться, увидеть и добить, кажется не склеилось у него с милашкой помладше и свежее, решил перейти на подножный корм, ну-ну…
— Я тоже мечтала, — продумываю как деликатно уйти без цирка и говорю, — но мой дорогой не пустил.
— Проказница, ты не говорила о муже. — Не расстроился горе-герой.
— Мы с тобой и о детях заикнуться не успели. — Простая констатация факта — о детях мы не заговаривали, но мне определенно понравилось как вопрос о детях воспринял он: